До Прудбоя оставалось несколько километров. Решили добираться своим ходом. Шли молча по обочине дороги. Вдруг Павлуша ни с того ни с сего сказал:
– А Кондрашов жив!
– Хорошо бы, – сказал я, – но с чего ты взял это?
– А он жив! Поспорим?
– Об этом я не хочу спорить. Не люблю мистику.
– А Жора все-таки жив! – настаивал Павел – Посмотри на землю. Видишь?
Я посмотрел на землю, но ничего не увидел, кроме многочисленных следов солдатских сапог на песке.
– Хватит темнить! – рассердился я. – Мне сейчас не до шуток.
Павел присел на корточки и указал на один из следов.
– Это его след!
– С чего ты взял?
– Когда в Пятиизбянке по немцам била «катюша», я лежал за Жоркой и видел, как по его каблуку прочертил след осколок.
– Я был бы рад поверить, но не могу.
– Как хочешь, а я не шучу.
По дороге зашли в какую-то часть. Нас интересовала не часть, а кухня. Щедрый повар отвалил нам целый противень жареной картошки, порций двадцать. Мы съели все, да еще набили карманы сухарями. Повар был удивлен. Много месяцев после мы набивали карманы сухарями и прятали сухари под подушку. Так поступали не только мы, но все, кто с нами перенес голод. «Голодный синдром», – говорил военфельдшер.
В Прудбое собралось немного тех, кто остался жив. Генерал Утвенко слегка пожурил нас за потерю оружия. Многие выплыли без оружия. В других условиях это было бы подсудное дело, но сейчас мы отделались выговором. В Прудбой Утвенко привез грузовик винтовок и автоматов. Нас было чуть больше восьмидесяти человек. Командование выделило нам участок обороны в шесть километров. Немцы в это время не очень давили на нас. А мы симулировали, что нас много, перебегая с позиции на позицию и открывая оттуда огонь. Были потери и у нас и у них, но это не шло ни в какое сравнение с той мясорубкой, которую пришлось испытать в Большой излучине Дона.
Сталинград
Балка Ежовская
Недалеко от станции Ежовка находился овраг, в котором расположились остатки нашей дивизии. Не помню, по какой причине, но генерала Утвенко среди нас не было. Командовал нами капитан. Мы несли потери, главным образом, от вражеской артиллерии. Не хватало боеприпасов. Питание радиостанций было давно израсходовано, и они не действовали. Наша балка находилась в «клещах» (неполное окружение). По приказу капитана я уже дважды посылал бойцов с пакетами в штаб 62-й армии с просьбой прислать боеприпасы, батареи для связи и солдат, но безрезультатно. Наше положение было почти безнадежно.
Каждый бой имеет свое лицо, но в общем все они похожи друг на друга. Маленькие радости и удачи, потеря товарищей. Те, кто погиб, для них все проблемы кончились, а живые продолжали бороться.
Этот эпизод запомнился мне больше других.
Утром был артиллерийский налет. В моей роте, сократившейся до размеров неполного взвода, два бойца были ранены. Перевязывая их, врач жаловался на отсутствие медикаментов. Вблизи от меня разорвался снаряд, я машинально отклонился назад. Прямо перед моим лицом, что-то шмякнуло о стенку окопа. Это был кусок от днища снаряда. Я потрогал его пальцем – он был горячим.
– Вас, лейтенант, должно, Бог бережет. Если бы эта дура шмякнула о вашу голову, то… – услышал я голос офицера штаба.
– А ты откуда взялся?
– Пришел по твою душу. Капитан вызывает…
Я поднялся и пошел за офицером. Не успели мы сделать несколько шагов, как новый артиллерийский налет. Немцы не видели нас и били по площадям. Налет кончился. Я поднялся с земли, а штабной офицер не поднялся: осколком ему раздробило пятку. Я стал звать врача. Вместо него прибежал пожилой военфельдшер.
– Я звал Сергея Хрисанфовича! – закричал я.
– Сергей Хрисанфович убит! – закричал мне в ответ фельдшер.
– Как? – не понял я.
– А так! – ответил мне фельдшер.
Он уже перевязывал ступню офицера. Из раны струей текла кровь. Потом мы вместе с фельдшером отнесли раненого в укрытие.
– Почему не являетесь вовремя? – строго спросил меня капитан. – Я полчаса назад послал за вами офицера.
– Он тяжело ранен, – ответил я.
Капитан заметно побледнел и долго молчал. Затем так же строго набросился на меня.
– Я приказал вам послать надежных людей с пакетами! Где они? Почему нет ответа?
– Видимо, что-то с ними случилось. Война, товарищ капитан.
– Сами пойдете с пакетом, если не можете подобрать надежных людей!
– Разрешите взять с собой еще одного человека?
– Берите!
– С вами пойдет еще человек от меня, – сказал лейтенант из СМЕРШа.
– Так будет надежнее, – подтвердил капитан, вручая мне пакет.
К Царице
Военно-полевое управление Сталинградского фронта (ВПУ) было выдвинуто вперед километров на сорок на запад от города (штаб находился за Волгой). Нам предстояло преодолеть опасный участок, где еще не сомкнулись «клещи», и доставить в ВПУ пакет. Мы быстро собрались и направились туда, где еще не был заблокирован проход. А над нашей балкой продолжали рваться снаряды, осыпая смертоносными осколками засевшие в балке войска. В этот день произошло радостное событие: над нашей балкой появилась «рама». Она летела на небольшой высоте, зная, что у нас нет ни зениток, ни полевой артиллерии. Какой-то солдат выстрелил в нее из противотанкового ружья, и «рама» рухнула на землю. Это было событием: за все время боев нам не удавалось сбить «раму». Все были возбуждены. Мимо нас пробежал человек с оторванной челюстью. Из раны торчал язык, и струйкой лилась кровь. Это было так страшно, что врезалось в мою память навсегда, связавшись с подбитой «рамой». Помню даже, как стонал этот несчастный и как хотелось ему помочь, но ни я, ни мои товарищи ничего не могли предпринять, только показали ему направление к медицинскому пункту.
К вечеру добрались до места, где еще не замкнулись «клещи». Внешне там было спокойно, только большое количество трупов, разбросанных по полю, предупреждало об опасности.
Я приказал залечь и ждать.
– Чего ждать? – возразил молоденький смершевец – Там люди погибают, а мы…
– Ладно. Заткнись!
Молодой смершевец замолчал, несколько минут полежал, надув губы, выругался и, назвав нас трусами, решительно пополз вперед.
Павлуша успел ухватить его за ногу.
– Куда, дурило?!
Солдат выдернул ногу из широкого сапога и упрямо полез вперед. Через несколько минут он уже кричал.
– Братцы! Помогите, меня ранили!
– А какого черта полез? – крикнул я.
– Помогите! – жалобно повторил недавний герой.
– Куда ранили? – крикнул Кирмас.
– В ногу! Ой, больно!
– Крови много?
– Много!
– Подтянись за бугор и перетяни ногу жгутом выше раны.
В это время прозвучал выстрел, и парень снова вскрикнул.
– Что с тобой? – спросил я.
– В ту же ногу!
– Подтянись за бугор, тебе говорят, и перетяни ногу жгутом!
Мы видели, как солдат подтянулся и скрылся от выстрелов за бугорком. Жгут у него не получался, и он просил:
– Помогите!
– Потерпи до темна, дурило! Черт тебя дернул пример показывать! – кричал я ему.
Но не выдержал и полез помогать.
– Зря рискуешь, – не одобрил мой поступок Кирмас.
– Жалко мальчишку.
Он был моложе нас года на полтора, но казался нам мальчишкой.
Летом на юге тьма наступает быстро, но нам казалось, что она не наступает очень долго. Когда, наконец, стемнело, мы, переждав осветительную ракету, подползли к раненому и помогли ему хорошо перетянуть жгут. Обе раны были серьезными. Я взвалил его себе на спину, и таким образом, где короткими перебежками, где по-пластунски, мы потащили его вперед. Когда уставали, передавали раненого друг другу. Проползая по одному месту, мы услыхали слабый стон:
– Пристрелите, братцы!
Мы задержались. В небе вспыхнула осветительная ракета, и мы увидели страшную картину: молодой паренек лежал на земле вверх лицом, а ноги его, слегка под углом к туловищу, были обращены вниз. У него был перебит позвоночник. Он страшно мучился, и было ясно, что он уже не жилец. Но осветительная ракете погасла, и мы, пробежав несколько метров вперед, упали на землю. А раненый проклинал нас и умолял пристрелить. На мне в это время был раненый, я лежал лицом к земле. Павлуша был свободен.
Он поднялся и вернулся к раненому.
– Закрой глаза, паренек, – услышал я голос Павла.
– Стреляй! Не уходи! – просил паренек.
Короткая очередь. Павел вернулся и упал рядом со мной. В свете ракеты я увидел его лицо: оно показалось мне безумным.
К рассвету мы миновали опасную зону и уже могли передвигаться во весь рост.
Заградотряд
Впереди раздались два выстрела. Стреляли в воздух. Я выругался и продолжал идти вперед, неся на себе Андрюшку.
Из окопа вылезли несколько солдат и офицер. Стояли и ждали, когда мы подойдем.
– Кто такие? Куда следуете? – спросил офицер.
Я объяснил.
– А эти?
– Ранили по пути. Прошу обоих отослать в госпиталь, а меня доставить в ВПУ.
– Сделаем! – согласился лейтенант. – А где ваш пакет? Пакет покажите!
Я расстегнулся – пакет я хранил на груди под гимнастеркой. С одного края он был замазан кровью.
– Ты ранен? – спросил лейтенант.
– Перевязывал раненого.
– А этот, второй?
– Нервный срыв. Его тоже в госпиталь.
Лейтенант вызвал полуторку, ребят погрузли и отправили в госпиталь, а меня на своем джипе – в ВПУ.
В военно-полевом управлении
ВПУ располагалось в глубоком овраге у реки Царица.
По крутому, тщательно замаскированному съезду мы спустились на дно глубокого оврага, в котором располагался штаб. Лейтенант из заградотряда представил меня стройному генералу с лицом рафинированного интеллигента.
Генерал осторожно, чтобы не замазаться кровью, сорвал с конверта сургучовую печать, прочитал содержимое и сказал:
– Ничего этого уже не надо. Ваши драпают.