Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1827. Л.2. Речь идет об откликах на публикации в Швеции антифашистских статей ИЭ.
<Из Ленинграда в Москву;> 6. V. 1943
Милый Илья Григорьевич!
Вчера пришли первомайские газеты, и я прочитал Ваш «Париж» в «Комсомольской правде» и «Прозерпину». И еще раньше «Судьбу Европы»[211]. Мне захотелось написать Вам несколько слов об этих вещах, которые мне страшно близки и дороги. Я так остро почувствовал в этих вещах Вас — европейца, человека русского до мозга костей и именно потому европейца в подлинном и большом смысле слова.
Очень, очень хорош «Париж». Все эти строчки о каштанах, о деревьях Франции, о деревне — Парижа, букинистах, Ронсаре[212] и эриниях[213] — они настоящие, любовные — и потому так остра ненависть к немцам в этой вещи. Я всегда ощущал Францию как глубоко родную, я весь воспитан на Бальзаке, Стендале, Франсе, Верлене, Мопассане[214], может быть, поэтому чувствую вместе с Вами все эти вещи так близко, так горячо.
Спасибо Вам за то, что Вы написали весь этот цикл превосходных вещей.
Весь жму Вашу руку, пожалуйста, передайте мой привет Любови Михайловне и Ирине. Жаль, что я так и не повидал ее в декабре, когда был в Москве.
Грустно, что не повезло мне с кн<игой> стихов, в издательстве «Советский писатель» ее не приняли. Ну, это преходяще. Все равно я много пишу и хочу писать хорошо. Гл<авным> образом, все о Ленинграде. Кажется, об этом можно писать всю жизнь.
Крепко жму Вашу руку.
Какие нескладные фразы (три раза «все»!)
Простите. Это впопыхах.
Полностью впервые. Подлинник — РГАЛИ. ФЭ. Ед.хр.2213. Л.7–8. С А.К.Тарасенковым ИЭ познакомился в 1930-е гг., когда тот работал в редакции «Знамени».
<Из Ленинграда в Москву;> 11 мая 1943
Привет, Илья Григорьевич.
Спасибо за письмо и «Париж»[215].
Дел всё больше. Это хорошо. Лето надо отработать с максимальным напряжением. Но сапоги, теплую шапку, свитер и пр. я старательно отложил на зиму 1943/44.
Дела ССП. «Дискуссия». Изречение Асеева и пр. не имеют никакого значения ни для войны, ни, следовательно, для литературы. Надо быть в войне. Напрасно Маяковский обронил о нем несколько слов. Долг перед Красной армией и перед бродвейской ламплонией (она старается сейчас) не выплачен. Ни гроша не внесено Асеевым.
А чего стоит мычание всех этих эмигрантов из Чистополя и др!?. Все этих беглецов из Ленинграда!
20 мая кончаю пьесу об осени 1941 г., о днях кризиса, о Ленинграде, о моряках. Я думаю, что сумею о них рассказать.
Пишу — с наслаждением — листовки к немцам: о том, как бомбят Германию и что надо им, немцам, по сему поводу делать, пишу листовки к испанской дивизии; для эльзасцев (тут у нас их тысячи две — на Ладожском участке) и т. д.
Выступаю по радио; это стало необходимостью, традицией с сентября 1941 г.
Чувствую отрыв от Москвы, от ее «трибун», газет и пр., но надо делать дело на месте прежде всего.
Мои и С.К. приветы Любовь Михайловне и тов. Миль-ман.
Пишите.
Обнимаю Вас.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1384. Л.4–5. На бланке Политуправления Балтийского флота.
<Москва,> 28/VI 1943
Илья Григорьевич, я получил Ваше любезное согласие позировать для портрета и жду теперь, когда назначите время.
Июнь месяц почти весь хворал и не мог работать, теперь с обновленными силами готов взяться за работу. Жду Вашего ответа.
С большой охотой, со страстностью застоявшегося коня, взялся бы за кисть.
Впервые — ЭВ. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1917. Л.2. Был ли Митуричем выполнен портрет ИЭ _ неизвестно.
Барнаул <в Москву;> 11/VIII <19>43
Дорогие друзья,
спасибо за «Знамя»[216]. Пишу наспех в театре, чтобы успеть отослать Заславскому[217] пьесу Блока[218]. В ней есть своя занятность, но без русского <1 слово нрзб> боюсь высказывать окончательное мнение. Будьте добрыми, передайте Блоку, что я очень хочу ознакомиться с переводом и тогда — снестись с ним. Алиса шлет вам обоим горячие приветы. Она, бедняжка, больна, лежит — грипп. Надоело здесь до чёртиков. Живем надеждой на скорое возвращение в Москву. Поэма Горошка[219] нам очень понравилась. Верим в скорую встречу. Я пока держусь. Приступов нет. Обнимаю Вас крепко.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2208. Л.2.
15 августа 1943
Милый Илья Григорьевич,
Посылаю Вам стихи Ксении Александровны Некрасовой[220]. Мне они кажутся замечательным явлением, и я полагаю, что нужно всячески поддержать автора.
Стихи Некрасовой уже появлялись в журналах до войны. По эвакуации она попала в горы, на рудники. Потеряла ребенка. Муж сошел с ума и терроризирует её. Сама она на границе всяких бед.
Не знаю, что можно для нея <так! — БФ> сделать, может быть, вызвать ее в Москву, может быть, снестись с Фрунзе[221] (она в Киргизии), чтобы ее вызвали в центр и снабдили всем необходимым[222].
Конечно, самое лучшее было бы напечатать стихи Некрасовой в журнале или газете — Вам виднее.
Пожалуйста, передайте мой привет Любови Михайловне.
Надюша[223] целует вас обоих.
Адрес Некрасовой: Сюлюкта, К.С.С.Р. Ошская обл. Советская уЛ.№102 кв.20 Кс.Ал.Высоцкая.
Мой адр<ес>. Ташкент ул.Жуковского, 54.
Впервые с купюрой — Встречи с прошлым, №5. М., 1984. С.348. Публикация М.А.Рашковской; полностью — Б.Фрезинский. Эренбург и Ахматова // Вопросы литературы. 2002, №2. С.257–258. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1243. Л.1. Анне Андреевне Ахматовой (1889–1966) ИЭ предполагал посвятить 32-ю главу 7-й книги ЛГЖ, написать которую не успел.
<Из действующей армии в Москву;> 21/VIII 1943
Дорогой друг!
Дожидаясь на пыльном перекрестке попутной машины, я сел в кабину к шоферу, который в прошлом работал в Интуристе, возил как-то под Курском Эренбурга и обедал раз в клубе писателей с Панферовым[224]. Это напомнило мне мое прошлое, и мне захотелось написать Вам, автору прекрасной книги о падении Парижа.
Живу на хуторе, Украина, подсолнухи, ночью обломок луны над <1 слово нрзб>. Был в Харькове. Напишите мне по адресу: Действ, армия. Полевая почта 92861 П, и это будет добрым поступком. Я со своей стороны постараюсь посылать Вам материалы, которые Вы сможете использовать для статей. Кланяйтесь, пожалуйста, Розе[225], которая наверное нарисовала бы букет, стоящий в вазе у меня на столе. Может быть, она нарисовала бы и меня, и если бы я оказался похожим, например, на Альтмана[226], я бы ей все простил, лишь бы она меня рисовала. В свое время я это не ценил и не позировал ей.
Привет Кривицкому[227] и всем, кто меня помнит.
Редактор мне понравился.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1812. Л.1. С писателем Владимиром Германовичем Лидиным (1894–1979) ИЭ познакомился в Москве в 1917 г., с 1920-х гг. их связывала тесная дружба. В.Г.Лидин сохранил более ста писем ИЭ (см. П1 и П2).
Молотов <в Москву;> 5/IX 1943
Дорогой Илья.
Поздравляю тебя с победами нашими, в которых есть доля твоей души. Иной раз вечером или на рассвете слушаешь радио и вдруг от радости заплачешь.
Мне очень понравилась твоя статья в еврейской газете, особенно заключительные слова о месте за судебным столом[228]. К сожалению, кроме самого страшного есть еще и менее страшные — фашистские плевелы, залетевшие в нашу вселенную. Как их судить? Они пускают ростки где-нибудь на глухой пермской улице, в душе каких-нибудь курносых и белобрысых подростков, и что может выжечь их души?
Очень хочу тебя видеть. Чагин[229], кажется, собирается послать мне вызов — это будет кстати, мне хочется привезти в Москву книгу и попытаться наладить жизнь с большим КПД, чем это происходит у меня сейчас.
Посылаю тебе одно стихотворение, не знаю, понравится ли оно тебе. Кажется, оно всего лучше выражает <1 слово нрзб> жизнь. Напиши мне два слова с Гринберг, она скоро поедет обратно, попроси ее зайти за письмом, или может быть с Козаковым[230]. Надеюсь, в ноябре приеду сама.
«Прагу»[231] читала. Она сокращена была? Впечатление такое, точно из нее что-то вынуто. Французского юношу я чувствую лучше, ближе.