<Париж,> 18 мая 1963
Дорогой Илья Эренбург, давно собираюсь поблагодарить Вас за Ваше любезное письмо по поводу издания Мандельштама. Это выдающийся писатель, которого мы, во Франции, знаем недостаточно (как и Александра Грина[1051]).
Можете оказать мне дружескую услугу, попросив издателя его сборника «Поэзия», который должен выйти в этом году[1052], выслать мне экземпляр сразу после выхода? Мне представится, очевидно, возможность перевести отдельные страницы для радио.
Я заказал у Галлимара Ваши «Воспоминания». Сам я только что закончил большой роман «Когда море отступает», завершающий цикл, в который входят «Майор Ватрен» и «Свидание в Брюгге». Вскоре мне будет радостно послать его Вам, ведь я помню все, что Вы сделали для публикации моих произведений в СССР. От всего сердца желаю, чтобы работалось Вам радостно и шлю Вам слова моей крепкой и верной дружбы.
Жму Вашу руку.
Впервые — ДП, с.710. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1777. Л.3. Арман Лану (1913–1983) — франц. писатель; ИЭ ценил его книги, в частности «Здравствуйте, мсье Золя» (1954). Ответ на письмо ИЭ от 7 февраля 1963 г. (см. П2, №505).
<Пенза, май 1963>
Уважаемый Илья Ильич![1053]
Извините, что беспокою Вас. Я хочу обратиться к Вам с одной просьбой. Дело в том, что я недавно прочла в Вашем журнале «Новый мир» пятый выпуск[1054], и там нашла очень интересную для меня новость. Там Вы написали о моем отце[1055]. Ведь прошло столько лет, и я не слышала о нем ни единого слова. Все о нем отзываются только плохо, а Вы не особенно казните его. Даже немного обелили, правда не совсем, но на какую-то долю и с меня сняли некоторую часть груза, который я ношу на себе уже 25 лет. Теперь я внесу ясность в свое письмо, чтоб Вы знали, кто Вас беспокоит. Я, как ни странно, дочь Николая Ивановича Ежова, о котором Вы писали в своей статье[1056]. Когда все случилось, меня увезли в пензенский д<етский>/дом, где я прожила 10 лет. Я о нем никогда ничего не знала, но пережила очень многое. Если б я с Вами разговаривала, я бы рассказала Вам очень много и подробно, в письме всего не напишешь.
Из д<етского> дома меня направили в ремесленное училище, после которого я 4 года проработала на часовом заводе. С завода я поступила в муз<ыкальное> училище, закончила его в 1958 году и уехала в Магаданскую область работать. Теперь я опять возвратилась в Пензу и работаю в детской муз. школе педагогом, а вечером в клубе веду художественную самодеятельность. Работой своей я довольна. Вот, вкратце, моя автобиография после 1938 года.
Вот сейчас только у меня возникла мысль написать Вам. Зимой я была в Москве и в справочном бюро узнала Ваш адрес, но вот зайти постеснялась, не знала, с чего начать, да и примете ли Вы меня?
Я Вас очень прошу об одном. Если Вы можете мне хоть что-нибудь написать об отце, может быть, Вы знаете, что с ним и снимут ли когда-нибудь с него обвинение, — напишите мне. Ведь у меня растет дочка, я не хочу, чтоб ей когда-нибудь заикнулись о ее дедушке, сказали о нем плохое. Я буду рада каждой Вашей строчке. Для меня это очень важно. Адрес: г. Пенза. Докучаева. 6. кв.7. Хаютиной Наталье Николаевне.
Впервые. Подлинник — собрание составителя. На письме рукой ИЭ написано секретарю: «Ответьте: я никогда не знал Н.И.Ежова и не знаю, при каких обстоятельствах он погиб. Лично ей сожалею и т. д.». Н.Н.Хаютиной было отправлено следующее письмо: «Москва, 3 июня 1963. Уважаемая Наталья Николаевна, я лично не знал Николая Ивановича и ничего не могу добавить к тому, что я написал. Ничего не знаю и о его дальнейшей судьбе. Сожалею, что не могу ответить на Ваши вопросы. Желаю вам всего доброго. И.Эренбург» (копия — собрание составителя). Судьбе дочери Н.И.Ежова (1895–1940), бывшего в 1936–1938 гг. наркомом внутр. дел и членом Политбюро, посвящен рассказ Вас. Гроссмана «Мама» (1960), в котором она названа Надей Ежовой. Дочь Н.И.Ежова после его ареста в 1938 г. носила фамилию своей матери, жены Ежова, Евгении Соломоновны Хаютиной (Гладун; 1904–1938).
Ленинград, 22 июня 1963
Дорогой Илья Григорьевич!
Несколько дней назад послал Вам сборник, вышедший в Тарту, с интересными воспоминаниями о Блоке и Мейерхольде[1057].
С В.П.Веригиной[1058] я познакомился этой зимой. Она пришла в ленинградский Дом ученых на мою лекцию о Мейерхольде и даже сказала после несколько слов.
У нее написан целый том воспоминаний, но все мои попытки устроить его в печать не увенчались пока успехом[1059].
Упоминаемый в ее мемуарах «студент Б» — приятель Блока — ее муж. С ним я тоже познакомился. И Волохова-«незнакомка»[1060] тоже живет в Лен<ингра>де.
Все связанное с Блоком и Мейерхольдом всегда интересно, а эти отрывки еще к тому же хорошо написаны.
Я — пока живу в Ленинграде. Вернусь в Москву в начале июля и буду звонить Наталье Ивановне <Столяровой>!
Будьте здоровы!
Привет Любовь Михайловне!
Жму руку.
Впервые. Подлинник — собрание составителя.
Дорогой друг Илья Григорьевич! Я — тварь ужасно бессловесная, потому и не решалась писать Вам в эти дни[1061]. Трудно писать Вам, всё знающему загодя и без слов, знающему и то, сколько людей сейчас с Вами и за Вас. Вот и не пытаюсь что-то «выразить», а просто говорю Вам спасибо за всё, сказанное Вами, сделанное Вами, написанное Вами, за воскрешение и воскрешенных Вами. Спасибо Вам за Людей, за Годы, за Жизнь. За доброту, бесстрашие, целеустремленность, мудрость и талант, с которыми Вы боролись за то, чтобы люди стали Людьми, а жизнь — Жизнью. И дай Бог за это сил и здоровья, а остальное приложится.
Только сейчас вынырнула из полуторагодового адова труда над маминой книгой (— черновики, беловики, варианты и то, что за их пределами) — и всё это сомнительного исхода ради. Вынырнула из бесконечных комментариев и примечаний о Прокрустах и Дантесах, а вынырнув, подумала: уж так ли они нуждаются в комментариях?
Мы с приятельницей, которой Вы помогли выбраться из ссылки и получить реабилитацию[1062], подписались на Ваше собрание сочинений и давно получили первый том[1063]. Очень хотелось бы, чтобы Вы нам обеим его надписали, чтобы он стал еще более Вашим, чем у других подписчиков. Мы обе любим Вас, гордимся Вами и благодарны Вам, и Ваша griffe[1064] на книге доставила бы большую радость. Давно просила Наташу[1065] «подсунуть» Вам этот том, но она резонно отвечала, что Вам не до того и есть работы поважнее. Но надпишите всё же! Наташа нам передаст.
У нас дождь и холод и на огороде всё пропало, но розы перенесли всё и цветут неимоверно. Зато огурцов нет и не будет. К обеду — розы на первое и шипы на второе.
Обнимаю Вас и Любовь Михайловну. Ада Александровна[1066] просит передать искренний, сердечный привет.
Ваша Аля (всегда Ваша и с Вами).
Впервые — А.Эфрон, с.228. Подлинник — собрание составителя.
Тулуза, 13 августа 1963
Дорогой Илья Эренбург,
Я только что завершил для издательства «Галлимар» перевод третьего тома Ваших мемуаров. Я дал этому тому название «Два полюса», оттолкнувшись от одного из Ваших образов (цитата Валери и размышления в посвященной ему главе[1067]), при противопоставлении капиталистическому разложению и губительному подъему фашизма — строительства коммунизма (первая пятилетка), имея также в виду два полюса, столь притягательных для Вас — Москва и Париж, и, конечно, очертив те полюса, о которых Вы говорите сами… Одним словом, Вы посмотрите, я сделал, что мог.
В процессе перевода у меня возникло несколько собственных соображений. Первое связано с Белым[1068]. Не верьте никому и не повторяйте, что Белого здесь не знают[1069]. Мною написана большая работа о Белом, я посылаю Вам оттиск того фрагмента, который был опубликован в журнале «Кайе дю монд рюс и совьетик». Я соотношу фантастические описания с социо-политическим фундаментом; для меня фантастическое у Белого, как и у Достоевского, Гоголя, самым тесным образом связано с крушением предреволюционного общества. Что вовсе не означает, как писал Сартр, что данные писатели — декаденты; к тому же, как пишете Вы по поводу Кафки, «каждый писатель имеет право на эксперимент». А кроме того, у меня есть близкий друг, работающий ассистентом на кафедре, который готовит о Белом диссертацию[1070]. К тому же мы с ним намерены вместе осуществить перевод «Петербурга» (по изданию 1928 г., чтобы не пугать читателя антропософскими рассуждениями первого издания).
Второе соображение связано с Бабелем. После чтения Вашей главы, посвященной Бабелю, я окончательно решил (я давно раздумывал об этом, но пропавшие рукописи останавливали меня) так вот, я окончательно решил писать докторскую диссертацию о Бабеле. Я ведь по профессии