— преподаватель русского языка, окончил Высшую нормальную школу. Весь 1959 г. я провел в Москве, стажировался в МГУ. У меня среди русских много друзей, в том числе художников. Живопись — моя слабость. От живописи я без ума — еще больше чем от литературы. На выставке французской живописи <в Москве> в 1961 г. я представлял посетителям экспонаты раздела «Живопись и скульптура» — и вот мне, столь доброжелательно настроенному и человеку левых взглядов — я им был и остаюсь, — пришлось выслушать немало оскорблений, меня называли мистиком, путаником… но для меня это было впервые, я растерялся. Но вернемся к Бабелю: мне кажется, что он соединяет глубокую человечность, человеческую теплоту с чистым живописным рисунком; процитированные Вами отрывки из дневника очень экспрессивны: выразительное движение цвета, выражающее мысль человека. Бабель принадлежит к редким художникам, читая которых, забываешь о «кухне творчества» — настолько чиста и полна неистовства его форма (точный мазок, высокая мощная простота); суть столь человечна, столь далека от условностей, от литературности, что теряется ощущение, будто перед вами произведение искусства. А если конкретно, я был бы Вам признателен, если бы Вы сообщили мне, где находится этот дневник и что известно о его публикации. Вы меня поймете, невозможно писать серьезную работу о Бабеле, не прочтя, не изучив в деталях этот дневник. И почему бы Вам, так хорошо знающему Бабеля, не осуществить издание этого дневника![1071]
Если Вы хотите представить лицо пишущего Вам, попытайтесь вспомнить зимний вечер, когда я приходил к Вам в гостиницу (позабыл ее название), что находится возле галереи Маэт — по поводу правки по второму тому Ваших мемуаров, названному «Писатель в революции». Вы, очевидно, уже не помните, что я передал Вам тогда от издательства «Галлимар» книгу, отказавшись поставить на ней свое имя, потому что я только редактировал (правда, очень существенно) перевод, сделанный первой переводчицей, которую я не знаю; в тексте редактура чувствуется. Благодарю Вас за то, что из третьего тома я узнал о книге Розы Бюшоль, посвященной Роберу Десносу[1072]. Я очень люблю Десноса, и процитированный Вами сонет открыл мне много нового по сравнению с тем, что я знал на основании книжечки, вышедшей в серии «Поэты сегодняшнего дня» у Сегера[1073]. На этот раз за перевод третьего тома я несу полную ответственность.
Итак, я прошу Вас, — чтобы я смог приступить к диссертации — сообщить мне, как можно отсюда, из Франции, получить этот дневник; может быть, надо приехать для этого в Советский Союз, можно получить от соответствующих инстанций фотокопию или микрофильм этого дневника? (В этом случае я обязуюсь не публиковать дневник раньше, чем получу на то разрешение, используя его только в целях научного исследования.) Заранее благодарю Вас и прошу Вас принять заверения в моих самых преданных и искренних чувствах.
В СССР меня зовут Яков Павлович.
Впервые — ДП, С.705–707. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1666. Л.1–2. Жак Катто (р. 1935) — французский славист и переводчик, профессор Сорбонны. Ответ ИЭ на это письмо (3 сентября 1963) см. П2, №513.
Эльва, 1 сентября <19>бЗ
Дорогой Илья, меня обрадовала твоя речь на съезде писателей в Ленинграде[1074]. Ты сказал то, чего я ждала, и еще больше обрадовало то, что ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы приехать в Ленинград и выступать. В последние месяцы я очень беспокоилась за тебя, так как пошел слух, что ты тяжело заболел. Ты очень долго не отвечал мне на мои письма, может быть, глупые, но искренние. Потом ответил так странно и кратко, как отвечает умирающий, которого тормошат близкие люди. Но я и за эти строки была благодарна, хотя, прочтя их, огорчилась. Решила не писать тебе больше, и вот пишу.
Сейчас в Эстонии чудесная осень, еще без признаков старости — только рябинка краснеет между высокими стволами сосен. Цветут флоксы, белые и лиловые, горят в траве настурции. Небо синее, без единого облачка. Даже белые капустницы бабочки порхают, воображая себя в апреле. Тепло, солнечно. Я пробуду в Эльве до 7-го сентября, а потом на машине в Ленинград. В середине сентября буду в Москве, вернее в Люберцах, у Наташи[1075]. Может быть, ты не забыл ее. Мы поддерживаем еще парижскую дружбу, встречаемся уже, страшно сказать, — с 1908 года. Она в этом году потеряла мужа, но держится молодцом. Если захочешь повидаться со мною, напиши мне в Ленинград.
Береги себя.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2056. Л.8–9.
22/IX <19>63
Уважаемый Илья Григорьевич!
Извините, что я обращаюсь к Вам с несколько необычной просьбой.
Вы много лет прожили во Франции и, наверное, не могли не встречать еврейского художника из России Воловика Лазаря Осиповича. Дело в том, что это мой родной дядя по отцу.
Отец мой очень стар, болен. Какая-нибудь весточка от брата могла бы поддержать его.
Лет 5–7 назад отец был у Вас. Вы были в отъезде, и он говорил с кем-то из Ваших близких. Кажется, они показали ему несколько картин Лазаря из Вашей коллекции.
В каталоге выставки современного французского искусства в 1928 г. на стр.58 упоминается Воловик Лазарь, представленный двумя картинами: «Карлик» и «Рыбы».
Вот и все, что я знаю о дяде.
Если Вам что-либо известно о нем, его местожительство, о людях, которые его знают или знали, убедительно прошу написать мне несколько строк.
С большим уважением
P.S. Кстати, а может быть, вас заинтересует письмо Короленко к моему отцу?
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1389. Л.1.
С родившимся в Кременчуге художником Лазарем Воловиком (1902–1977) И.Г. и Л.М.Эренбурги познакомились в Париже в 1920-х г. и неизменно общались. В 1930 г. Л.Воловик женился на Л.З.Гржебиной, дочери русского издателя.
<Москва,> 5. 11. <19>63
Илье Григорьевичу!
Дорогой Эренбург!
(фамильярность от любви, не от фамильярности)
Если бы начал писать в 20–25 лет, то послал бы Вам за Хулио, Курбова и пр.
С 35 лет — за «13 трубок».
В 40–50 лет — не смел беспокоить, хотя любил.
В 70 лет — бесцеремонность мужает. Вернее — костенеет. Поэтому простите.
Знаю, как и чем заняты помимо литературы.
Сейчас один вопрос, если сумеете прочесть за ночь, в вагоне, в самолете.
В чем моя ошибка?
Хотел героем сделать толпу, очередь.
10 отзывов — «как вам удались терзания старпома». А я его хотел попользовать только второстепенной фигурой, «фоном» — чтобы выпятить очередь, толпу. Над ним даже особенно не работал.
В чем просчет?
Верю в Вас как в Аллаха литературы.
Вопрос не праздный, т. к. написал второй рассказ, с героем — толпой (экипаж корабля); в котором «герои» — пешки, даже из их среды. Сила в братстве экипажа.
Но в чем я просчитался в «Пастушке»?
Москва — Г99.
Смоленская наб. 5/13 кв. 120. Иван Степанович Исаков: тот самый гросс-адмирал с одной ногой. Но должен же кто-то написать о героической <1 слово нрзб>.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1626. Л.2. С адмиралом флота СССР И.С.Исаковым ИЭ познакомился в годы войны. Исаков прислал ИЭ журнал «Москва» (№1 1, 1963 г.) с рассказом «Две тысячи двести и одна», который ИЭ понравился (см. П2, №534, 539).
<Ленинград,> 28 ноября 1963
Дорогой Илья.
Посылаю тебе оттиск из журнала, где напечатаны мои воспоминания о Зощенке[1076]. Не читай вступительной статьи. Это — дань академизму. Можешь не смотреть и библиографии, она тоже нужна для порядка. Прочти три очерка, это отрывки из моих воспоминаний, которые пока не вышли, и я не знаю, когда и где выйдут. Но мне хотелось показать их тебе.
Читала в газете, что ты едешь в Варшаву на какое-то мероприятие[1077]. Желаю тебе доброго пути! Знаю также, что ты получил верстку пятой книги[1078]. Значит, она скоро должна выйти. Жду с нетерпением, чтобы прочесть еще раз. В отдельной книге все выглядит по-иному, чем в журнале.
Получил ли ты воспоминания Наташи (Марии Киреевой) о Париже?[1079] Она обещала прислать их и мне. Отрывки из них я слышала в Москве.
Смерть Кеннеди[1080] очень меня огорчила. Видишь, дама История легко переходит с фарса на трагедию.
Целую.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2056. Л.14.
<Москва,> 31/XII <19>(53
Дорогой Илья Григорьевич, сердечно поздравляю Вас с Новым Годом и желаю Вам, чтобы будущий год был несравненно приятней предыдущего.
В 25-летнюю годовщину гибели О.Э.Мандельштама — 27 декабря — я был у Надежды Яковлевны <Мандельштам> в Пскове, и она тепло о Вас вспоминала.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1606. Л.3. Вяч.Вс.Иванов (р. 1929) — лингвист, литературовед, теперь академик РАН, сын писателя Вс.Иванова.
В ФЭ сохранились форзацы двух книг, которые Вяч.Вс.Иванов послал ИЭ после скандальных мартовских нападок Хрущева с такими дарственными надписями: 1) Илье Григорьевичу Эренбургу с чувством глубокого уважения от автора напечатанного как послесловие к этой книге очерка истории хеттов, где описываются нравы одного из дворов Древнего Востока. В.Иванов. 11/III 1963 и 2) Глубокоуважаемому Илье Григорьевичу Эренбургу с благодарностью от всего сердца за четверостишие, кончающееся строкой «Большие сумерки Парижа», которое я повторяю уже много лет, и за прекрасную главу об Андрее Белом в воспоминаниях от автора напечатанной в этом сборнике статьи о стихотворном переводе, где сделаны попытки продолжить стиховедческие опыты Белого и давно начатый «Разговор о Данте». Вяч.Иванов. 11/III 1963.