Встретивший нас cлуга, как оказалось, знает мою бабушку, причем судя, по его словам, достаточно давно. Разговор велся на Английском языке, поэтому я был в курсе всего происходящего. Нам отвели целое крыло усадьбы и предложили немного отдохнуть, мотивировав это тем, что хозяин куда-то отъехал по своим делам и прибудет только к вечеру.
Услышав это, бабушка была очень разгневанна. Причем к моему удивлению, ее тирада по отношению к хозяину дома была всеми воспринята как должное и служка старался как-то оправдаться перед ней за своего хозяина. В его словах чувствовался какой-то страх и неуверенность. Казалось, что хозяйка здесь именно бабушка, а не какой-то там местный колдунишка. Но так или иначе, она в конце концов успокоилась и позволила проводить нас в выделенные нам покои. Где, слегка перекусив отправила меня отдыхать, а сама занялась какими-то неотложными делами.
Едва коснувшись головой подушки, я тотчас уснул. Видимо сказался долгий перелет и накопившаяся усталость.
В этот раз мне снился какой-то старый город. Жалкие глинобитные домишки, прикрытые пальмовыми листьями. Грязная замызганная отходами жизнедеятельности улочка, никогда не знавшая асфальта. Тощая, с выпирающими наружу рёбрами и оттянутым до самой земли выменем, священная корова, жадно жующая обрывок какой-то тряпки, подобранной здесь же. Такая же изгаженная речка-вонючка пересекавшая городок и разделяющая его на две неравные части. И большой, богато отделанный храм, посвященный какому-то божеству. На фоне дряхлого городка, он казался каким-то чужеродным, будто проявившимся из каких-то потусторонних измерений и случайно задержавшийся на этом грязном, всеми забытом клочке земли.
В этот раз в отличие от предыдущего сна, я выступал в своем истинном обличье, что меня несколько удивило и внушило некоторые опасения. Из-за этого я постарался быть как можно более незаметным, хотя и очень сильно отличался от местного населения, как одеждой, так и всем остальным. И тем не менее, меня как будто не замечали. Лишь случайно задев, какой-то мужчина удивленно взглянул на меня и тут же упав на колени и начал бесконечно кланяться, что-то бормоча себе под нос. Я некоторое время смотрел на него, удивившись не меньше, после решив, что это какой-то местный дурачок, посторонился и проследовал дальше.
Пройдя по грязным улочкам, я пересек по деревянному мостику речку и по зеленой аллее приблизился к храму. Здесь в отличие от противоположного берега реки было все по-другому. Чистые ухоженные аллеи, отмеченные аккуратно остриженными зелеными насаждениями. Клумбы экзотических цветов, причудливо разбросанные небольшие домики, предназначенные не понятно для чего, и приятно журчащий ручеек берущий свое начало из-под какого-то камня и пробежав пару десятков метров, теряющийся в каком-то искусственном гроте. Все это походило на какую-то сказку, особенно в сравнении с противоположным берегом речки. Сам храм тоже выглядел довольно величественно, но если присмотреться к нему, то можно было заметить, кое-где отлупившуюся краску, трещины в штукатурке, отколовшуюся часть от какой-то статуи и много чего еще. В общем когда-то очень богатый, сейчас храм переживал не самые лучшие времена, постепенно приходя в упадок. И хотя за ним все же следили, о чем говорили тщательно ухоженные аллеи, и кое-что еще, этого было маловато, для полной реставрации храма.
До меня донеслись звуки каких-то песнопений, проходящих внутри храма. Мне стало это интересно, и я решил заглянуть внутрь.
Моему взору предстал огромный зал, выложенный многоугольной плиткой, с каким-то орнаментом, алтарь стоящий на некотором возвышении и огромное число людей, вернее мужчин, стоящих на коленях и выводящих хором какую-то то ли песню, то ли молитву.
Стараясь остаться не замеченным, что было не так уж сложно, потому как все находящиеся здесь пребывали в каком-то экстазе, не обращая ни на что внимания, я по стенке продвинулся вглубь храма, по пути разглядывая некогда богатое убранство и вскоре оказался стоящим за алтарем. Некоторое время понаблюдав за молящимися я решил пройти немного дальше, чтобы получше рассмотреть фрески, нарисованные на стенах храма. Вскоре я оказался в небольшом коридорчике, ведущим куда-то вниз. Какая-то сила, живущая во мне, тянула меня именно туда. Не в силах противиться своим желаниям я пошел по извилистому проходу, освещенному факелами, держащимися на специальных отверстиях в стенах и вскоре оказался в полукруглой комнате овальная стена которой была забрана барельефами с изображениями различных животных и какими-то надписями.
К моему удивлению здесь присутствовали люди. Причем в отличие от прихожан, молящихся в центральном зале храма, была заметна их большая упитанность, да и одежда была хотя и того же кроя, но из более дорогой материи, что было очень заметно в свете электрических ламп, направленных на барельефы стены. Было заметно, что находящиеся здесь люди, что-то изучают на имеющихся изображениях, но по их несколько осунувшимся лицам, чувствовалось что они не сильно продвинулись в своих начинаниях.
Разглядев все это, я подошел к первому барельефу, находящемуся в левой части стены. Здесь были изображены два слона, поддерживающие своими хоботами какой-то пергамент с высеченными на нем знаками. Что удивительно знаки хоть и были чем-то похожи на буквы какого-то алфавита, но я не мог припомнить где видел нечто подобное. Некоторое время я вглядывался в них пытаясь понять смысл, вложенный в послание, но ничего не приходило в голову. В этот момент, почему-то вспомнилась когда-то услышанная поговорка: «Этрусское не читается». Тогда я не мог понять смысла этих слов, сейчас же взглянув на высеченные знаки попробовал представить, их в несколько другом виде и почему-то у меня сразу же начало что-то получаться. Во всяком случае, как мне показалось я смог прочесть несколько слов, а чуть позже и понять их смысл.
Подняв руку привлекая к себе внимание, я негромко подозвал по-английски одного из монахов, мне показалось, что присутствующие здесь были именно ими. Когда кто-то из них подошел, подвинулся в сторону и взяв руки монаха в свои, положил правую руку монаха на левый глаз правого слона, а левую руку на кончик хобота. Произнеся: — «Стой так!», перешел к следующему барельефу, и вгляделся в его рисунок. Краем зрения заметил, что поставленный мною возле барельефа монашек замер в предложенной мной позе, как будто, так и было задумано. Причем ни он, и никто из остальных людей отвлекшихся от своей работы не высказал никакого возмущения по поводу моего самоуправства, наоборот все словно замерли в предвкушении, боясь пошевелиться и поедая меня глазами. И когда я поднял руку в очередной раз, возле меня тут же оказался очередной человек, безропотно принявший ту позу, в которую я его поставил. Вскоре возле стены выстроились практически все находящиеся здесь люди, а перед моими глазами осталась последняя картинка, на которой были изображены две королевские кобры. Причем изображены с таким мастерством, что казалось еще мгновение и они бросятся на меня, чтобы закусать до смерти. Последняя надпись, высеченная на каменном пергаменте, помимо прочего, указывающего на местоположение рук, гласила: — «Почувствуй вкус смерти, и тогда обретешь то, к чему так упорно стремился!».
На несколько мгновений я задумался. Вглядываясь в изображение, где-то в глубине себя я понимал, что мне предлагалось положить руки на зубы змей. Вот только чувствовать «Вкус смерти» не очень-то хотелось. Кто знает, может быть на зубах действительно присутствует смертельный яд, который поможет почувствовать этот самый вкус. А мне этого очень не хотелось. И вместе с тем, ставить на свое место кого-то другого? Что-то мне подсказывало что это будет неправильным.
Решившись я протянул свои ладони вперед и вложил их в приоткрытые змеиные пасти. Видимо там действительно присутствовал какой-то яд, или же общая обстановка и зловещие надписи так подействовали на меня.
Уколов пальцы обеих рук обо что-то острое, я чуть слышно вскрикнул, и у меня закружилась голова, отчего я пошатнулся. Но все это довольно быстро прошло, а по залу пронесся какой-то шорох и мои ладони были буквально выплюнуты из пастей змей. Сам же барельеф, их изображающий с тихим шорохом провалился вниз, не оставив никакого следа в полу. И моим глазам открылся узкий, грубо высеченный в камне, коридор ведущий куда-то вниз, в глубину скалы.
Подхватив стоящий на полу электрический фонарь, я прошел в открывшийся мне проход. Через несколько десятков метров извилистого пути, я попал в большой зал высеченный в скале.
Весь пол помещения был буквально завален золотыми монетами и драгоценными камнями, в беспорядке лежащими на всей его поверхности. Создавалось впечатление, что все это сюда заносилось в мешках или ящиках и вываливалось на пол, не разбирая, как и куда все это упадет. Тонкие причудливо украшенные колоны, наполовину укрытые кучами высыпанных драгоценностей, подпирали собой низкий угрюмо нависающий тяжелый свод, рукотворной пещеры. Стены этой довольно большой комнаты были украшены высеченными изображениями животных и людей, находящихся в слиянии между собой в самых причудливых позах. Казалось, что здесь высечены все, которые только возможно себе представить позы Камасутры. Все это завораживало взгляд, но с другой стороны вызывало во мне некое отвращение. Оторвав взгляд от стен, я перевел его в центр помещения. Здесь на небольшом каменном пьедестале где-то на метр поднимающимся из кучи золотых монет и слитков, лежала небольшая открытая шкатулка, украшенная драгоценными камнями. Подойдя поближе я увидел лежащую в ней цепь, сделанную из тонких пластинок разных металлов и скрепленных между собой золотыми кольцами. На каждой из пластин было выгравировано изображение, повторяющее как мне показалось вначале, барельефы верхней комнаты, и еще какие-то рисунки, но в свете фонаря было трудно понять их смысл. Венчал эту цепь кроваво красный, отполированный рубин, напоминающий своей формой чуть вытянутую каплю крови, размером в большой палец большого взрослого мужчины, закрепленный на подвеске стального цвета.