ан. Эпизод, когда она помогала спускаться по лестнице престарелому мужу героини, приговаривая: «Шажок, передохнем… Шажок, передохнем…» – вызывал дружные аплодисменты.
Я имел удовольствие репетировать вместе с Бирман в спектакле «Цезарь и Клеопатра», где мне была предложена роль Аполлодора Сицилийского. Поразительна была ее творческая активность, готовность отдать роли все свои силы. Раньше всех она начала искать характерный грим своего персонажа, осваивать сложный костюм, изобретенный ею вместе с художником Э. Стенбергом, привнося в рисунок роли (вопреки всем представлениям о ее возрасте) элементы откровенной акробатики. Мне нравилось вызывать ее на разговор каким-нибудь вопросом, и я с удовольствием выслушивал ее нелицеприятные замечания. «Сегодня вы репетировали неплохо, Геннадий…Но не забывайте, что Аполлодор не просто любовник и, упаси боже (тут на ее лице возникала гримаса человека, жующего лимон), не эстрадный певец. Он прежде всего ВОИН!». Бирман мгновенно становилась в позу «ВОИНА», демонстрируя, что все мышцы его тела напряжены, и он готов немедленно дать отпор любой опасности.
Как-то во время репетиции Бирман оступилась и упала с полутораметрового возвышения. Все ахнули. Ее бросились поднимать, стали звонить медиками, но Бирман громко возразила своим гортанным голосом: «Не надо! Ничего страшного», и, прихрамывая, продолжила репетицию.
На ее спектаклях я всегда видел Бирман за кулисами: она сидела на специально поставленном для нее стуле, и хотя до ее появления на цене были паузы до получаса и более, она в сосредоточенной статике ожидала своего выхода.
Многие считали Бирман закрытым, даже суровым человеком. Завадский перед началом своих творческих бесед с труппой всегда интересовался: «Пришла ли Серафима Германовна?» Видимо, ее присутствие служило каким-то стержнем, опорой на безвозвратно ушедшее, но великое прошлое.
Но в минуты «настроения» Бирман умела заразительно смеяться, ее рассказы были окрашены неповторимым юмором. Я не упускал случая, чтобы вызвать замечательную актрису на разговор, подбадриваемый окружавшей нас молодежью, задавая ей самые несуразные вопросы. Сурово поглядывая на меня, Бирман произносила: «Молодой человек! Я с доброжелательным вниманием наблюдаю за вашей работой, и должна признаться, что не все меня радует, а многое вызывает беспокойство за вас».
«Скажите, что, Серафима Германовна?» – трагически вопрошаю я.
Глаза ее теплеют: «Геннадий! Вам нужно серьезно заняться спортом!» (Все это произносится ее громким гортанно-скрипучим голосом). «Сейчас вы много играете на сцене, и это требует серьезного отношения к себе. Вы безжалостно эксплуатируете свои голосовые данные. Вы бессознательно переносите на сцену свою, мягко скажем, необычную пластику». Тут она почти взвизгивает и, обращаясь ко всем, заключает: «отбор, тщательный отбор и ежедневный тренаж!» Она горько сетует на то, что современные актеры совершенно не уделяют этому внимания, и с упоением вспоминает, как они, молодые артисты Художественного театра, до седьмого пота занимались биомеханикой, оттачивали красоту танцевальных и гимнастических движений.
«Красота тела и голоса – это тоже талант!» И, уже успокаиваясь, тихо произносит: «Дети мои, изучайте тайны своего психофизического аппарата, это укажет вам путь к наиболее яркому художественному выражению состояний души».
Бирман протягивает мне руку и говорит: «Не сердитесь на меня, юноша! Вы спрашивали меня о великом Михаиле Чехове? Так вот вам один из его заветов: «Как вредно быть на сцене «как в жизни», так же вредно быть и в жизни «как на сцене».
Тут я не могу удержаться еще от одного вопроса и спрашиваю о знаменитой фразе, сказанной однажды ею М. Чехову.
Ожидая подвоха, Бирман просит напомнить фразу. «Миша, вы похожи на лужу, в которую улыбнулся Бог!» Бирман смеется своим неповторимым повизгивающим смехом: – «Мы с Михаилом Александровичем обменивались подобного рода репликами. Мы были молоды и не скупились на высказывания. Как-то мне передали, что Евгений Вахтангов назвал меня «Благочестивой Симой», – (опять смеется, смеемся и мы. В театре за глаза мы называли ее «Сикой»), я не рассердилась на него, – продолжает Бирман, – ибо значительно раньше бросила в его адрес: «Распоясавшийся лоботряс!»
Меня огорчали выходки Чехова и Вахтангова, когда они, считая «малозначительным» свое участие в народных сценах, придумывали всякие штуки, чтобы повеселить своих молодых коллег. А я настойчиво не упускала случая, чтобы пристыдить этих двух «расшалившихся школяров», а их, в свою очередь, возмущало мое дубовое сценическое «благочестие».
Немного подумав, Бирман продолжает: «А вот история, которая могла бы служить добрым примером отношения к театру не только мне, «благочестивой», но и любимым мною Чехову и Вахтангову. В Художественном театре служил один из старейших актеров Георгий Сергеевич Бурджалов. В спектакле «Царь Федор Иоаннович», участвуя в народной сцене, он изображал одного из нищих на паперти. Он задолго до начала спектакля приезжал в театр, делал тщательный грим и надевал на себя тяжеленые чугунные вериги. Актеры с улыбкой спрашивали его: «Георгий Сергеевич, зачем вы это делаете? Публика все равно не догадается, что они настоящие». – «Пусть, – отвечал старик, – это необходимо мне для ощущения образа и эпохи».
И вот, когда театр гастролировал в Берлине, король Вильгельм II обратил внимание именно на этого нищего и пожелал познакомиться с ним. После беседы король высоко оценил любовь настоящего актера к делу своей жизни и призвания, и наградил его орденом!»
Как-то мне предложили прочесть на радио главу из романа Андрея Белого. И вспомнилась забавная история, рассказанная Серафимой Бирман об этом удивительном представителе символизма, создателе гротескных «симфоний российской действительности». Помните его знаменитый «Петербург»? И в пьесе не было ни минуты, где бы автор позволил своим персонажам присесть за стол, чтобы перекусить или просто попить чаю – нет!
– Я была в режиссерской группе постановщиков этого спектакля и наблюдала, с каким мучительным негодованием он отвергал привнесение на сцену обыденной повседневности.
Как-то во МХАТе 2-м я застала Белого у стойки нашего театрального буфета. Лицо его было сосредоточенно, будто он решал мировую проблему. Перед ним лежали бутерброды с копченой и вареной колбасой – какой взять? И второй, неизбежно связанный с бутербродом вопрос, ставил его в тупик: сколько положено уплатить за бутерброд и каким способом осуществить эту «акцию»? Я решила прийти ему на помощь в столь затруднительный момент его «личной» жизни. «Борис Николаевич! – обратилась я к нему. (Нет-нет, я не ошиблась в имени: Андрей Белый – это псевдоним, настоящее его имя – Борис Николаевич Бугаев). – Укажите рукой на тот бутерброд, который ближе вашему сердцу, и позвольте мне хлопоты по ликвидации вашей задолженности буфету взять на себя». Лицо поэта осветилось улыбкой смущенного ребенка. Проблема суровой действительности была решена».
В одной телепередаче, посвященной Серафиме Бирман, ведущий неустанно затрагивал тему «некрасивости актрисы», и это каким-то клеймом ложилось на ее женскую сущность. Я долгие годы наблюдал за Бирман вне экрана и сцены, и должен заметить, что она ни в коей мере не производила впечатление «некоего монстра», обладая яркой неординарной внешностью. Наоборот, внутренний стержень, неугасимая творческая искра в какие-то минуты делали ее, как классическую скульптуру, величественно прекрасной.
Обладая творческой волей и обостренным чувством самоиронии, она умело обращалась в своем «творческом хозяйстве» с данными, отпущенными ей Богом. Вот несколько фраз, сказанных С. Бирман в свой адрес, которые в какой-то мере могут подтвердить сказанное выше.
«Вчера долго смотрелась в зеркало: лицо с чертами довольно резкими, это мягко говоря».
«В мысленном разговоре с людьми я гораздо умнее».
«Никогда в жизни не была самоуверенной, но вера в себя никогда не хотела умирать во мне».
Еще в 20-е годы прошлого века Бирман создает яркие эпизодические роли в прекрасных фильмах: «Закройщик из Торжка», «Девушка с коробкой», Конец «Санкт-Петербурга». А в 1944–45 гг. снимается у С. Эйзенштейна в «Иване Грозном», где создает образ Ефросиньи Старицкой, за что получает Сталинскую премию. В пятидесятые годы работает с Г. Козинцевым в фильме «Дон Кихот», снимается в легкой комедии с И. Ильинским «Безумный день» и, конечно, в фильме по пьесе Л. Леонова «Обыкновенный человек». Бирман исполняет здесь роль Констанции Львовны ярко, не щадя ни свою героиню, ни свои внешние данные. Вернее, не играет, а мастерски лепит, творит свою экранную роль. Кажется, что ее Констанция Львовна – человек с неадекватной психикой, но за всем этим открывается трагикомическая суть ее персонажа. Рассказывали, что Л. Леонов, посмотрев на киностудии отснятый материал, заволновался: как бы его Констанция Львовна в исполнении С. Бирман не стала самым ярким персонажем экранизации. Но, подумав, заметил, что теперь, после того, что «сотворила» Бирман, другой Констанции Львовны он себе и представить не может.
Прошли многие годы, и теперь, когда вспоминают фильм «Обыкновенный человек», говорят: «А, это фильм, где снималась Бирман». Многие фразы, сказанные с экрана ее героиней, надолго становились цитатами. Достаточно вспомнить сцену «с картами», когда Констанция – С. Бирман дает «мудрые» советы своей дочери Кире – Ирине Скобцевой: «Пей, пей свою судьбу, доченька, но не проглоти иголки».
Однажды после вечера в театре по случаю какой-то даты я застал Бирман в гардеробе и бросился подавать ей пальто, заметив при этом: «Вы, как Золушка, Серафима Германовна, покидаете театр без одной минуты двенадцать». На что Бирман не без иронии ответила: «Геннадий! Я не Золушка. Я пепел от Золушки».
После этого я Бирман больше не видел. Театр уехал на гастроли. Захворавшая Бирман с театром не поехала. Затем, когда театр вернулся в Москву, вспомнили о Серафиме Германовне. Стали звонить ей домой по телефону, но телефон упорно молчал. Бросились к ней домой. Там никого не было. Она исчезла. Ее обнаружили в Ленинграде, где жила ее престарелая сестра. Рассказывают, что тяжело пережив потерю мужа, который ее боготворил, Бирман оказалась в больнице. Как-то навещавшие ее люди застали ее в палате, в окружении больных. Она, стоя на столе, репетировала шекспировского «Гамлета», и за отсутствием мужчины сама выступила в роли принца Датского.