Той ночью, лежа в кровати, я была довольна собой. Я отпустила свою темную сторону немного порезвиться, но все это время не теряла контроль. Я сама установила себе ограничения, свои собственные. Моя темная и светлая стороны больше не конфликтовали: они научились мирно сосуществовать. Но все же мне еще многое предстояло понять.
Я влезла в наш старый дом и следила за незнакомцем ночью на улице. С точки зрения нормального человека, это было неправильно. Это я знала точно. Но кто решает, что правильно, а что — нет? Я же никому не навредила. Если мне удастся держать свою темную сторону под контролем с помощью дисциплины и собственных ограничений, значит, «плохими» можно считать лишь те действия, которые наносят физические травмы.
— Все остальное плохим не является, — постановила я. Взяла блокнот и ручку с прикроватной тумбочки и составила список.
«Правила жизни Патрик, — написала я. — Правило № 1: никому не причинять вред».
Я перечитала написанное и удовлетворенно откинулась на подушку. Всего одно правило, но оно положило начало очень важному для меня кодексу поведения. Хотя мне иногда удавалось сдерживать самые ужасные порывы, я отдавала себе отчет, что именно физические стычки с людьми лучше всего помогают избавиться от напряжения. Когда я ударила Сид карандашом, заперла девочек в ванной, я почувствовала себя живой. Это чувство возникало, только если я поступала плохо по отношению к другим людям.
В то же время я понимала, что в длительной перспективе это не решит моей проблемы. Тут я тоже исходила из инстинкта самосохранения. Акты насилия эффективно избавляли от напряжения, но привлекали чересчур много внимания и увеличивали риск, что меня поймают. «Надо найти менее экстремальный способ», — решила я.
До средней школы вариантов было не так уж много. Я могла воровать, иногда забиралась в другие дома — вот, собственно, и все способы выпускать напряжение. Но теперь я подросла, освободилась от необходимости отчитываться перед мамой и могла начать экспериментировать с другими методами.
В последующие несколько месяцев я продолжала вылезать через окно и устраивать слежку за незнакомцами по району. Поскольку этот метод подразумевал определенные ограничения, я решила, что наконец учусь дисциплине, причем без посторонней помощи. (Что при этом я выслеживаю людей, как настоящий маньяк, хоть и безобидный, меня ничуть не смущало.)
«Меньше знаешь — крепче спишь» — это стало моей мантрой. Придерживаясь этой системы убеждений, я прибегала к вранью как естественному методу защиты. Я всегда врала легко и без смущения, и не только из-за природной склонности. Я считала, что ложь в моем случае логичный выбор. «Если сомневаешься, говори правду. Правда поможет людям тебя понять». Чем больше я задумывалась о смысле этих слов, тем меньше в них верила. Правда не помогала людям понять меня, ребенка, который почти никогда не раскаивался и ничего не боялся. Как правило, эти мои особенности лишь запутывали окружающих и навлекали на мою голову новые беды. Когда я говорила правду, люди злились. Зато вранье еще ни разу мне не навредило.
Эта жизненная стратегия напоминала игру «Захвати флаг», в которую мы играли в школе. Мы делились на команды, становились на противоположные концы поля, каждая команда получала флаг и прятала его на своей «базе». Надо было понять, где находится «база», и найти флаг. Я быстро смекнула, что быстрее всего это можно выяснить, просто наврав.
— Эй, — окликнула я мальчика по имени Эверетт, спокойно прогуливаясь вдоль вражеского лагеря, — где флаг? Моя очередь его охранять.
Эверетт вытаращился на меня.
— В смысле? — спросил он. — Ты же не в нашей команде.
— В смысле? — парировала я и уперлась руками в бока. — А чего я тогда тут стою, по-твоему? — Я закатила глаза. Эверетт фыркнул.
— Даже если так, — сказал он, — ты же девчонка.
— Вот именно, глупенький. — Я оглянулась через плечо и кивнула на свою настоящую команду. — Девчонке в жизни не поручат охранять базу. Так они думают.
Эверетт ехидно улыбнулся и привел меня к флагу. Я подождала, пока он отойдет на безопасное расстояние, сунула флаг в карман и спокойно подошла к своим.
— Подожди пять минут и скажи, что нашел его в кустах, — сказала я капитану нашей команды и отдала ему флаг.
Тот уставился на меня, не веря своим глазам.
— Но никто же не узнает, что ты его нашла, — сказал он.
— Ну и что, — я покачала головой. — Главное, чтобы наша команда выиграла.
Вот так в целом я воспринимала жизнь. Я не жаждала внимания и почестей. Я лишь стремилась достичь своей цели и жить по своим правилам. А ложь оказалась самым эффективным способом этого добиться. Я будто открыла в себе новую суперсилу, которой прежде запрещала себе пользоваться. Ложь не просто делала меня невидимкой. С ее помощью я становилась непобедимой. Благодаря лжи все, что я не могла в себе изменить, — например, отсутствие раскаяния и страха, — нельзя было использовать против меня.
Я полюбила оставаться наедине со своими секретами. Мне нравилось быть одной. Только в одиночестве я чувствовала себя собой и была по-настоящему свободной.
В начале старшей школы после обеда у нас было три урока; учителя, которые их вели, задыхались от нагрузок и успевали устать еще до полудня. «Спорим, они даже не заметят, что меня нет в классе, — подумала я однажды. — Что, если я просто не приду?» И в тот же день я не пришла.
В обед я не отправилась в столовую с одноклассниками, а просто исчезла как ни в чем не бывало, срезав через парковку и выйдя на улицу. Я поражалась, как легко все получилось. Дома я то и дело поглядывала на телефон, думала, маме из школы позвонят. Кто-то наверняка заметит, что я пропала, позвонит домой… Но никто не позвонил.
Я стала проделывать этот фокус раз в пару дней, но даже через несколько недель меня никто не хватился. Тогда я решила, что раз никто не против, прогуливать по полдня можно регулярно. Я приходила на контрольные и сдавала домашние задания. Но чаще все же уходила из кампуса и искала более интересное занятие. Первую пару раз я просто возвращалась домой. Мне нравилось бывать одной дома. Но через некоторое время стало ясно, что мне нужен другой, долгосрочный, план. Понадобилась база.
В один из дней мама неожиданно заявилась домой. Я спряталась под кровать и стала ждать, пока она уйдет. Мама сделала успешную карьеру агента по недвижимости и почти каждый день показывала дома потенциальным клиентам. Дверь моей комнаты была приоткрыта, и я видела ее ноги, сновавшие туда-сюда по коридору. Наконец дверь гаража закрылась, и я поняла, что можно выходить.
Я выглянула в окно и проводила взглядом ее машину, а потом пошла в ее домашний кабинет, где хранились списки домов, выставленных на продажу. Можно сказать, половина моего детства прошла в этих пустых домах, куда мы ездили с мамой. Мне было скучно, я не особо присматривалась, но хорошо запомнила, как мы попадали внутрь. Мама вешала на дверь маленький сейф с кодовым замком; в сейфе лежали ключи от дома. Иногда она разрешала нам с Харлоу набрать код.
Я как сейчас его помнила: 09217. С того самого дня я продолжала прогуливать уроки, но шла не домой, а в пустой дом из маминого списка. Я набирала код, доставала ключ и заходила в дом. Эти дни были одними из самых счастливых в моей жизни.
Некоторые дома были огромными, с полированными деревянными полами, глубокими мраморными ваннами и теплой водой, лившейся из крана. Были и маленькие, с заплесневелым ковролином, отсыревшими стенами и без электричества. Впрочем, удобства меня не интересовали. Главное, что я была спокойна, никто не мог меня найти и никто не знал правду, кроме меня.
«Почему люди так боятся оставаться в одиночестве?» — как-то спросила я сама себя. Я лежала на полу дома на пляже. В открытое окно лился океанский воздух, и я не могла представить ничего более прекрасного. Я практически опьянела от счастья. Правда, время от времени назойливая правда стучалась в мои мысли. Я понимала, что нарушаю правила, но я же не могла насильно заставить себя из-за этого переживать. А мне было все равно.
«Кому плохо от того, что я сейчас в этом доме? И я не чувствую, что делаю что-то плохое. Так кто сказал, что это плохо?»
То же с прогулами. Старшая школа, где я училась, была настоящим гадюшником. — чего там только не было. Ужасное место, и все это знали. Так что же «плохого» в том, что я оттуда убегаю? Я не хочу находиться в неприятном месте, а главное, никому не причиняю вреда. Что плохого? Я не видела логики. Я снова вспомнила Джессику Рэббит. «Я не плохая, — прошептала я, — просто меня вечно тянет куда-то не туда».
Есть ли другие, которых тоже вечно тянет «куда-то не туда»? Впрочем, гораздо больше меня интересовал другой вопрос: есть ли в мире человек, которому я могу понравиться? Я не впервые об этом размышляла. Хотя мне было хорошо одной, я все же думала, что если бы у меня появился человек, которому я могла бы полностью довериться, то жить стало бы намного веселее. Многие девочки в школе уже встречались с парнями. А у меня будет парень? Способна ли я на романтическую любовь? Не будет ли мне все равно?
Вскоре мне предстояло это узнать.
Глава 6. Тайная комната
Мы с Дэвидом познакомились в летнем лагере, когда мне было четырнадцать.
Харлоу отправили в церковный лагерь, но я отказалась ехать, и мама записала меня в творческий.
— Еще не хватало, чтобы ты все лето просидела дома одна, — отрезала она. — Или лагерь, или будешь ходить со мной на работу.
Как ни странно, лагерь мне понравился. Он находился в зимнем особняке нефтяного магната Джона Рокфеллера. Через пару недель после начала смены до меня дошли слухи, что Рокфеллер соорудил под домом систему тайных тоннелей, соединявшихся с различными зданиями в городе. Я загорелась и решила выяснить, правда ли это.
В кабинете администратора был ящик с документами, имевшими отношение к дому. Я решила их раздобыть и начала все свободное время там ошиваться. Однажды я слонялась около кабинета, выжидала, надеясь, что удастся что-то разнюхать, и вдруг из кабинета вышел обалденно красивый парень.