— Рок-музыка и попса — два разных мира, — сказала Дженнифер при нашей первой встрече.
К тому моменту я работала менеджером около года. Мы выпивали в «Каса Вега», моем любимом мексиканском ресторане в долине Сан-Фернандо.
— В рок-музыке выживает сильнейший, — добавила она, — а девушкам приходится особенно несладко.
Я улыбнулась и воспользовалась паузой в разговоре:
— Что ж, меня это устраивает, ведь я социопат.
Она улыбнулась, решив, что я шучу, но я коротко изложила ей свою историю и объяснила диагноз. Она внимательно слушала.
— Ого, — сказала она, когда я договорила, — невероятно. — Она наклонилась ко мне и, понизив голос, произнесла: — Честно говоря, мне самой всегда было интересно, не социопат ли я.
— Хм, — ответила я. В последнее время мне часто приходилось это слышать. — Нет, серьезно, ты же понимаешь, о чем я? — продолжила Дженнифер. — Все плачут, а у меня ни слезинки. Или, например, тру-крайм. Я просто обожаю тру-крайм! — Она снова осторожно огляделась. — И фантазировала об убийствах.
Я покачала головой:
— Понимаешь… если ты хочешь кого-то убить, это вовсе не значит, что ты социопат, — ответила я. — Это заблуждение. С социопатией вообще связано много заблуждений…
— Да нет же, ты не понимаешь! — оборвала меня Дженнифер. — Я люблю всякий треш, типа вампиров. — Она улыбнулась. — Наверно, поэтому и начала работать с рок-группами!
Тут я пожалела, что всем подряд рассказываю о своем диагнозе. Но не успела я как следует об этом подумать, как Дженнифер положила руку мне на предплечье.
— Я тебя понимаю, дорогая, — сказала она и кивнула.
Я взглянула на ее руку и заметила, что мизинец забинтован.
— Что с тобой случилось? — спросила я, радуясь поводу сменить тему.
Дженнифер убрала руку.
— А, это, — ответила она. — Я взяла собаку с улицы. Питбуля. Такая милая девочка, но месяц назад они с моей другой собакой стали драться. Я пыталась их разнять… и питбулька откусила мне палец.
Услышав это жуткое признание, я чуть не поперхнулась коктейлем.
— Что? — выпалила я. — Она откусила тебе палец?
Дженнифер кивнула:
— Ну да. Соседка отвезла меня в скорую… и врачи его пришили. Мне повезло. — Она улыбнулась. — А у тебя есть собачки?
Я не знала, что сказать.
— Э-э-э, нет… собачек у меня нет. Погоди минутку, — я попыталась собраться с мыслями. — А как же… твоя вторая собака? — спросила я.
Дженнифер поморщилась:
— Да, это проблема. Леди недолюбливает других собак, поэтому их с питбулькой приходится держать отдельно друг от друга. — Она замолчала и подала знак официанту повторить ее заказ. — Собаки классные. Уж точно лучше, чем некоторые мужики. Ты, кстати, знала, что я в разводе?
Я покачала головой, но Дженнифер, кажется, не заметила.
— Десять лет была замужем и ничего с этого не поимела, кроме своего домишки в долине Сан-Фернандо. Если снова пойду, только за того, кто сможет обо мне позаботиться… за богача, короче. — Она допила «Маргариту». — Я сейчас как раз с таким встречаюсь. Его зовут Джоэль, у него куча денег. — Она взглянула на меня округлившимися глазами. — И у него полно богатых друзей! Мы могли бы тебя с ними познакомить и ходить на двойные свидания!
Я покачала головой:
— Да я на самом деле не…
— У него гигантский дом в Беверли-Хиллз, в равнинной части, — задумчиво проговорила она. — Я бы хотела жить в таком доме. — Ее лицо помрачнело, она уставилась перед собой и пробормотала: — Я этого заслуживаю.
Я растерялась, не знала, как себя вести, и решила подражать ее поведению. Сделала сочувственное лицо и похлопала ее по руке — аккуратно, чтобы не задеть пришитый палец.
— Я тебя понимаю, — сказала я.
Но я ее не понимала. И чем больше мы общались, тем сильнее я запутывалась. Предположение Дженнифер, что она социопатка, вполне могло оказаться правдой, как и прочая самодиагностика людей из шоу-бизнеса, которые признавались мне в своих наклонностях. Например, Дженнифер регулярно жаловалась, что чувствует «пустоту». Она часто бывала импульсивна и вела себя деструктивно, как и я. Она также отличалась отсутствием чувствительности и нагло или безразлично относилась к чужим границам. Но вскоре я поняла, что на этом сходство заканчивается.
Я испытывала недостаток чувств, а у Дженнифер они были в избытке. Она страдала от сильных колебаний настроения. Без видимой причины переключалась с эйфории на тревожную взвинченность. Была ужасно вспыльчива и совершенно не умела себя контролировать: не получая желаемого, орала на подчиненных и выбегала с деловых встреч, хлопнув дверью. Но главное отличие заключалось в том, что у Дженнифер была очень неустойчивая психика. Это особенно ярко проявлялось в романтических отношениях. Даже малейший намек на отвержение вызывал у нее мощнейший срыв и когнитивный диссонанс.
— Похоже на ПРЛ — пограничное расстройство личности, — заметила доктор Карлин.
Я пришла к психотерапевту на еженедельный прием. Мне было любопытно узнать предполагаемый диагноз Дженнифер и его отличие от моего, поэтому я расспросила о ней доктора Карлин.
— Пограничное расстройство личности часто путают с социопатией, — объяснила доктор, — потому что поведенческие характеристики — то, что можно увидеть невооруженным глазом, — во многом совпадают. Нестабильные отношения, импульсивность, склонность к саморазрушению, постоянное чувство внутренней пустоты, гнев, враждебность — общего на самом деле много. С нарциссами у вас тоже много общего.
— Но, если мы такие разные, почему у нас так много общего? — спросила я.
— У вас разная поведенческая мотивация, — объяснила доктор Карлин. — Люди с пограничным расстройством личности совершают антисоциальные поступки из-за переизбытка эмоций. А социопаты — из-за дефицита. — Она задумалась и продолжила: — А еще дело в привязанности. Люди с ПРЛ отчаянно хотят любви. Этим объясняется их гиперэмоциональность. Они готовы на все, лишь бы избежать потери привязанности: даже на неуважение к границам и деструктивное поведение. При этом им плевать на чужие потребности и чувства, их интересуют только собственные. Они воспринимают других людей как объекты, не функционирующие отдельно от их «я». Иными словами, люди с ПРЛ не считают окружающих отдельными личностями, они воспринимают их как продолжение своего «я». Восприятие мира такими людьми очень эгоцентрично и одномерно. Для социопатов же привязанность не играет никакой роли, — продолжила доктор Карлин. — Как раз наоборот, в основе их мировосприятия отсутствие привязанности. Но они воспринимают мир так же эгоцентрично и одномерно. Поэтому социопатов и людей с ПРЛ легко спутать.
Чем больше я присматривалась к Дженнифер, тем больше соглашалась с доктором Карлин. На первый взгляд мы с Дженнифер действительно очень походили друг на друга. Как и я, она испытывала весьма ограниченный набор эмоций, хоть они и проявлялись намного ярче. Она была не способна на эмпатию и не знала, что такое стыд. Часто врала. Ее поведение колебалось между экстремально хорошим и экстремально плохим, а привязанность к другим людям основывалась исключительно на личных интересах и никогда не бывала взаимовыгодной.
Так почему же я не испытывала облегчения? Учитывая мою психологическую изоляцию, мне бы радоваться, что я встретила относительно похожего человека, пусть даже с немного отличающимся диагнозом. Сама Дженнифер, кажется, была довольна, что познакомилась со мной. «Я так рада, что мы встретились! Ты мой кармический близнец!» — написала она мне через несколько дней после нашей первой встречи в «Каса Вега».
Однако это чувство не было взаимным. Я презирала Дженнифер. Мне становилось неловко от ее чрезмерных эмоциональных излияний. Мое расстройство казалось упорядоченным, а Дженнифер производила впечатление человека, сорвавшегося с катушек. Ее хаотичное поведение управлялось лишь эгоистичными чувствами, по очереди показывавшими свою уродливую личину. «Она похожа на Сид, — с отвращением подумала я. — У нас, социопатов, и так плохая репутация, так еще подобные Дженнифер подворачиваются под руку и все усугубляют».
Дженнифер не была социопаткой. Она была фальшивкой. Волком в овечьей шкуре. Меня это злило. Чем больше я анализировала ее поведение, тем сильнее она меня бесила. Я стала думать о ней постоянно, и это были не просто праздные размышления, а конкретные мысли, как причинить ей вред. Мне нравилось это воображать. Я полностью концентрировалась на этих фантазиях — и они меня успокаивали. Благодаря своему «лекарству» я уже несколько лет не испытывала критического подъема напряжения, но по-прежнему радовалась любой возможности чувствовать.
Я работала менеджером, пыталась быть «хорошей», посещала психотерапевта, даже встречалась с «друзьями» в барах, но все это было лишь видимостью нормальности. В теории я вела жизнь здорового человека. В реальности же ничего не изменилось. Что бы ни происходило снаружи, в моем внутреннем болотце всегда существовала угроза застоя. К счастью, после встречи с Дженнифер я перестала об этом волноваться. Ненависть к ней не только помогала сдерживать апатию, но и служила способом регулировать мое поведение.
— Патрик! — воскликнула Дженнифер. — Нам надо поговорить!
Дело было утром в день выхода альбома, через месяц после нашей первой встречи в «Каса Вега». Я только что приехала на радиостанцию, где Дженнифер устроила нашей группе интервью в прямом эфире. Я вышла из машины и содрогнулась, увидев ее на парковке. «Опять она», — подумала я. Дженнифер выглядела возбужденной и растрепанной.
— Почему ты мне не перезваниваешь? — в отчаянии произнесла она, шагая мне навстречу и пытаясь отдышаться. — Случилось ужасное! Нам надо поговорить, — выпалила она.
Я покачала головой:
— Не выйдет. Через пять минут интервью.
— Ты не понимаешь. Это важно! — Дженнифер схватила меня за рукав и тихонько потянула. — Помнишь мою собаку, Леди?
Я нетерпеливо вздохнула и краем глаза заметила солиста группы у входа в лобби радиостанции.