Я смотрела на длинные свечи, мерцавшие в центре стола. Ярко-оранжевое пламя отбрасывало на стену мягкие темные тени. «Эверли права», — подумала я. Я любила Дэвида, но мне надоело под него подстраиваться. Я хотела наладить наши отношения, но быть в них полноценным партнером. Настала пора стать собой. И я радовалась этой свободе.
Я еще немного посмотрела на свечи и нехотя их задула, а затем начала убираться. Не спеша загрузила посудомойку, аккуратно вытерла столешницы и кухонный островок. Наконец выключила свет и пошла в спальню.
Дверь была закрыта. Я медленно ее открыла; Дэвид уже лежал под одеялом.
— Дорогой, — спокойно произнесла я, — я люблю тебя. Но именно из-за того, что сейчас произошло, я хочу перестать скрывать свой диагноз.
Он повернул голову и посмотрел в потолок.
— Что ты имеешь в виду? — с тяжелым вздохом сказал он.
— Ты отказываешься говорить со мной о моем диагнозе. Стоит упомянуть об этом, как ты начинаешь злиться. И я прекрасно тебя понимаю, — я пожала плечами. — Ты не хочешь, чтобы я была социопаткой, потому что у социопатов ужасная репутация. Ты не хочешь видеть во мне эти качества.
Он приподнялся на подушках.
— Я их и не вижу, — сказал он. — То есть я видел, что ты поступаешь плохо, Патрик, но я не считаю тебя плохим человеком. Ты же это понимаешь?
— Понимаю, — ответила я. — И ты даже не представляешь, как я тебе за это благодарна. Ты видишь во мне не только «плохую девочку», и твое восприятие меня отчасти сформировало мое самовосприятие. Ты изменил мою жизнь. — Я вяло улыбнулась. — Но не у всех в жизни есть такой человек, дорогой. Не у всех есть Дэвид. Я хочу помочь людям, которым меньше повезло.
Он задумался.
— Я тебя услышал, — наконец ответил он. — И прекрасно все понимаю. Да, конечно, я тоже считаю, что помогать людям похвально. Я правда так думаю. Но если ты будешь всем рассказывать, что ты социопатка, как это поможет другим? — недоумевал он. — Как только ты это скажешь, тебя никто не захочет слушать! Все собранные тобой данные будут рассматривать под микроскопом. Каждое твое слово будет подвергаться сомнению. Так уж сложилось, что социопаты — ненадежный источник информации, а если это еще и врач-социопат? Тебя все возненавидят, — заключил он.
— Какая разница? — ответила я. — Выходит, единственное, что я могу сделать, — это сказать правду. А как уж люди ее воспримут, от меня не зависит. Я точно знаю, что другие социопаты меня не возненавидят. Они увидят во мне себя наконец.
Он замолк на несколько секунд.
— Даже не знаю, дорогая, — ответил он. Я покачала головой.
— В этом и дело, — сказала я, — ты не должен это знать. Неважно, согласен ты со мной или нет. Это мое решение, Дэвид. — Я сложила руки на коленях. — И я его приняла.
Я заметила, как с этими словами с его лица вмиг улетучилось все сочувствие.
— Получается, мои чувства не имеют значения? — он покачал головой.
Я разочарованно нахмурилась. Я так надеялась, что обойдется без скандала.
Он выпятил губы.
— Почему мы с тобой вообще вместе? — задал он риторический вопрос.
— А сам как думаешь? — тихо ответила я.
Его глаза округлились, и он чуть не закричал:
— Не знаю! Мы даже не видимся! Я работаю как проклятый, а все ради чего? Не понимаю! Мы даже поужинать нормально не можем, все время цапаемся из-за одного и того же. — Он шумно выдохнул. — Почему у нас не может быть нормальных проблем? Как у нормальной пары!
— Нормальной? — теперь я рассвирепела и еле сдерживалась, чтобы не перейти на крик. — А почему ты решил, что мы станем нормальной парой? Может, ты понял это при нашей первой встрече? Когда я воровала планы особняка и пряталась в подвале? Или когда мы говорили по телефону и я рассказывала тебе о подозрениях насчет своего диагноза? — Я с притворным любопытством развела руками. — Может, ты решил, что у нас есть шанс стать нормальной парой, когда я нашла этот чертов брелок в доме напротив и стала оставлять его у входа, чтобы ты знал: сегодня я учудила очередную дичь? — Я ткнула в него пальцем. — Нет уж, Дэвид, — резко проговорила я, — ты прекрасно знал, кто я такая, когда приехал сюда. Ты знал, что нормальностью тут и не пахнет! И вот ты получил меня и решил, что я тебе не нужна?
— Это неправда! — взмолился он. — Мне нужна ты настоящая. Я знаю, что в глубине души ты другая, и я хочу, чтобы ты такой стала. — Он печально покачал головой. — Я точно знаю, что эта другая Патрик где-то там. Я верю в это.
Я уставилась себе под ноги.
— О боже, — выпалила я. — Дэвид, я отказываюсь играть в эту игру. — Я прижала ладонь к груди. — В последний раз говорю. Есть только одна я. Вот она, перед тобой. И я не буду подавлять свое истинное «я» потому, что оно тебе не нравится. — Я беспомощно покачала головой. — Я не могу изменить свою личность, Дэвид. Но ты можешь изменить свою реакцию на нее. Если ты не в состоянии это понять — не можешь или не хочешь, не знаю, — тогда я даже не представляю, что тебе сказать. С меня хватит. Я больше так не хочу. Мне все равно, что будет.
— Я понял, — буркнул он.
Я не знала, что сказать. На самом деле мне, конечно же, было не все равно. Дэвид был для меня самым близким человеком на свете. Но если он этого не понимал… если он до сих пор этого не понял…
— Может, ты права, — почти шепотом произнес он, — и нам не стоит больше быть вместе.
Я посмотрела ему в глаза. Он был очень зол и сильно расстроен. Я медленно покачала головой. Я ничего не понимала.
— Я этого не говорила, — возразила я.
Он нахмурился:
— Все равно что сказала.
— Но не сказала же, — ровным тоном ответила я. — Хотя если ты так считаешь, если, по-твоему, нам не надо быть вместе, тогда скажи. Признай свои чувства, не проецируй их на меня.
— Ладно, — ответил он. — Да, я так считаю. И я чувствую, что безразличен тебе. Тебе как будто плевать на меня. — Его глаза гневно полыхнули. — Я неправ?
Он рассчитывал, что сейчас я брошусь все исправлять, как обычно. Его пассивно-агрессивный вопрос означал, что я должна начать его успокаивать, уверять, что все будет хорошо, я смогу измениться и мы решим все проблемы. Но я не собиралась поддаваться. Я осталась сидеть на своем месте. Мне нравилось быть неуязвимой от его манипуляций.
Когда я не ответила, Дэвид, естественно, разозлился, сморгнул слезы и обиженно замолчал. Он потянулся и выключил лампу со своей стороны кровати, комната погрузилась во тьму. Недовольно пыхтя, он перекатился на бок, резко выдернул из-под меня подушку. Я все это время пустым взглядом смотрела в стенку.
Через несколько секунд я встала. Переоделась, почистила зубы и легла. Я смотрела в потолок. Оглушительная тишина дома качала меня в своих объятиях. Я думала о том, что мне должно быть грустно, но мне не было грустно. Я была расслаблена.
Было так приятно ничего не чувствовать.
Глава 24. Убийственная королева
В те же выходные Дэвид съехал. Мне было невыносимо смотреть, как он собирает вещи. Я знала, что должна огорчаться, и действительно чувствовала себя расстроенной, но это чувство, как всегда, существовало отдельно, а я — отдельно. Я будто жевала безвкусную жвачку, и это лишь усиливало мою злость.
— Ты точно этого хочешь? — спросил он, погрузив в машину последние вещи.
— Нет.
Он выглядел раздавленным. Это напомнило мне наше первое расставание, еще в подростковом возрасте.
— Патрик, я тебя люблю, — сказал он, положил руки мне на бедра и прижался лбом к моему лбу. На миг мне показалось, что я сейчас заплачу, но этого не случилось; ощущение возникло и исчезло, не успела я даже его испытать, как бывало уже много раз. В конце концов Дэвид сел в машину и уехал.
Стоя там и глядя ему вслед, я поняла, что время пришло. Если что-то и могло вызвать у меня чувства, так это расставание с Дэвидом. «Сейчас или никогда», — решила я. Я не шевелилась и мысленно приказывала себе расплакаться. Я простояла у дома двадцать минут, а потом все же сдалась. Даже в самый пронзительный момент у меня не возникло никаких эмоций. Я чувствовала себя как обычно. Ни рыба ни мясо. Я развернулась и пошла в дом.
Закрыв за собой дверь, я очутилась в тишине пустого дома. Густое безмолвие навалилось тяжелым одеялом — и я ощутила усталость. Села на диван и стала смотреть себе под ноги, пока не расслабились веки. Вспомнились постеры со скрытыми картинками, которые проступали, если долго на них смотреть, — стереограммы. Как же меня бесили эти постеры. Сколько я на них ни смотрела, у меня никогда не получалось увидеть тигра или цветок. Я смотрела и смотрела, но не видела ничего, кроме бессмысленной мозаики форм.
Сейчас же происходило прямо противоположное. Глядя на деревянные доски пола, не образующие никакого узора, я сумела отстраниться от мыслей. Мысли плыли, как облачка, мое внутреннее и внешнее пространства находились в идеальной гармонии. Неспособность видеть скрытые картинки не раздражала: я просто признала, что их нет.
«Кто же ты, Патрик?» — спросил мой ум, парящий отдельно от тела. Я так и не нашла ответа на этот вопрос. Но я точно знала одно: хватит искать его в других людях. Я всегда наивно полагала, что мой путь социопата к просветлению невозможно пройти в одиночку. Я искала единомышленников, отношений с «хорошими» людьми, которые привязывали меня к «нормальному» существованию; суррогатного общения, которое помогало мне принять себя. Но теперь, оставшись в полном одиночестве, я поняла то, что все это время было на ладони.
Мне было все равно.
Мне было все равно, есть ли рядом люди, похожие на меня. Меня не тяготило одиночество.
Обычно люди старались всеми силами избегать социопатов, но я всегда надеялась их встретить. Пока другие ребята в школе играли в спортивные игры, я влезала в чужие дома. Пока девочки играли в дочки-матери и мечтали о заветном признании в любви, я пошла по другому пути. Я тоже мечтала услышать три заветных слова. Но это были другие слова.