Я посмотрела на часы и вздохнула. Тери никогда не пропускала сеансы, это было не в ее стиле. Я решила ей позвонить.
— Почему вы отменили запись? — спросила я, когда она ответила.
— Проспала, — сказала она, но голос у нее был совсем не сонный. — Извините. Я ходила в зал, позанималась, пришла домой и вырубилась.
— Так вы дома?
— Да.
— Пришлите мне фотографию вашей гостиной.
Для психотерапевта это была очень странная просьба. Моя работа заключалась в том, чтобы наблюдать и оценивать пациентов на приеме. Просить пациента прислать фотопруф его местонахождения было неприемлемо, особенно для неопытного новичка. Если бы мой супервизор об этом узнал, он бы очень огорчился. Но он не знал. А мне было все равно.
— Тери, — спросила я, когда в трубке повисла тишина, — хотите рассказать, где вы сейчас на самом деле?
— Нет, — выпалила она, — но я уже уезжаю.
— Отлично, — сказала я, — пока вы едете, можем поговорить.
Через час я повесила трубку и откинулась в кресле. «Враги» Тери сегодня могли спать спокойно. Я была довольна собой. Предвечернее солнце отбрасывало продолговатые тени на пол и стены кабинета, и я удовлетворенно вздохнула. Тери была последней в моем графике на сегодня, и я радовалась окончанию рабочего дня.
«А что, если здесь переночевать?» — подумалось мне. Идея вдруг показалась жутко заманчивой. Не номер люкс, конечно, но было бы интересно.
Зажужжал телефон: Макс прислал сообщение: «Тук-тук».
Он вернулся в Лос-Анджелес несколько недель назад, хотя мы как будто не расставались. Со дня своего отъезда в турне он писал мне почти непрерывно. Эта форма коммуникации одновременно способствовала более раскрепощенному общению и ограничивала. Мы часами переписывались на разные темы — от моей психотерапевтической практики до его любовных дел. Такой невовлеченный односторонний тип общения вполне меня устраивал. Мне нравилось общество Макса, который не пытался меня изменить, не хотел на мне жениться и думать о нашем совместном будущем. Его интересы не простирались дальше завтрашнего вечера.
Однако, с тех пор как он вернулся в город, динамика изменилась. Мы стали чаще общаться лично, а я не могла решить, нравится мне это или нет. До нашего с Дэвидом расставания Макс занимал в моей жизни вполне определенное место, и у меня получалось дозировать общение. Тогда у меня был парень — не Макс. Но теперь все изменилось. Наши отношения не поддавались определению. Границы размылись. Возможно, так было всегда: я опять ничего не понимала.
Дверь моего кабинета приоткрылась, и я увидела Макса.
— Тук-тук, — сказал он.
— Господи! — ахнула я. В кабинет психотерапевта нельзя было зайти просто так: от приемной его отделяло несколько запертых дверей. — Как ты сюда попал?
— Девица из приемной впустила. — Он уселся напротив на диван.
— Кто бы сомневался, — пробормотала я.
— Ну, чем займемся? — спросил он. — Куда пойдем?
Мы планировали выпить после работы, но мне вдруг расхотелось. Я сморщила нос.
— Не знаю, — ответила я, — в бар что-то не хочется.
— Тогда поехали ко мне, — слишком поспешно ответил он. — Как раз хотел поставить тебе один трек в музыкальной комнате. — «Музыкальной комнатой» Макс называл подвал без окон, где находились настоящая оборудованная студия звукозаписи и впечатляющая коллекция музыкальных инструментов и артефактов. В этой комнате можно было затеряться и забыть о времени, и Макс часто этим пользовался.
— Музыкальный абьюз, — усмехнулась я. Мне не нравилось, когда музыканты вынуждали меня слушать новую музыку: я чувствовала себя заложницей. Это было худшее в работе музыкального менеджера.
— Да ладно тебе, — рассмеялся Макс.
— Клянусь, вы, музыканты, все одинаковые, — проворчала я. — Неважно, продали ли вы одну песню или десять миллионов. Когда музыкант ставит свою музыку и заставляет меня слушать, я чувствую себя как под дулом пистолета. Но, к счастью, я отмучилась, — заметила я, — я больше не музыкальный менеджер.
В отличие от Дэвида, Макс был категорически не согласен с моим решением уйти. Он ухмыльнулся.
— Неправда, — напомнил он мне. — Разве не твоя подруга завтра выступает в «Рокси»?
Я нехотя кивнула. Завтра у Эверли был последний концерт, резидентство ее группы в клубе заканчивалось. Это вызывало у меня смешанные чувства: с одной стороны, я была готова покончить с шоу-бизнесом раз и навсегда, с другой — не знала, как Эверли на это отреагирует.
— Она, — ответила я.
— Значит, технически ты все еще музыкальный менеджер. Впрочем, какая разница? Меня не интересует твое профессиональное мнение. — Он встал с дивана с торжествующей улыбкой. — Пойдем, — сказал он. — Поезжай за мной на своей машине.
Я посмотрела в окно, и взгляд упал на горы, опоясывающие Беверли-Хиллз с северной стороны. У меня возникла идея.
— Давай лучше ты за мной, — предложила я.
Я сидела на скамейке у рояля в маленьком коттедже на Малхолланд-драйв и любовалась закатным небом сквозь дыру в крыше. Табличка во дворе оповещала, что дом официально выставлен на продажу. Над головой послышались шаги; Макс спустился по лестнице.
— Обалденное место, — выпалил он. — Была наверху?
Макс не стал дожидаться ответа и сел на скамейку, достаточно близко ко мне.
— Если будешь покупать дом, бери и рояль, — сказал он. Я встала и начала бродить по гостиной, а Макс тем временем приподнял крышку и начал рассеянно перебирать клавиши. — Ты связывалась с риелтором?
Я покачала головой:
— Пока нет.
— Поспеши, — ответил он, — иначе я тебя опережу. — Он взял несколько аккордов.
— Повезло тем, у кого нет финансовых ограничений, — съязвила я.
— Или моральных, — парировал он.
Я закатила глаза и села на старый двухместный диванчик в углу.
— С каких это пор ты захотел уютный домик с белым штакетником?
— Могу поделиться, — подмигнул он мне.
Я неопределенно кивнула. Мои веки отяжелели: Макс наигрывал блюзовую мелодию, отчего меня слегка сморило.
— Только смотри не усни, — крикнул он.
— Засыпаю, — ответила я.
Он внезапно заиграл энергичный припев песни Фредди Меркьюри «Убийственная королева». Я рассмеялась:
— Обожаю эту песню.
— Неудивительно.
Он продолжал наигрывать мелодию, замедлил темп и, казалось, почти импровизировал, меняя тональности. Наконец остановился на мелодии в среднем темпе. Я ее не узнала и склонила голову набок.
— Новая песня? — спросила я. — Что это?
Он не ответил и запел. Прозаичные и резкие слова контрастировали с нежной мелодией. Это была не песня, а любовное письмо к девушке-социопатке. Я подождала, пока он допоет.
— Ну как? — спросил он после секундного затишья.
Я медленно покачала головой, даже не пытаясь скрыть дискомфорт.
— Непохоже на тебя, — ответила я. — Ты обычно не такое играешь и пишешь. Эта песня… как говорится, в самое сердце.
Он улыбнулся и повернулся ко мне лицом.
— Что я могу сказать? — ответил он. — Я расту.
Я уставилась на дощатый пол. Одна доска треснула, и в трещину забежал паучок. Я проводила его взглядом; он скрылся в темноте. Я восхищенно вздохнула. «Хотела бы я быть этим паучком», — подумала я.
Повисло неловкое молчание. Потом Макс встал и подошел ко мне, наклонился, взял меня за руку и потянул, заставив подняться. Притянул к себе, обнял за талию и прижался щекой к моей щеке. Снаружи поднялся ветер. Мы медленно покачивались из стороны в сторону. Мне хотелось кричать. Но я не закричала.
Вместо этого я покорно опустила голову ему на плечо и попыталась запомнить вкус последних секунд нашей дружбы, которая с самого начала была обречена.
— Зачем? — наконец спросила я. — Зачем ты сыграл мне эту песню?
Я и так знала ответ.
— Затем, что люблю тебя, — сказал он.
Ну вот. Три заветных слова. Насколько проще была бы моя жизнь, если бы наши три заветных слова совпадали.
Я заранее знала, на что будут похожи отношения с Максом. Знала, что это будет здорово. В этих отношениях будет и веселье, и полет фантазии, и бесшабашность, и экстрим, и свобода, и легкость. Мне ни дня не придется работать, если я решу провести свою жизнь с Максом — и в прямом, и в метафорическом смысле. Я смогу полностью отдаться своей темной стороне. Она и сейчас взывала ко мне «Давай же, — науськивала меня она. — Используй его без остатка». Я подумала о том, насколько легко было бы взять три его заветных слова и притвориться, что они совпадают с моими.
Он произнес их без дрожи в голосе, будучи уверен в своих словах. Его лицо находилось совсем близко, губы касались моего виска. Я подняла подбородок и посмотрела на него. Его глаза вновь заставили вспомнить о Большой голубой дыре. Когда он поцеловал меня, мне захотелось пойти на дно.
Его поцелуй воплощал в себе все, о чем всегда мечтала моя темная сторона. До чего притягательной казалась эта бездна! Она сулила свободу, отпущение грехов и потакание всем моим капризам, и на секунду я даже пошатнулась, ощутив взрывоопасное притяжение, существование которого отрицать было невозможно.
Макс взял мое лицо в ладони. Я крепко зажмурилась. «Боже, — подумала я, — ну почему, почему нельзя просто поддаться?»
Жизнь с таким человеком, как Макс, стала бы для меня путем наименьшего сопротивления. Макс не восторгался добродетелью: его восхищала тьма. Во тьме я смогла бы спрятаться от правды. А правда заключалась в том, что я любила Макса, но это чувство было нездоровым. И ни к чему хорошему оно бы не привело. С ним я могла бы остаться такой, какой была. Никто бы не осуждал меня за дурное поведение, не побуждал исправиться. Но я не нуждалась в таких отношениях. Я жаждала полноправного партнерства. Отношений, в которых бы партнеры действовали сообща, дополняли друг друга и вдохновляли на совершенствование. Я хотела этого от отношений с Дэвидом да и от любых отношений, всегда. Но если я не получила желаемого даже от мужчины, с которым хотела быть вместе…