Дэвид нахмурился, и я догадалась, что выбирала слишком долго. Я также осознала всю глубину его отрицания. Он, как и все мои знакомые, пал жертвой того же проклятия и проецировал на меня свои чувства, вместо того чтобы видеть меня такой, какая я есть. Дэвид был хорошим человеком и хотел, чтобы и я стала хорошим человеком. А как я поступала с хорошими людьми? Я пользовалась их слабостью. Развращала их. Портила. Но я не собиралась поступать так с Дэвидом. Я и без того слишком долго это делала.
Я вымучила слабую улыбку, выбрала сектор с противоположной стороны круга и решила изобразить безразличие.
— Ничего не случилось, — уверенно ответила я. Мой голос был спокойным. — Не могла найти прилавок с мерчем. — Я указала на прилавок в углу. — Вечно забываю, где он, — как ни в чем не бывало добавила я.
Дэвид нахмурился. Мне явно не удалось его убедить, и я решила наврать еще сверху, чтобы сгладить углы.
— Извини, если тебе показалось, что я не в порядке… Мы были у Эверли, весь день пили. — Я улыбнулась и покачала головой, будто реагируя на шутку, известную только мне. Я понимала, что намеренно причиняю ему боль и подбираю слова, чтобы вызвать самые пугающие для него эмоции: смятение. Чувство собственной неважности и непричастности к происходящему.
Он глубоко вздохнул:
— А я думал, ты по четвергам работаешь в центре психологической помощи.
Его посыл был кристально ясен. Он любил меня. Таким незаметным образом он показывал, что слушал меня внимательно, когда я рассказывала о своем рабочем графике. Он пытался продемонстрировать, что даже сейчас готов принимать меня. Но с меня было довольно. И мне было все равно.
«Равнодушие в межличностных отношениях», — подумала я. Двенадцатый пункт чек-листа Клекли, описывающий нежелание социопата положительно реагировать на доброту и доверие.
Я закатила глаза.
— Да, но не сегодня, — я изобразила раздражение. — Решила сбежать с работы ради шоу. — Ложь далась мне без усилий. Потом я приготовилась нанести последний удар его рушащейся защите. — А что ты здесь делаешь?
Он побледнел, и мне показалось, что Дэвид сейчас сломается. Но он выстоял.
— Мы же договорились еще несколько недель назад, — Дэвид снова попытался до меня достучаться. — Последний концерт Эверли. Я знал, что это важно для тебя. Хотел поддержать, понимаешь? — И он тихо добавил: — Я приехал ради тебя.
Я задумчиво кивнула и выпятила губы, будто злясь на свою забывчивость.
— Хм, правда? Не помню. — Я пожала плечами. — Но ты молодец, что приехал.
И я стала наблюдать, как он пытается осознать мое предательство. До него доходило гораздо медленнее, чем я ожидала. Его глаза растерянно бегали, но я не делала ничего, чтобы ему помочь.
Я широко и фальшиво улыбнулась, раскинула объятия и шагнула навстречу, чтобы обнять его. Это подчеркнуто неловкое проявление публичной привязанности служило двум целям. Во-первых, он должен был убедиться в моей неискренности, а во-вторых, начисто забыть об искреннем первом объятии, когда я на миг дала слабину. Но когда он крепко обнял меня за талию, меня накрыло лавиной грусти. В его объятиях было так спокойно. Так хорошо. Так по-настоящему.
— Я люблю тебя, — прошептала я очень тихо, чтобы он не услышал.
Этот покой иногда снисходил на меня рядом с Дэвидом, но был недолговечным. Признак нашего несостоявшегося будущего мучил меня, как синдром фантомной конечности, одновременно казался реальным и нереальным, и это сводило меня с ума. Мне хотелось никогда его не отпускать, замереть в этом покое. Но я знала, что это невозможно.
Дэвид, как и все остальные люди, нуждался не только в покое. Он не мог довольствоваться моим скудным эмоциональным репертуаром и фальшивыми реакциями. Ему нужен был человек, для которого любовь была бы не просто естественным, а всепоглощающим чувством — неотъемлемой частью существа.
Я призвала на помощь все свои силы и отпустила его, тем самым показывая, что готова уйти. Но он не отпускал меня, в последний раз попытавшись лаской раскрыть мой блеф. Ему это почти удалось. Я на миг представила, каково это — не отпускать его, поддаться мечтам о нашем совместном будущем, жизни, полной смеха и любви, музыки и книг, — лучшего, что есть в этом мире. Моя решимость ослабевала, я слишком этого хотела… И тут кое-что привлекло мое внимание.
Какое-то движение в противоположном конце зала, которое я уловила боковым зрением, но не осознала, пока это не стало неизбежным. Это был Макс, он стоял и смотрел на меня. Стоял расслабленно и обнимал за плечи тощую блондинку, которую я раньше никогда не видела. Судя по всему, он уже давно за нами наблюдал.
— Господи, — прошипела я, перестала обнимать Дэвида за шею и отступила назад. — Я сейчас вернусь, — бросила я и направилась в сторону Макса.
— Какого черта ты явился? — я даже не пыталась скрыть свою ярость.
Он ухмыльнулся.
— Я пришел на концерт, — протянул он и отсалютовал Дэвиду бутылкой пива, — хотя, кажется, он начался раньше времени. — Он издевательски усмехнулся и наклонился вперед; шея блондинки чуть не сломалась под его весом. Он явно был пьян.
Я сухо улыбнулась его спутнице и указала на бар.
— Извините, не оставите нас на минутку? — Блондинка кивнула и, кажется, с облегчением направилась к бару в лобби. Макса тем временем понесло.
— Я тебе наскучил? — спросил он. — В этом дело? Надоело морочить мне голову и решила вернуться к мистеру Идеальному Парню и морочить голову ему? — Он указал на меня одной рукой и показал Дэвиду поднятый вверх большой палец. Я с отвращением повернулась и увидела затылок Дэвида, скрывшийся в толпе. На столике стоял недопитый коктейль.
— Иди ты, — прошипела я сквозь стиснутые зубы.
— Ну уж нет, — ухмыльнулся он, — никуда я не пойду.
— Почему ты решил, что тебе что-то светит, ты, пьяный дурак? — накинулась я на него. — Ты только посмотри на себя. Господи, надо было предвидеть, что ты выкинешь нечто подобное.
— Нет, это мне надо было предвидеть! — завопил он, привлекая к себе внимание, хотя ему этого явно не хотелось. — Не понимаю, почему я удивлен. Ты же меня с самого начала предупредила, что ты гребаная социопатка. — Он рассмеялся. — Ты не способна любить! Тебе нет дела ни до кого… даже до самой себя!
Его попытки спровоцировать меня были жалки. Он будто рассчитывал, что, закинув наживку, заставит меня вести себя так, как, по его мнению, должны вести себя социопаты. В банальном, стереотипном, расхожем представлении.
— Постарайся извлечь из этой ситуации что-то хорошее, — ответила я, проглотив оскорбление. — Ты уже написал песню и можешь посвятить мне альбом.
Он закатил глаза:
— Не льсти себе.
— Ах, бедняжечка, — противным, издевательским тоном проговорила я, — это ты у нас любишь лесть, забыл?
— Иди к черту, — огрызнулся он и ткнул пальцем мне в лицо: — Я тебя любил!
— Вот только не надо, — я оттолкнула его руку. — Ты прекрасно знал, во что ввязываешься.
Он наклонился ко мне. От него неприятно пахло спиртным.
— Нет, это ты знала, — ответил он хрипло, но спокойно и медленно покачал головой. — Может, ты сама ничего и не чувствуешь, — продолжил он, — но прекрасно умеешь пользоваться эмоциями. Ты наблюдаешь за людьми и берешь у них все, что тебе нужно. Я давно это заметил. — Он чуть отступил назад, чтобы смотреть мне в глаза. — Ты знала, что я влюбляюсь в тебя, — сказал он, — понимала, к чему все идет, и использовала меня… как делают все социопаты. Но ты гналась не за деньгами или славой. — Он снова наклонился ближе. — Тебе нужны были чувства. И ты подпитывалась мной, как вампир.
Меня накрыло странное ощущение. Что это было? Я никак не могла понять. Что-то смутно знакомое, будто случайный запах вдруг пробудил давно забытое воспоминание. Я начала лихорадочно вращать эмоциональное цветовое колесо, в отчаянии выискивая нужный сектор. Я редко находила идеальное совпадение, но обычно подбирала довольно близкое соответствие, и мне удавалось скрыть недостающие эмоции. Я делала это много раз. Почему же сейчас не могла подобрать нужное чувство? А потом до меня дошло. Я уставилась на Макса и поняла, что должна изобразить раскаяние.
— Прости, — неуверенно выпалила я.
Макс был прав. Я была виновата. Я не сыграла отведенной мне роли, а выбрала ту, которая оказалась самой удобной для меня. Я всю жизнь так поступала.
— Прости, — повторила я. Я говорила искренне.
Он таращился на меня. Через несколько секунд отвел взгляд, поднес бутылку к губам и осушил ее содержимое, а затем снова повернулся ко мне лицом.
— Нет уж, не верю, — тихо ответил он, глядя мне в глаза. — Но ты молодец, хорошо притворяешься.
Он ушел, а мне осталось лишь размышлять над иронией его последней реплики.
Несмотря на кружащие огни и толпу, мне удалось собраться с мыслями. Я направилась к двери, ведущей за кулисы, отталкивая людей чуть сильнее, чем это было необходимо. Поднялась по лестнице, зашла в гримерку Эверли и села на диванчик рядом с ее туалетным столиком. Эверли нетерпеливо взглянула на меня.
— Господи, — она оглядела меня с головы до ног, — что с тобой стряслось?
Я развела руками.
— Давай я лучше даже начинать не буду, — ответила я и покачала головой.
— Я очень хочу услышать все в подробностях, — с добродушным любопытством произнесла она, — но мне надо на сцену! — Она вскочила и улыбнулась мне. — Будешь смотреть?
Я с каменным лицом кивнула в сторону ниши в коридоре, откуда была видна сцена. — А оттуда можно?
Эверли рассмеялась:
— Ну конечно! Я рада, что ты здесь. Ты мой ангел-хранитель.
Я устало поднялась с дивана.
— Извини, — ответила я, — не хочу портить тебе настроение в такой вечер.
— Что за глупости. На самом деле я даже хочу, чтобы все скорее закончилось. — Она улыбнулась. — Чем скорее закончится, тем скорее начнем праздновать.
Я позволила ей себя обнять, и она приготовилась к выходу. Тогда-то я и заметила свое отражение в увеличивающем зеркале.