К финалу нашего свидания я тщательно подготовился. Взял у кастелянши свежий комплект постельного белья, застелил. Повесил на настольную лампу Лебинзона красный полупрозрачный шарфик. Пришлось одолжиться у девочек в общаге. Накрыл на столе небольшой «натюрморт» – сыр, хлеб, колбаса, овощи, вино с бокалами. Все это в целом создало некоторую интимную атмосферу.
– А зачем на столе спиртовка? – удивилась Вика, присаживаясь на краешек кровати.
– А вот зачем.
Я достал железную кастрюльку, поставил на спиртовку. Зажег. Покидал кусочки «Костромского» в кастрюлю. Пока сыр плавился, открыл «Саперави», разлил по бокалам. Мы выпили, и я включил проигрыватель с пластинками. За них пришлось доплатить жадному Лебинзону еще 50 копеек. Эмилио Туэро запел знаменитое Bésamemucho. «Целуй меня крепче». Очень романтичная песня.
– Берешь вилку, – я взял Вику за запястье, почувствовал, как между нами потек какой-то «ток». – Нанизываешь колбаску или вот этот кусочек бородинского хлеба. И окунаешь в кипящий сыр.
– Ой как вкусно! – Девушка съела желтый шипящий комок. – Что это?
– Фондю. Швейцарское национальное блюдо.
Мы пьем вино, доедаем фондю. Я рассказываю несколько анекдотов. Вика смеется, закинув голову. Чуть не схожу с ума от ее шеи. Мы целуемся.
Я начинаю касаться ее через платье. Руки скользят вниз, и Вика стонет, крепко сжимая меня руками. Действую на инстинктивном уровне. Поцелуи становятся все более наглыми, руки чувствуют свободу… и я запускаю правую ей под бюстгальтер, впервые за все время трогая грудь.
Боже, там было так хорошо, так тепло и упруго. Расстегиваю сзади платье, задираю подол. Поцелуи становятся иступленнее. Дело доходит до первой базы. Снимаю бюстгальтер. Крючки легко сдаются, и я целую малюсенькие розовые соски девушки. Еще один женский стон. Мы падаем в постель. Я добираюсь до бедер, стаскиваю платье, потом трусики. Вторая база.
Нащупав между ног небольшой треугольник волос, чувствую, что Вика взмокла от желания. Я дотрагиваюсь средним пальцем до лобка и дальше, к самому сокровенному. Девушка тихонько стонет в оргазме. Я же стаскиваю с себя рубашку, брюки и трусы, и вот я уже между ее ног и, наконец, внутри. Как давно я уже не делал этого, и это казалось столь приятным, да что там, просто чудесным, что я подходил все ближе и ближе к победному концу. Полчаса – и, содрогаясь, мы вместе финишируем.
– Мне никогда не было так хорошо, – признается Вика спустя пару минут.
– Мне тоже, – сердце внутри так и бьется. Дотягиваюсь до стола и выключаю спиртовку. Потом беру руку девушки и кладу себе на грудь.
– Марафонец на финише, – прыскает девушка. Обнимает меня, прижимается. Мы засыпаем в объятиях.
Я проснулся следующим утром, когда солнце уже встало и не особо приветливо светило в лицо. Было довольно рано, семь утра. Засыпал я в этой же позе, с подушками у головы и с Викой под боком.
Удивительно, но, несмотря на небольшую боль в шее, чувствовал я себя довольно неплохо. Под этим подразумевается то, что у меня не было похмелья. Найдя в себе силы отправиться в душ и приведя себя в порядок, остановился и посмотрелся в зеркало.
Выглядел я неважно, глаза налиты кровью, щетина бородки топорщится, но чувствовал себя куда лучше внутри, чем снаружи… Дошел до нашей с Димоном комнаты, аккуратно заглянул. Парни еще спали. Достал треники и майку. Вернулся в аспирантскую часть общаги.
Вика просыпалась.
– Доброе утро, соня!
– Который час? – спросила она, открыв глаза.
– Рассвело! Разве не слышишь, как весело поют птички?
– Так рано! Чего не спишь? – спросила она.
– Природа воззвала, и кто-то должен был прийти на зов. Готова подняться и встретить мир?
Она посмотрела на меня сонными глазами:
– Ты слишком весел с утра.
Я сел рядом с ней и поцеловал в лоб.
– Я пойду, пробегусь с утречка. Решил спортом заняться.
– Каким?
– Еще думаю. Но тело надо в форме держать. В армии мы каждое утро с часовой зарядки начинали. Кросс в кирзачах, подтягивания, брусья…
– Ты и так атлет, – Вика провела рукой по кубикам на моем прессе. Тело Русина и правда мускулистое.
Я спустился на лифте вниз и побежал по эмгэушному парку. Небо было куда более серым, чем мне показалось с утра, солнце скрылось, пахло грозой. В такой ранний субботний час на улицах было пусто, если не считать пары велосипедистов. Кивнул нескольким из них, я наслаждался пробежкой.
По возвращении в корпус я застал Олю Быкову и Лену Антонину, вешающих на первом этаже стенгазету. Девушки были в легких белых сарафанах, босоножках. На голове Лены – красный платок, Пылесос же просто стянула свою роскошную рыжую гриву в хвост черной аптекарской резинкой.
– Ой, Русин! – первым меня увидела «баскетболистка».
Оля обернулась, резко покраснела. Веснушки на лице стали еще больше заметными.
– Лен, ты тут заканчивай сама. – Быкова подошла ко мне, потянула рукой за колонну.
– Бегал?
– Ага, – меня кольнуло острое чувство вины. Наверху ждет Вика, а я разглядываю большую грудь Оли в натянутом сарафане.
– Сегодня кино в силе? – тихо спросила староста, опустив глаза.
Черт! Как же я мог забыть!? Мы же идем на «Жаворонка».
– А куда? – я взял паузу подумать.
– В «Художественный» на Арбате. В пять.
И что же делать? Спалюсь ведь! А потом меня как Петрова прижмут. Аморалка! Развратное поведение. Вступление в партию мимо, подведу декана и парторга. Они же мне рекомендации дают! Жизни не будет.
– Ладно, давай тогда у кассы, – язык не подчинялся мозгу и жил своей жизнью. – Потом можно прогуляться.
Оля улыбнулась.
– Тогда до вечера?
– Да.
Я пошел к лифтам, и тут Оля меня окликнула:
– Русин!
– Да?
– Математики и биологи тоже хотят тебя послушать. Комсорги с факультетов приходили ко мне.
– Я не против, – пожимаю плечами. – Займешься организацией вечеров?
Оля кивает. А я на ватных ногах поднимаюсь в общагу. По дороге прислушивался к молчащему СЛОВУ. Похоже, высшим силам не до моей личной жизни. А мне бы сейчас очень помог даже самый маленький намек.
Захожу в комнату. Обнаженная Вика, тихонько напевая, стоит у окна и причесывается. Я замечаю открытую дамскую сумочку, а в ней косметичку, толстый учебник по биологии, какие-то женские мелочи.
– ОЙ! – Вика резко поворачивается и пытается закрыть руками лоно и грудь. – Ру-усин! Как же ты меня напугал!
– Не волнуйся, солнышко! – я подхожу и целую девушку за ухом. – Сдача «номера» только через три часа. У нас еще есть куча времени!
Как же мне нравятся советские кинотеатры и советское кино! Да, очередь в кассы, да, душно, но атмосфера! Перед началом сеанса в фойе – живая музыка, песни. Зал буквально дышит фильмом, сопереживает героям. Никто не хрумкает попкорном, не пялится в мобильный телефон… А сама лента? Военный фильм «Третья ракета». Искренняя история солдат, которых судьба свела на передовой, в одном окопе и которым вместе предстояло выдержать первую танковую атаку немцев.
– Как тебе кино? – Оля взяла меня под руку, и мы пошли вниз по Арбату. Самая известная улица столицы, такой же символ Москвы, как и Кремль, Красная площадь или собор Василия Блаженного. В будущем Арбат изуродуют. Настроят торговых центров, «офонарят», сделают пошлую «аллею звезд», как в Голливуде. Но сейчас это настоящая жемчужина Москвы. Старые дома, вековые деревья в переулках, дух старины…
– Хороший фильм. Правильный. Давно уже пора было показать настоящую войну. Тотальную. Которая «не до ордена – была бы Родина». И которая «убей немца». А то забывать начали.
Справа от нас был слышен шум строительной техники. Я присмотрелся. Стрелы кранов, «скелеты» высоток… Ясно, в самом разгаре масштабная реконструкция Калининского проспекта. В будущем – Нового Арбата.
Мы задумались. Каждый о своем. Спустя пару минут Оля, запинаясь, спросила:
– Девчонки в общаге видели тебя в странном наряде. Почти стиляжном. Высокие ботинки, джинсы… Как это понимать??
И ведь ничего не скроешь! Вся жизнь на виду…
– Это не стиляжий наряд. Другой образ. Романтичный, в стиле Хемингуэя.
– Зачем тебе копировать этого американца??
– Потому что он олицетворение жизни, полной приключений и неожиданностей! Это другая, не капиталистическая и развращенная Америка.
– США наш враг, – твердо произнесла Пылесос. – Даже не смей тут полутона придумывать!
– США враг, а Хемингуэй нет! Ты знаешь, что за ним ФБР следило? Как за американскими коммунистами.
– Неет, – Оля покачала головой. – Нам про это на политпросвете не рассказывали. А ты откуда знаешь?
– Это тайна! – я остановился и приложил палец к пухленьким губам девушки. Кожа красавицы тут же полыхнула красным, зрачки расширились. На какой-то миг мы застыли среди толпы москвичей, вокруг нас появился романтичный кокон. Только я и Оля. Потом кто-то задел меня локтем, бибикнул проезжающий троллейбус, и кокон исчез.
– Пойдем домой? – я тяжело вздохнул, вспомнив Вику.
– Ну и как? Ты ее поцеловал? – Димон складывал серые холщовые мешки в сумку, попутно прихлебывая чай. В нашей комнате сидел Лева и что-то быстро писал в тетради. Надеюсь, не новую программу партии.
– Не поцеловал. Просто погуляли. А где Индустрий?
– Индус пошел в Красный уголок, – ответил за Димона Коган. – Смотреть «Голубой огонек».
– Ну, сейчас начнется, – я пригладил прическу, поправил рубашку.
– Что начнется? – Лева поднял голову от тетради.
– Лучше скажи, что там с Викой? – Кузнецов допил чай и вопросительно посмотрел на меня.
– Зачем вам мешки? – вопросом на вопросы ответил я. – С Викой все отлично, ночью у нас… ну, все сложилось.
– Старик! Гордимся тобой. – Димон вскочил, хлопнул меня между лопаток.
– Так этого Петрова! – Коган был согласен с «богатырем». – Знай наших!