– Зато когда она выйдет – какой фурор произведет! – Я повышаю ставки в игре. – Не скажу что во всем мире, но у соседей точно. Краков – польский город. Последуют приглашения в Варшаву, выступления за рубежом. Иностранные журналисты обязательно спросят о моих жилищных условиях – я им что скажу?
– Ну ты и жук, Ру-усин! – секретарь Союза писателей достает из ящика стола какой-то список, просматривает его. – Ну, нет в Переделкине сейчас свободных писательских дач! Нет! Как только появится – первая твоя. Обещаю. С квартирой пока вообще помочь не могу. В Филях наш дом только еще строится, через год поговорим.
Я выхожу из правления Союза писателей с чувством глубокого удовлетворения. Хаоса в моей жизни становится чуть меньше. Определенности и порядка – чуть больше.
До 14 июля происходит несколько важных событий. Во-первых, выходит журнал «Новый мир». Переживаю вторую волну известности. Количество выступлений со стихами и чтениями резко возрастает. Приглашения поступают из Ленинграда, Новосибирска, Казани… Оля-пылесос не очень этим довольна – идет сессия, и организационная суета отвлекает ее от подготовки к экзаменам. Приходится задабривать девушку. Еду в очередной раз в ГУМ и покупаю изящные женские часики. Заодно приобретаю подарок и Вике – серебряные сережки с небольшими рубинами. Дамы счастливы и довольны. Но каждая по-своему. Селезнева бросается мне на шею, начинает целовать, и ритуал дарения заканчивается в постели. Быкова более сдержанна. Сильно краснеет, не знает, куда деть руку с часами. Судя по взглядам, что она на меня бросает, вариант «закончить в постели» тоже не исключен. И позу «наездница» Оля вполне могла бы освоить. Бесенята в глазах присутствуют.
Второе событие – посвящение в болиды сразу десяти участников клуба «Метеорит». Ребята разослали наши пьесы – некоторые даже не поленились найти домашние адреса худруков театров и выслать им мотивирующие телеграммы. Устав СПК утвержден на высшем уровне – я становлюсь председателем, Лева и Дима моими замами. Еду в Госбанк, открываю для клуба расчетный счет. В ВААПе мы оставляем доверенность на перевод средств на этот счет. Теперь никакой ОБХСС нас не прищучит. Грузинские деньги перепрятываем. Одной темной ночью банально закатываем их в консервные трехлитровые банки и зарываем на участке в Абабурове. Часть оставляем. Пора приобретать «Метеориту» автопарк.
После выхода журнала устраиваю для «Нового мира» банкет. Федин организует звонок в ЦДЛ, и там нам накрывают столы. Собирается сорок два сотрудника плюс Твардовский. От него у меня остается странное впечатление. Мрачный, неконтактный человек, погруженный в свои мысли. Поднимает первый тост за новое дарование, которое открыл журнал, после чего в застолье практически не участвует. Он болен чем-то?
Некоторые «новомирцы» в ходе застолья просят Твардовского почитать поэму «Теркин на том свете». Широкая публика ее не поняла и не приняла. Тем не менее Александр Трифонович сразу оживает, бодро читает финал. Слышны и автобиографичные ноты в творчестве:
«…И не важно, в самом деле,
На каком теперь посту —
В министерстве иль артели
Занимает высоту…»
Сотрудники явно знают, как подольститься к шефу – застолье оживает, набирает обороты. Завожу несколько полезных знакомств, договариваюсь о материале про клуб в следующий номер. После рекламы в «Известиях» СПК набирает обороты. У нас уже больше сотни заявок, каждая встреча в Абабурове собирает десятки людей. И это мы еще не всех приглашаем.
Сдвигается с мертвой точки и музыкальное творчество. В один из вечеров, намаявшись с письмами трудящихся, я приезжаю домой к Пахмутовой. Живут они с Добронравовым в обычной хрущевской пятиэтажке, в небольшой трешке. В гостиной стоит белый рояль, висят неплохие картины. В основном пейзажи.
Пахмутова – низенькая живая женщина. Сейчас ей около тридцати с небольшим лет. Александра Николаевна одета в простое платье в белый горошек, встречает меня радушно, с ходу пресекает мое желание немедленно приступить к работе – тащит на кухню и кормит обедом.
– Какой же ты молоденький! – умиляется композитор, пока я наворачиваю макароны с котлетой.
– Мне 24! – слегка обижаюсь я. – Я в армии служил, книга скоро выходит.
– Купила «Новый мир». – Пахмутова наливает мне чаю. – Первые главы «Города» очень хорошие, думаю, будет экранизация. Кстати, готовься – «Мгновения» вполне могут запросить в этот фильм.
– Это мы с вами решать будем, – мотаю головой я, надеясь, что песня все-таки попадет в сериал Лиозновой. Хотя история, возможно, уже свернула с наезженной колеи.
– Чиновники, Леша, будут решать, чиновники. – Композитор тяжело вздыхает. – Партия сказала «надо» – композиторы ответили «есть». Так было и так будет.
Да… Надо мне и дальше укреплять дружбу с Фурцевой-младшей. Иначе у Лиозновой не получится снять ее шедевр – «Семнадцать мгновений весны». Да и не только у Лиозновой. А как укреплять? После музея Васнецова Света оставила мне свой номер телефона, просила звонить. Один раз вечером ей набрал – трубку сняла Фурцева-старшая и опять мне устроила выволочку. Жестко попросила больше не беспокоить. Я бросил трубку. Караулить Свету в универе? Так у меня практика и дел – выше крыши. Да и гордость не позволяет. А еще чувство вины перед Викой. Успокаиваю совесть только тем, что все для дела. Прямо «Все для фронта, все для Победы!».
– Чего нос повесил? – Пахмутова мне тепло улыбнулась. – Не беспокойся, у нас все получится. Пошли творить.
Ну, мы и пошли. Композитор села за рояль, наиграла мне несколько вариантов композиций к «Мгновениям». Все это было очень далеко от оригинальной мелодии. Так что как ни хотелось, но пришлось вступать в дело и мне. Промычал, как мог, песню из своего времени. Пахмутова в ответ удивленно на меня посмотрела.
– У тебя есть музыкальное образование?
– Нет.
– Откуда тогда мелодия? Я слышу за словами тональность си минор! – композитор быстро записала ноты и проиграла первые аккорды. Очень похоже!
– Это потрясающе! Леша, тебе учиться надо.
– Я как бы и так учусь… на журфаке.
– Какой журфак?! Тебе музыкой надо заниматься. Хочешь, я тебя поучу?
Угу. А потом я как Кобзон с помертвевшим лицом буду стоять на сцене и петь Брежневу и Ко на правительственных концертах. В то время как страна будет катиться в пропасть. Спасибо, не надо. СЛОВО в голове согласно взвыло! Вот и высшие силы со мной согласны.
– Александра Николаевна, я подумаю, хорошо? А пока давайте работать.
Москва, Лубянка, Второе главное управление КГБ СССР
Задание, которое получил лейтенант Алексей Москвин, его полностью обескуражило. Где КГБ, а где спекулянт, у которого налетчики из дома украли деньги и ценности. Пусть даже очень большие деньги. Непонятно. Но Алексею, хоть он и был молодым сотрудником, упорства и настойчивости не занимать. И вот, поработав над заданием несколько дней, он шел по управлению в кабинет своего начальника, полковника Измайлова Юрия Борисовича. Полковник в ВГУ возглавлял отделение, которое занималось экономическими преступлениями, угрожавшими безопасности государства. Именно Измайлов поймал и посадил Рокотова, а также еще с десяток крупных теневых воротил.
Зайдя в нужный кабинет, лейтенант хотел как положено доложиться, но шеф, читая какой-то материал, жестом указал ему на стул напротив своего стола. Юрий Борисович внешне меньше всего подходил на роль руководителя отдела такого всемогущественного ведомства, как КГБ. Роста он был среднего, в очках и в постоянном костюме-тройке, напоминая скорее профессора университета, чем чекиста. Но то, что этот «профессор» выбивал сто очков из десяти выстрелов практически из любого пистолета, а на борцовском ковре надо было очень хорошо постараться, чтобы не оказаться на лопатках через пару минут после начала поединка с ним, знали немногие.
Полковник закончил читать документы, убрал бумаги в сейф.
– Ну, Алексей, чем порадуешь? – спросил Юрий Борисович.
Надо отдельно сказать, что вот в таких разговорах полковник просил не чиниться, оставить звания для других случаев. Это помогало в работе.
Лейтенант открыл папку и протянул своему начальнику несколько листов машинописного текста. Ознакомившись с материалом, Юрий Борисович откинулся на спинку кресла.
– Ну, значит, советская малина?..
– Советская малина врагу сказала «нет»! – подыграл своему шефу лейтенант.
– Не удивлен. Петрович вор со стажем, битый, осторожный. Его какой-то там малявой не удивишь. Значит, решили по гостиницам и камерам хранения пройтись. Логично и правильно.
– Юрий Борисович! А может быть, нам самим такой вот рейд устроить и деньги найти? – затаив дыхание, спросил Алексей.
– Ты знаешь, а ведь это совсем не трудно сделать, и я уверен, что если чемоданы в камерах хранения, то через час-полтора они тут в кабинете стоять будут.
– Значит, я сейчас собираю группу, и по вокзалам… – обрадовался лейтенант.
– Нет, Алеша. Никого мы собирать не будем. Ты вот ответь мне на два вопроса. Первый: что ты, найдя эти деньги, с ними собираешься делать?
– Как что, товарищ полковник! Отдать в казну государства. А оно знает, как такими средствами распорядиться. Дом какой-нибудь построит или завод.
– Правильно… А еще какой-нибудь братской компартии деньгами поможет. Все верно. Теперь второй вопрос: зачем спекулянту этому, Кацо, такие деньги?
– Как зачем? Квартиру большую купить, дачу, машину… – Алексей задумался. – По ресторанам погулять с девушками легкого поведения.
– Ну да… Как много девушек хороших, а тянет что-то на плохих… Все? Фантазия иссякла? – спросил полковник и, дождавшись кивка лейтенанта, сказал: – Тогда двести.
– Что «двести»? – удивился Алексей.
– Тысяч рублей на все про все и еще внукам останется. А как нам известно, взято было около миллиона. Хочешь еще более интересную информацию? Таких вот миллионов за последнее время в сторону исторической родины этого Кацо ушел не один десяток. И есть данные, что оседали они у Мжаванадзе. Не у самого, конечно, а у его подчиненных. Не знаешь, зачем?