Девушка слушает меня внимательно, не перебивает. Когда дело доходит до рассказа о влиянии моей энергии на окружающих, оживляется и согласно кивает.
– Да. Я это заметила – в твоем присутствии люди действительно начинают меняться. Не то чтобы ты их как-то подавлял, нет. Но они словно начинают раскрываться рядом с тобой, проявлять настоящие черты характера, а не показные.
– А ты сама?
– И я. Не знаю, как объяснить, но, когда ты говоришь мне: «Вика, у тебя все получится», я начинаю в это верить и твердо иду к цели, а ведь раньше меня всегда мучила неуверенность в своих силах. И ребята в нашем клубе – они ведь тоже по-настоящему верят, что все в жизни можно изменить, если только захотеть, понимаешь? А еще заметила, что люди равнодушные, а тем более с гнильцой в характере, долго не задерживаются рядом с тобой. Кто послабее, отходит в сторону, ну а кто сильнее – идет на конфликт.
Я удивленно приподнимаю брови и даже останавливаюсь. Надо же… Вика быстрее меня заметила то, что сам я упускал за суетой и о чем задумался только после полученной «сверху» информации. Моя энергия – она действительно как катализатор. Ведь с кем только Русин раньше ни приятельствовал в университете, судя по его воспоминаниям, даже с тем же Петровым. А где они все теперь? Рядом остались только самые верные и надежные друзья, остальные «приятели» отошли в сторону. Но зато появились в моем окружении совершенно новые люди – увлеченные, азартные в хорошем понимании этого слова, а главное – нацеленные, как и я сам, на позитивный результат.
– Леш, признайся, ты ведь как-то участвовал в последних… событиях? – Вика вопросительно смотрит прямо в глаза, и мне приходится отвести взгляд.
– Вик, я не имею права об этом рассказывать. Пойми, я под подпиской о неразглашении.
– Хорошо. Тогда просто кивни – да или нет?
Я нехотя киваю, и Вика прерывисто выдыхает.
– Так я и знала… Это твой Мезенцев тебя втянул?
– Нет. Все было скорее наоборот. И прости – это все, что я могу тебе сказать.
– Лешка, я так боюсь за тебя! – Девушка прижимается ко мне, обхватывая руками за талию. – Обещай мне хотя бы быть осторожнее, а?
– Обещаю. Но иногда от меня мало что зависит.
– Я понимаю, и все же!..
Мы стоим у кромки прибоя обнявшись и смотрим на море. Молчим. С Викой вообще легко молчать. Нет в ней женской болтливости и навязчивости, она каким-то внутренним женским чутьем понимает, когда нужно помолчать. Редкое, кстати, качество.
– Пойдем назад, что ли, скоро ужин готовить, некрасиво все на Лену спихивать.
Я киваю, и мы отправляемся обратно в лагерь. На душе легко, словно камень свалился с плеч. Будто я разделил тяжелую ношу с другом, доверив Вике свою тайну. Ну да, только часть тайны. Но дышать стало легче.
На подходе к лагерю замечаем, как по дороге пылит армейский «газик» с открытым верхом. Из остановившийся метров за десять от нас машины выходят трое пограничников – старшина и двое рядовых солдатиков-срочников. Не спеша идут в нашу сторону, изучая внимательным взором наш лагерь и нас самих. Старшина цепким взглядом вычленяет старшего в нашей пестрой компании и направляется прямо ко мне.
– Старшина Излуков, старший пограничного наряда. Проверка документов.
Мы переглядываемся и послушно лезем в машины за паспортами. Для этого приходится приподнять брезентовые чехлы, и обе наши машины тут же удостаиваются внимания пограничников. Дальше идет рядовая проверка наших документов, бумаг на машины и сличение номеров. Придраться не к чему, и пограничники заметно расслабляются. Старшина, возвращая мне в руки документы, кивает на доску:
– А это что за странное плавсредство?
– Доска, чтобы кататься на волнах.
– Плавсредство зарегистрировано?
Я чертыхаюсь про себя. Началось!
– А разве мы обязаны это делать? У нас вон еще и надувные матрасы есть в количестве шести штук. Тоже предъявить?!
Юля, по сложившейся привычке, не вовремя открывает рот, чтобы выдать очередную гадость. Ну что за человек! Лишь бы с кем поцапаться. Я пытаюсь грозным взглядом заткнуть ее, но куда там – «Остапа несет»! А старшина то ли от скуки, то ли из природной вредности с готовностью включается в перебранку с нашей ехидной. И в чем-то я его даже понимаю. Приехала какая-то борзая молодежь из Москвы, остановились на отшибе, не как все люди, да еще черт знает чем здесь занимаются! Отгоняют ротозеев! Смущают местное население, понимаешь, непонятной доской, заграничной одеждой и явным наличием свободных денег. Говорят, что сами – студенты, но откуда у нормальных студентов такие деньги и машины? О-о-очень подозрительные личности!
– Надо будет, и предъявите. Вы находитесь в приграничной зоне, и тут действует особый режим. Здесь вам, дамочка, не санаторий.
– А я вам не «дамочка», старшина! Извольте соблюдать приличия и обращаться ко мне, как положено.
– Извините, гражданка Лисневская. Но порядок есть порядок, и его обязаны соблюдать все.
– Тогда с чего такое предвзятое отношение к нашей доске? Или вы боитесь, что мы на ней все вшестером в Турцию махнем?!
Я качаю головой – не язык у девки, а бритва. Вот только не хватало нам конфликтов с погранцами. Понятно, что это местные им о нас сообщили, проявили, так сказать, гражданскую бдительность, а заодно и мелко отомстили московским задавакам. Когда наряд вернется на заставу, старшина, конечно, позвонит и проверит, кому принадлежит «Волга», а после этого даже чихнуть побоится в нашу сторону. И индульгенция у меня на крайний случай тоже с собой.
Но чего нарываться-то на пустом месте? Мало этой заразе Юльке перебранок с местными?
Так. Надо срочно спасать положение, пока она старшину не загрызла. Хотя тот, окончательно разозлившись, может и задержать ее «для дальнейшей проверки документов». А полномочия у него такие есть – жаль, наша стервозная подружка об этом не догадывается.
– Товарищ старшина, можно вас на пару слов? – Я оттесняю в сторону нашу скандалистку.
Отвожу недовольного пограничника от нее на несколько шагов, представляюсь сержантом запаса. Рассказываю, где служил. Пограничное прошлое Русина смягчает сурового старшину. Приходится докладываться ему по всей форме и делать виноватый вид, извиняясь за Юлькино поведение. Объясняю, что девушку вывело из себя чрезмерно навязчивое внимание местной публики. Мы ведь почему именно на косе остановились? Чтобы осваивать доску и тренироваться вдали от любопытных глаз. А местные устроили из этого цирк. Старшина понятливо кивает. Потом интересуется происхождением и характеристиками нашей доски. Успокаиваю его, сообщив, что она предназначена исключительно для прибрежного серфинга, в море выходить на ней бессмысленно и опасно. Чтобы уж совсем задобрить, рассказываю ему об основании Федерации воднолыжного спорта СССР и ее главе – Юрии Гагарине.
– Так говоришь, наша Оленевка очень подходит для этого дела?
Старшина задумчиво сдвигает фуражку на затылок и вытирает пот со лба. Я сочувствующе смотрю на неудобную армейскую форму и совершенно жуткие яловые сапоги на ногах пограничника. Нести службу в таком обмундировании и мотаться по тридцатиградусной жаре – врагу не пожелаешь. Бедолаги!
– «Подходит» – не то слово! Особенно лиман. Но для нормального развития водных видов спорта здесь, конечно, нужно строить спортивную базу.
– А ты сам-то где в Москве учишься, Русин? Какую специальность осваиваешь?
– В МГУ, специальность – «журналистика». Представится возможность – обязательно напишу статью про вашу Оленевку.
– Ладно, – смеется старшина, – увидишь в Москве Гагарина, передай, что мы его с радостью здесь встретим.
Жмем друг другу руки, и пограничники мирно уезжают. А я в профилактических целях тут же задаю Юльке трепку, в красках расписывая ей широкие полномочия старшины. Стервозина поджимает губы, но молчит – понимает, что со своим длинным языком вполне могла бы провести вечер на погранзаставе, имей старшина Излуков такой же зловредный характер, как у нее самой.
За ужином обсуждаем сложившуюся ситуацию. Своей главной цели мы добились – на доску встали все, даже Лева. Впрочем, наш полноватый друг за две недели изрядно похудел и окреп. Не знаю, оценит ли постройневшую фигуру сына Мира Изольдовна, но Лене «новый» Лева очень нравится. Она с гордостью поглядывает, как тот ловко запрыгивает на доску и держит равновесие, скользя по волнам. Но кроме тренировки здесь, конечно, делать нечего, а рыбалка нам с парнями уже поднадоела. А Юлька заявила:
– У меня от вашей рыбы скоро жабры появятся!
– Жаль, что голос, как у рыбы, не пропал! – подколол ее Димон.
– Но проблема есть, – констатирую я, – в Оленевке откровенно скучно. А дикий отдых и серфинг потеряли для нас свою новизну. Какие будут предложения?
– Надо перебираться поближе к цивилизации, – предлагает Лева.
– Это понятно. А куда конкретно?
– Давайте махнем в Ялту! – загораются глаза у «прынцессы».
– Юль, Ялта – это для почтенной публики. И большой вопрос – удастся ли там снять жилье. Нет, это не выход. Еще предложения есть?
– Коктебель! – уверенно произносит Лева. – Там полно молодежи, есть студенческие лагеря. И точно есть места, где можно остановиться.
– И есть творческие дома отдыха, – добавляет Юля, – куда можно сходить в кино и на танцы.
Кому что, а нашей стрекозе лишь бы потанцевать. Но Коктебель – действительно не худший выбор. Сейчас этот поселок называется Планерское – он был переименован после войны, когда, после депортации крымских татар, искоренялось все татарское. Есть еще неплохой вариант неподалеку – поселок Орджоникидзе, который расположен на другой стороне бухты. Короче, ехать нужно именно туда, а там, на месте, осмотримся и решим.
– Голосуем, – предлагает Лева, руки дружно взлетают вверх, – принято единогласно.
– Завтра – день на сборы, последнюю тренировку, прощание с милой бабой Ганей и Ванькой. Послезавтра рано утром по холодку выезжаем.