Вот так в неспешных разговорах, через пять часов утомительной дороги, мы доезжаем до высокого черного забора госдачи № 1. У ворот «припаркован» БТР, стоят на посту солдатики. Еще на подъезде нас тормозят, утомительно долго проверяют документы и досматривают машину с рюкзаком.
Встречать нас выходит лично Литовченко. Тоже загорелый и веселый – видно, хорошо выспался. В отличие от нас с Литвиновым.
– В небесах мы летали одних, мы теряли друзей боевых, – весело напевает начальник хрущевской охраны, – ну а тем, кому выпало жить, надо помнить о них и дружить.
Смеемся, обмениваемся крепкими рукопожатиями, проходим еще два поста охраны. Телохранители Никиты Сергеевича из «девятки» вооружены автоматами и выглядят грозно, но на нас смотрят приветливо. Некоторые даже узнают и кивают нам с Литвиновым. Похоже, меня тут еще не забыли.
Пока идем по аллее, рассматриваю дачу Хрущева. Ничего особого. Двухэтажный длинный дом из желтого песчаника, пальмы. Какое-то крытое здание с большими окнами – похоже, бассейн. До моря всего метров 50–60, пляж длиной в полкилометра. С одной стороны территорию дачи отгораживает высокая скала, с другой – высокие щиты.
Солнце жарит, я начинаю потихоньку потеть. Может, скинуть рубашку? Нет, наглеть не стоит.
Наконец мы доходим до галечного пляжа. Недалеко от воды натянут обычный полотняный навес из белой ткани, стоят три лежака, круглый столик и два плетеных кресла. В одном сидит пузатый Никита в простых сатиновых трусах темно-синего цвета. Во втором – его сын, Сергей. В модных красных плавках. В воде играют двое загорелых до черноты пацанов. Внуки?
– А вот и Алексей! – Хрущев встает, обнимает меня. Я пожимаю руку Сергею, оглядываюсь. Пляж пустой, далеко в море маячит военный сторожевой катер. Литвинов и Литовченко тоже здороваются с Хрущевыми, но сразу же уходят.
– Давай кидай свои вещи и переодевайся, – командует Никита Сергеевич, кивая мне на простую пляжную кабинку, что стоит у стены.
Делать нечего, кладу рюкзак на лежак, иду надевать плавки. Потом, уже не спрашивая разрешения, бросаюсь в прохладную воду и недолго, минут пять, плаваю. Смыв пот и пыль дальней дороги, выхожу на берег. Тут уже появилось третье плетеное кресло, на столе стоит белое вино и легкая закуска: виноград, сыр разных видов. Хрущев разговаривает по телефону, точнее больше слушает, что ему говорит его невидимый собеседник. Лицо его мрачное.
Разговор заканчивается фразой «Сопровождать тело поедет Микоян».
Сергей привстает, я тоже подхожу ближе.
Никита Сергеевич вешает трубку, тяжело садится в кресло.
– Пальмиро умер.
– Тольятти?! – Сергей в шоке. – Не может быть! Он же в «Артеке» сейчас…
Я понимаю, что умер не кто-нибудь, а сам генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии. Его фамилией назовут Ставрополь в Куйбышевской области.
– Может. Сердце.
Хрущев наливает вино в бокал, не чокаясь выпивает. Закусывает виноградом. Сергей разливает себе и мне. Я тоже пью, но немного. После такой дороги, да на голодный желудок, да еще по жаре… Может и развезти. Эх, мне бы чего-нибудь сейчас посущественнее сыров.
– Обед будет чуть позднее. – Хрущев кивает мне на кресло. – Эх… как же не вовремя.
– Может, я пойду?
Мне совсем не хочется в такой момент отвлекать своей персоной первого секретаря.
– Нет, останься, – Хрущев тяжело вздыхает. – Как отдыхается? Степан Денисович говорил, что ты дикарем махнул в Крым…
– Да, с друзьями путешествовали по побережью, – отвечаю я, не зная, как себя вести.
– Я тебя сдернул с отдыха не просто так. – Никита Сергеевич снова наливает себе вина. – Тут начинается одно дельце, в котором нужно будет твое участие. Ты еще не забыл, что попал в мою персональную обойму?
– Как такое забудешь?! – развожу руками я.
– Но о деле потом, когда Степан Денисович подъедет. А пока иди в дом, устраивайся. Там тебе комната выделена. На обед позовут.
Я благодарно киваю, забираю рюкзак и вещи. Иду один по аллее в дом. Там меня встречает полноватая пожилая домоправительница. Представляется Екатериной Сергеевной.
– Ты не стесняйся, Алексей, – дама говорит с легким напевным акцентом. – Если что надо, сразу говори. Пойдем, покажу твою комнату.
Внутренние интерьеры дома тоже не поражают воображение. Парадная столовая с большим столом, каминный зал, просторная лоджия на втором этаже. Стены отделаны красным деревом, окна и двери из мореного дуба. Выделенная мне комната находится на втором этаже. Метров так тридцать площадью, с большой кроватью, двумя шкафами и письменным столом у окна.
Развешиваю вещи, принимаю душ в санузле, что примыкает к комнате. После чего ложусь на кровать и банально вырубаюсь.
…Будят меня через час и сразу же ведут на обед. В большой гостиной несколько новых персонажей. Кроме Сергея присутствует его жена Галина, мы с ней уже знакомы. Однако Нины Петровны нет. А вот еще незнакомый мне человек – бритый наголо грузный мужчина с острым внимательным взглядом.
– Знакомься, Алексей, – Никита Сергеевич представляет меня лысому. – Это Иван Григорьевич. Ты с ним будешь вместе работать.
Мужчина растягивает лицо в вежливой улыбке. Но в глазах – холод и ничего больше. Меня явно внимательно изучают.
– На какой же работе?
– Об этом после – Хрущев усаживается во главе стола, и начинается обед. Он по-украински обилен: борщ с пампушками, холодец, грибная жаренка с картошкой, несколько видов компотов и салатов. Выбирай, что хочешь.
Хрущевы-младшие, быстро поев, моментально исчезают, чувствуется воспитание. К первому секретарю подходит один из охранников, что-то шепчет на ухо. Никита кивает, допивает компот. Достает ложечкой фрукты из стакана, с удовольствием их съедает.
– А где Нина Петровна? – я пытаюсь завязать застольный разговор.
– Поехала в Карловы Вары подлечиться на водах, – отвечает Хрущев. – Ты допил свой компот? Тогда пойдем-ка, друг сердечный, вниз, в подвал.
Слово на эту фразу отозвалось в голове тревожным «бум-бум». Подвалы я совсем не люблю!
– Степан Денисович подъехал? – спрашивает лысый.
– Да. Все, как договаривались.
Мы спускаемся по мраморной лестнице, выходим во двор. Тут припаркован автобус, из которого выгружаются несколько патлатых парней. Они выносят барабанную установку, кофры с гитарами… Рядом стоит Мезенцев, скептически их разглядывает.
– Степан Денисович! – Я чуть не бросаюсь к генералу в порыве чувств.
– Леша! – Генерал подходит ко мне, обнимает. Тоже явно рад меня видеть.
– Загорел, оброс! – Мезенцев слово в слово повторяет Литвинова.
Хрущев и лысый с одинаковой нечитаемой усмешкой рассматривают нас. Патлатые с опасливым удивлением поглядывают на Хрущева.
– Пойдемте, товарищи! – Никите надоедает стоять на жаре, и он кивает нам на неприметную дверь в стене дома. Открывает ее собственным ключом, зажигает на лестнице свет.
Мы вчетвером начинаем спускаться вниз. Идем долго и пролетов через десять оказываемся у стальных… ворот. Хрущев старательно набирает код на неприметном пульте, внутри что-то щелкает. Мезенцев с Иваном Григорьевичем с усилием проворачивают большой штурвал, после чего створки ворот расходятся и зажигается свет.
Ого, да это же бункер! Скорее всего, временный, на случай внезапной ядерной атаки. Долго идем по туннелю, который напоминает метро, и наконец попадаем в жилую часть. Тут уже горит свет, гудит невидимая вентиляция.
– Я у чехословаков в новом бункере был, в Брно, – нарушает молчание Хрущев. – Так представьте, товарищи!.. У них там в столовой даже пивные краны установлены.
Мужчины удивленно качают головами. Мы заходим в просторную комнату, посреди которой стоит круглый полированный стол для переговоров.
– Здесь и посовещаемся. Садитесь. – Никита Сергеевич подходит к неприметному железному шкафу, открывает его еще одним ключом на связке. Достает большую толстую папку.
– Я тут посмотрел ее бегло…
– Товарищ Хрущев! – Мезенцев даже привстает от возмущения. – Это же наша работа!
– Была ваша! Я раньше особо не вникал в ваши дела и что получил?! – Первый секретарь хлопает папкой о стол и обвиняюще наставляет указательный палец на генерала. – А получил я Семичастного с его бандой заговорщиков! И теперь буду во все вникать! Во все, слышите?!
– Значица, так… – Никита усаживается за стол, тяжело вздыхает, словно собираясь с мыслями. Потом пристально смотрит на меня. – Алексей! Дело предстоит трудное, но я верю, что ты справишься. Мне тут недавно докладывали – ты песни на свои стихи начал петь?
Я обалдело киваю. С момента моей поездки в Звездный еще и месяца не прошло, а он уже в курсе.
– С гимном опять-таки хорошо у тебя получилось. Значит, способности к этому делу точно есть.
Хрущев замолкает, Мезенцев с лысым тоже молчат. Один – насупившись, другой настороженно так. Ох, что-то мне это все не нравится… Какое дело? Что там еще Никита придумал?
– Товарищ Иванов, – первый секретарь подвигает папку к Ивану Григорьевичу, – тебя потом подробнее посвятит в суть дела. Но если вкратце… наш советский строй, дело всей жизни – под угрозой. Ты сам мог недавно в этом убедиться. И мы… то есть я… принял решение расконсервировать личную агентуру товарища Сталина.
Меня начинает слегка потряхивать от таких новостей.
– Я просмотрел общий список и личные досье этих людей… многие из них успели сделать карьеру в спецслужбах западных стран, кто-то работает в правительстве, есть даже сотрудники ООН… Короче, люди влиятельные. Ты понимаешь важность этого вопроса?
Я автоматически киваю. На самом деле ничего я пока не понимаю, но, может, Мезенцев объяснит?
– Расконсервацией этой агентуры будет заниматься Особая служба при ЦК КПСС, которую и возглавляет Иван Григорьевич. Ты теперь работаешь у него. Но уровень секретности у твоей будущей службы такой, что даже Степан Денисович ничего не должен знать. – Первый секретарь строго посмотрел на Мезенцева. – Отчитываешься исключительно перед Иваном Григорьевичем и подчиняешься только ему. Лично.