амодур. А Брежнев хороший – при нем, мол, все будет прекрасно. На это и расчет был.
– Так, может, надо уговорить Никиту Сергеевича помириться с интеллигенцией? Пора вернуться к прежним отношениям, пока они от страха еще чего не натворили. Отпустить Бродского – первый шаг к такому примирению.
– Может, и стоит.
Мезенцев задумчиво постукивает пальцами по столу, погрузившись в свои думы.
– Да… задал ты задачку, Алексей. И тянуть с этим Бродским нельзя, и связываться со «старичками» пока не хочется.
– А давайте все представим так, что у нас есть донесения от наших агентов на Западе, что ЦРУ разработало операцию по дискредитации СССР на основе дела Бродского и других диссидентов от культуры, – тут я заранее забрасываю удочку насчет Синявского с Даниэлем, – чтобы отвлечь мировую общественность от событий во Вьетнаме. Вы же понимаете, что США готовятся развязать там полномасштабную войну?
– Это ты сам додумался до такого?
– Так ясно же, к чему там дело идет, газеты читаю. В ноябре пройдут выборы в США. Сто процентов победит Линдон Джонсон, он дождется инаугурации – и вперед! А Конгресс уже развязал ему руки своей Тонкинской резолюцией.
– Я бы не был так в этом уверен.
– И зря. Попомните мои слова: именно так все и произойдет, США ввяжутся в эту войну, и крайний срок этому – весна.
– Возможно, но не обязательно.
Недоверчивость шефа понятна – пока все вмешательство США ограничивается лишь военными советниками и патрулированием Тонкинского залива эсминцами, а Джонсон усердно изображает из себя миротворца. Но я-то уже хорошо знаю, чем это закончится. И ЦРУ действительно будет проводить операции, отвлекающие прогрессивную общественность от войны во Вьетнаме. И там уже все сгодятся – и Синявский с Даниэлем, и Бродский, и много кто еще.
– Ладно, я понял, что мы должны сыграть на опережение. Посоветуюсь с Никитой Сергеевичем, как нам это достойно провернуть, чтобы не выглядело уступкой его защитникам. Отступать ведь тоже надо уметь красиво.
С чувством выполненного долга я прощаюсь и выхожу из столовой. Теперь мне в Союз писателей, нужно и там почву «удобрить».
У большого желтого особняка с надписью «Охраняется государством» было все так же многолюдно. Загорелые авторы вернулись из отпусков и потянулись в центр писательской жизни страны. С трудом протиснувшись между двумя серыми «Волгами», я взглянул на памятник Толстому, тяжело вздохнул и вошел внутрь здания. На лице пожилой вахтерши появилась сосредоточенность. Узнает? Нет, без бороды не узнала.
– Ваш писательский билет?
Я достаю красную книжечку, которой всего полтора месяца, гордо показываю.
– Ох ты боже мой, какой молоденький, – улыбается женщина. – И уже писатель!
– «Город не должен умереть». Во всех книжных магазинах страны.
На нас оглядываются, я вижу улыбки на лицах коллег, спешащих по своим делам.
– Ну, заходи, – усмехается вахтерша, потом лицо ее становится серьезным. – Это правда, что фашисты хотели взорвать Краков?
– Истинная правда.
– Ох, побольше бы таких книг, – вздыхает женщина. – А то забывать начали.
Я благодарно киваю, начинаю подниматься по лестнице на знакомый этаж. Тут мы с Викой встретились с Шолоховым, а он нас познакомил с главой Союза писателей Фединым.
Приемная Константина Александровича пуста, секретарша качает головой:
– Сегодня не приемный день, приходи завтра… Хотя подожди. – Девушка внимательно присматривается ко мне. – Ты же Русин! Извини, без бороды не узнала. Тебя разыскивали, минутку.
Секретарша исчезает за дверью кабинета, через минуту появляется сам Федин. Литературный чиновник одет в строгий темный костюм, в руках у него шляпа.
– Вот! Побрился и на человека стал похож. – Константин Александрович приветливо улыбается, жмет мне руку. – Поехали со мной, по дороге переговорим.
– А куда ехать? – растерялся я.
– В особняк Морозовой. – Федин тянет меня за локоть за собой.
– Это же дом приемов МИДа? – вспоминаю я.
– Из Штатов прилетела Элизабет Флинн.
Я делаю легкий прокол в память, СЛОВО начинает бухать в голове на повышенных тонах. Передо мной открывается ТАКАЯ картина. Элизабет Флинн – глава Коммунистической партии США – умрет от тромба в артерии через неделю. Хрущев устроит ей торжественное прощание на Красной площади, будет стоять в траурном карауле у гроба. Но это даже еще не все. В свите Элизабет в Союз прилетели оба Чайлдса – Моррис и Джек. Первый работает заместителем по связям с зарубежными компартиями. Второй и вовсе курьер, который во зит наличные доллары из Москвы в Штаты. А еще оба – давние агенты ФБР.
Всего за тридцать лет Суслов и Ко умудрятся отгрузить предателям больше тридцати миллионов долларов на финансирование Компартии США. Большая часть этих денег отправится прямиком в американский федеральный бюджет. И что мне со всем этим делать?
– …Громыко устраивает прием в ее честь… – тем временем продолжает рассказывать Федин, спускаясь по лестнице.
– Меня же не приглашали, – говорю я ради того, чтобы что-то сказать.
– Договорюсь, – машет рукой председатель СП. – Ты у нас восходящая звезда. Вот увидишь, все захотят с тобой познакомиться. И мне с тобой надо поговорить. Мы тебе обещали с жильем порешать вопрос…
– Да? Вы сказали зайти в правление через пару недель.
– Мы хотели предложить тебе дачу в Переделкино. Это, конечно, против правил, чтобы молодому писателю так быстро выделяли жилье, но было несколько звонков на твой счет…
– Константин Александрович, давайте об этом потом. – У меня все еще голова кружилась от КАРТИНЫ, стоящей перед моим мысленным взором.
– Потом так потом. – Федин махнул рукой водителю черной «Чайки», что дежурила у крыльца Союза писателей. – Прогуляемся пешком, тут недалеко.
Мы вышли на улицу, свернули в первый переулок.
– Тогда надо обсудить пресс-конференцию. – Федин закурил. – Книга вызвала большой ажиотаж. В издательство «Советский писатель» поступило три предложения об экранизации, девять запросов на переводы из разных стран. Американцы, кстати, тоже заинтересовались.
Я слушал все это краем уха и думал о Чайлдсах. Что мне с ними делать? Сдать Мезенцеву или Иванову? А под каким соусом? Своими бы руками прикончил предателей. Замочил в сортире.
– Кстати, мне звонил Александров, рассказывал о тебе. – Федин внимательно посмотрел на меня. – По Москве ходят слухи о последних событиях…
– И что же рассказывают?
– Ты причастен к… тому, что произошло… с Брежневым?
– А что слухи говорят?
– Молодой писатель рассказал о планах заговорщиков Хрущеву.
– Моя фамилия упоминается?
– Нет, но нетрудно сопоставить…
– Константин Александрович, а разве мы не подошли?
Впереди, у ограды дома Зинаиды Морозовой стояло изрядно представительских «ЗИЛов-111», «Чаек». Рядом с ними прохаживались милиционеры. Были здесь и молодые люди в штатском, в которых, впрочем, не трудно опознать кагэбэшников.
– Ладно, не хочешь говорить – не надо, – обиделся Федин. – Подожди меня здесь, я договорюсь о пропуске.
Я пожал плечами и начал прогуливаться вдоль ограды, разглядывая ранний московский модерн. Да… Кучеряво жили русские купцы-миллионщики. Портики с колоннами, мрамор… Повернув за угол, я увидел небольшое «техническое» крыльцо. На нем стояла и курила пожилая женщина с одутловатым желтоватым лицом и пышными волосами. Одета она была в длинное вечернее платье «в пол».
– Необычная одежда, – по-английски произнесла женщина, разглядывая мою черную водолазку под «пиджак». – В Америке так творческая богема одевается.
– А я и есть богема, – на том же языке, слегка запинаясь, ответил я.
– О! Вы говорите по-английски!
– Немного.
– Я Элизабет Флинн. А вы кто?
Вот это встреча! Судьба и Логос прокладывают мне дорогу. Ну же! СЛОВО, что мне делать? Песня в ушах усиливается, приходит внезапное ре шение.
– Я внук известного целителя Распутина.
Женщина морщит лоб, вспоминает.
– Того Распутина, который состоял при царе Николае? Серьезно?
– Да. Иван Распутин. К вашим услугам.
– Вот это номер. – Элизабет качает головой. – А что ты тут делаешь? На прием пришел?
– Да. После того как дипломаты выпьют, их жены любят устраивать гадания.
– Нет, серьезно? Коммунисты? Они же все атеисты.
– Это они на публике атеисты. А так все верят. Кто в Бога, кто в высшие силы, кто в перерождение в следующей жизни.
– И как же ты гадаешь? – Флинн скептически посмотрела на меня.
Интересно, а где ее охрана? Или она выскользнула сюда тайком?
– Могу по руке.
– Бред какой-то… Выйти покурить и наткнуться на предсказателя. Это КГБ так шутит надо мной?
Нет, родная. До сверхуспешного проекта «Баба Ванга», который устроят болгарские спецслужбы всему миру, еще несколько десятилетий.
– Ладно, я пойду. – Театрально пожимаю плечами, разворачиваюсь.
– Стой! Вот моя рука. Погадай мне.
Расчет на женское любопытство сработал.
Ладонь Элизабет испещрена морщинами. Я бросаю один взгляд, тут же с негромким криком отталкиваю руку.
– Что, что ты увидел, Айван? – Флинн обеспокоенно на меня смотрит.
– Ты… ты скоро умрешь.
– Что за дешевка? – хмурится женщина.
– У тебя серьезные проблемы с желудком и… тромбы в крови. Понимаешь? Тромбы! Они закупорят артерию, и гуд бай.
– Меня и правда тошнит… Нет, не верю! Это какие-то игры КГБ. Я в них не участвую.
Флинн выкидывает сигарету, открывает дверь.
– Элизабет! – Я тихонько окликаю женщину. – Когда тебе станет плохо и ты начнешь умирать… Ты вспомнишь обо мне.
Глава коммунистической партии США напряженно останавливается в дверях.
– И когда ты вспомнишь про это гадание. Скажи кому-нибудь из врачей…
– Ах, меня, значит, будут лечить, – ерничает Флинн.
– Чтобы позвали кого-нибудь из руководителей КГБ.
– Вот оно! Наконец мы добрались до финала этого спектакля!