– И найдите, наконец, второго гитариста в ансамбль!..
На Пятницкой я припарковал машину на стоянке у Радиокомитета, а сам пешочком прогулялся до офиса Особой Службы. Причем хорошенько попетлял по переулкам, чтобы заодно проверить, нет ли за мной слежки. Как там говорили в мое время? Если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят. Вот-вот… Сомневаюсь я, что Москвин оставил меня в покое, хоть и притих как-то поганец в последнее время. Никак задумал очередную пакость. И полученные в Особой Службе навыки мне все равно нужно постоянно оттачивать, а то ведь недолго их и растерять.
Офис – как я уже привык называть про себя нашу контору – встречает меня вполне рабочей обстановкой. Ася Федоровна что-то бойко выстукивает на пишущей машинке, из кабинета навстречу выходит Георгий Иванович, на ходу поправляя воротник болоньевого плаща.
– О, Алексей! – протягивает мне руку. – Прости, даже поговорить толком некогда, все пока на бегу. Сам понимаешь, идет формирование Службы, выбиваю фонды и штаты. Забери свою зарплату у Аси Федоровны, и я на столе в твоем кабинете интересную брошюрку оставил. Посмотри на досуге. Ничего секретного в ней нет, но она для служебного пользования, так что читай здесь, в город не выноси.
– Зарплату?…
– А как ты думал? У нас такая же государственная служба, как в КГБ или в армии, и за нее тоже всем сотрудникам платят деньги. Тебе потом еще и командировочные на Японию выдадут, но это ближе к отъезду.
Растерянно киваю шефу. Ну да… зарплата – это же логично. Только почему-то я раньше об этом даже не задумывался. Провожаю взглядом Иванова и оборачиваюсь к Асе Федоровне, та с улыбкой вручает мне обычный белый конверт.
– Я должен где-то расписаться?
– Нет! – смеется она. – Мы здесь обходимся без ведомостей.
Смущенно улыбаюсь, поняв, что сморозил глупость, и отправляюсь в свой кабинет. По дороге размышляю о том, что теперь я и без литературной деятельности вполне сносно смогу содержать свою молодую семью. Стипендия плюс зарплата в Особой Службе и плюс еще в редакции журнала какой-никакой оклад. Нормальная сумма каждый месяц выходить будет. Но совсем бросить писать не получится, и дело совсем не в жадности, – именно на этом вся моя литературная карьера и известность строятся. А вот темп вполне снизить можно, чтобы жилы не рвать. Все-таки работа в журнале много времени отнимать будет, да и учебу в университете никто не отменял. А еще секретные дела… Короче, взвалил я на себя до хрена. Зато жизнь моя стала интересной, прямо бьет ключом. Ага… правда, иногда по мозгам попадает.
Переступив порог кабинета, засовываю нос в конверт – любопытно же, сколько Родина своим «шпиенам» платит! Там лежат десять фиолетовых двадцатипятирублевых купюр. Что ж, вполне себе достойная зарплата по нынешним временам, учитывая, что я на этой работе пока особенно не перетрудился – кроме учебы, пока ничего не доверяют. Кладу в этот же конверт деньги, оставшиеся от покупки дачи, и убираю его в сейф. Немного их там и осталось, меньше пятисот рублей, так что пусть тоже здесь полежат. Заодно кладу и документы на дачу. Теперь я все самое важное храню именно здесь, в личном сейфе: ордена, трофейный пистолет, оставшийся у меня после ликвидации переворота, хрущевскую индульгенцию и отпечатанные на машинке экземпляры рукописей, – сценарий «Города» и все три пьесы.
Потом беру в руки в руки брошюру со стола. «Руководство для выезжающих за рубеж». Сверху приколота записка от руки: «Ознакомься и никогда так не делай!» С удивлением узнаю в ней почерк шефа. Очень интересно… Вглядываюсь в черно-белые фотографии брошюры и вчитываюсь в текст. А через минуту уже ржу, как конь.
Сначала подумал, что шутка, но нет! Все на полном серьезе. Просто шедевральное «Руководство»! Даже сложно представить, на какого идиота оно рассчитано. Если наша страна действительно выпускает за рубеж таких персонажей, то контору Мезенцева нужно прикрывать. Или как минимум реорганизовывать.
Я не говорю про странные представления составителей сего «Руководства» о столовом этикете и о сервировке стола и даже не буду стебаться над словами «кушать» и «кофе» в среднем роде. В конце концов, это просто пробелы в воспитании и образовании самих составителей, хотя могли бы найти кого-то более знающего для такого дела. Мог бы посмеяться над ценными советами не заправлять свитер в брюки, а клапаны карманов пиджака вовнутрь, – наверное, и такие чудаки еще бывают. Но вот как прикажете относиться к сомнительным рекомендациям носить за границей шапки-пирожки и тяжелые пальто с каракулевыми воротниками в стиле Политбюро? Это для того, чтобы всех наших граждан за версту было видно? Но добил меня мудрый совет ходить по улицам за рубежом «не торопясь и несколько вразвалку». Да, вот именно так в Токио я ходить и буду, только потренируюсь заранее!
Достаю ручку и приписываю на записке от шефа: «Ни за что!» В этот момент в кабинет заходит моя учительница английского – Ирина Карловна.
– Здравствуйте, Алексей! Что вас так развесе лило?
– Да вот, изучаю перед Японией, – посмеиваясь, протягиваю ей «Руководство».
Герцогиня перелистывает брошюру, морщится.
– Зря смеетесь, Алексей. Сотрудники ведь бывают разные. И малообразованные тоже встречаются.
– Но не до такой же степени?!
– До такой. – Она возвращает мне документ, усаживается напротив меня. – Вы вот лучше расскажите мне, где мальчик из областного детдома набрался столичных манер?
Упс… Какой вопрос-то неприятный… И опасный. Если уж Ирина Карловна, не знавшая настоящего Русина, заметила такое несоответствие в моем поведении, то что тогда говорить о моих друзьях и сокурсниках? А Мезенцев? К счастью, мою растерянность и заминку с ответом Ирина Карловна расценила по-своему:
– Вот видите. Кто-то, как вы, сразу впитывает столичные привычки, а кто-то годами живет в большом городе, но остается здесь чужим.
– Ну… не такой уж я и знаток светских манер и столового этикета, – пытаюсь я скромно принизить свой уровень воспитания.
– Дело не в этих знаниях.
– А в чем тогда?
– В той уверенности, с которой вы держитесь в общении с людьми, – задумчиво смотрит на меня Ирина Карловна. – И очень правильной речи. Если бы меня, например, спросили, откуда вы родом, я бы уверенно сказала: из Москвы. Заметьте – не из Ленинграда, не из другого крупного города. Вы ведете себя так, словно родились и всю жизнь прожили в центре. Где-нибудь на Чистых прудах или… на Арбате.
Внутри у меня все холодеет. Считал себя самым умным, дурак старый?! Не захотел расставаться с прежними привычками и ущемлять себя ни в чем? А ничего, что ты весь теперь на виду? Сегодня твои столичные замашки заинтересовали Ирину Карловну, а завтра кого заставят задуматься?
– Спасибо за комплимент! – вымученно улыбаюсь я, заполошно соображая, как же теперь мне выкрутиться. – А секрет мой прост. Знаете, есть такая порода людей, которая очень быстро приноравливается к любой среде, в которую она попадает. Наверное, я из их числа.
– Возможно… – продолжает пристально разглядывать меня Герцогиня. – Вы действительно, Алексей, схватываете все на лету. Есть у вас эдакая живость ума. А что у вас в университете?
– Я отличник. – И скромно так глаза вниз, чтобы умная тетка не заметила в них победного блеска.
– Тогда это действительно все объясняет, – делает наконец Ирина Карловна нужный мне вывод. – И, кстати, об этикете. Раз у нас зашла об этом речь, сейчас мы им и займемся. Поговорим о том, как на английском называются предметы сервировки стола.
Я тихо выдыхаю. Да уж, Ирина Карловна, давайте лучше займемся столовым этикетом!
– …Рус, а ты куда делся-то? – встречает меня Лева на пороге редакции. – Машина стоит на стоянке, а тебя нет.
Что за день такой, каждый норовит меня ткнуть носом в мои промахи! Разведчик хренов… Вот по машине меня и вычислят. Спешу выкрутиться:
– Есть захотел, бегал на Пятницкую в пельменную пообедать.
Почти не вру. Кроме пельменей все остальное – чистая правда. Ирина Карловна решила перевести наше занятие в практическую плоскость, и мы действительно с ней пообедали, изучая «застольную» лексику и столовый этикет на деле.
– А чего в столовку местную не пошел? Отец говорит, что здесь прилично кормят.
– Не знаю, не сообразил, наверное, и пельменей что-то захотелось.
Мои объяснения Леву устраивают, тема закрыта. Но где и как парковать машину – повод задуматься.
– А я тебе человека привез!
– Какого еще человека?
– Режиссер из Кирова объявился, хочет поговорить насчет наших пьес. Но мы с Димоном не стали с ним без тебя ничего обсуждать, привезли его сюда.
– Ну, пойдем поговорим. Посмотрим, что там за режиссер…
В одном из кабинетов редакции нас ждет франтоватый дядька средних лет – худощавый, с длинным вытянутым лицом и черными набриолиненными волосами. В немного старомодном костюме-тройке и шейном платке вместо галстука. Пижон из старомодных. Здороваемся, представляемся друг другу. Сергей Евсеевич Ларинский сразу берет быка за рога:
– Алексей, мы прочитали все три ваши пьесы. Надо признать, что они очень неплохи для студентов. И мы даже готовы взять их в свой репертуар. Но есть ряд серьезных замечаний. Пьесы нуждаются в доработке.
Так вот в чем дело. Пьесы Шатрова тебе плохи оказались? Ну-ну…
– А можно поконкретнее? Что именно вас не устраивает?
Ларинский с готовностью достает из портфеля все три экземпляра. Они уже немного потрепаны, видно, что с ними усердно поработали. Начинаю их просматривать. Печатные страницы густо испещрены пометками, сделанными красным карандашом. Но даже с первого взгляда понятно, что все эти придирки выеденного яйца не стоят – переставили сцены местами, что-то вычеркнули, что-то вставили. Все ясно, товарищ просто решил поучаствовать в процессе и разделить всю славу с тремя студентами. Ага… а заодно и их гонорар. Нашел, блин, олухов!.. А это, между прочим, несколько тысяч рублей.