А я вдруг понимаю, что мы сейчас находимся в той же самой аудитории, где я впервые оказался в теле Алексея Русина. Сколько уже прошло с тех пор? Полгода точно, даже чуть больше. И сколько произошло событий, изменивших страну! Носят ли эти изменения необратимый характер? Не знаю… Но очень хотелось бы верить. И насколько вообще сильна в истории роль отдельно взятой личности?
Вот Хрущев. С одной стороны, умер он раньше, чем в моей истории. С другой стороны – здесь он избежал позорной отставки и нескольких лет ссылки, откуда с горьким бессилием наблюдал за тем, как бывшие друзья остервенело поливают его грязью и уничтожают все его достижения. Арестован его главный «друг» – Брежнев, лишился власти непотопляемый идеолог Суслов, многие заговорщики сами отправились в ссылку. Причем в весьма почетную, в отличие от той, что они готовили для Хрущева. Начинается смена элит. И осторожная смена курса. Но что дальше? Как это отразится на стране? Не пойдет ли вразнос вся государственная система, когда к рулю станут новые люди? И какая моя роль во всем этом?
СЛОВО об этом помалкивает. И судить о правильности своих действий я могу только по этому молчанию. Иначе бы оно так в голове моей взвыло, что… Значит, пока я все делаю правильно, продвигаясь наверх медленно, но верно. Да и медленно ли? Вон Мезенцев, наоборот, меня постоянно осаживает – «не спеши»! Для парня двадцати четырех лет я, и правда, много чего достиг по нынешним временам. Писательская карьера, считай, состоялась. Журналистская же моя «стезя» сейчас развивается столь стремительно, что со стороны это вообще, наверное, кажется чудом. И именно это я читаю в обращенных на себя взглядах однокурсников.
Ох, что-то я расчувствовался, глядя на молодежь, и снова заговорил во мне учитель-историк, умудренный жизненным и профессиональным опытом. Пора возвращаться в реальность.
В перерыве между лекциями я пересаживаюсь в верхний ряд к ребятам, чтобы обменяться последними новостями, а девчонки спускаются к Ольге. Девчонки о чем-то своем секретничают, мы же с парнями рассуждаем все больше о насущных делах. Рассказываю про визит к Аджубею. О том, что обложка с фотографией Сони им одобрена, что он обещал Архангельскому помочь со строительством турбазы в Славском и что у нас намечается противостояние с правдистами по линии экономической реформы.
– Как же все не вовремя с Пилецким получилось! – морщусь я. – Лишний штык нам бы сейчас совсем не помешал. Ведь хорошо же пишет, зараза такая!
– Про Пилецкого забудь, – хмурится Димон, – гнида он еще та!
– Я чего-то не знаю?
Друзья смущенно переглядываются. И что-то мне это их переглядывание совсем не нравится. Включаю «строгого начальника»:
– Колитесь: что еще натворили?
– Да почему сразу «натворили»?! – возмущается Левка. – Подумаешь, прижали в туалете одного из его дружков. Должны же мы знать, что они еще замышляют?
– И как – узнали? – усмехаюсь я.
– Конечно, узнали! Кузнец как Жорику свой кулачище под нос сунул, этот слабак сразу раскололся и Антошу сдал.
Закатываю глаза и осуждающе качаю головой:
– Парни, вы что творите? Вот только гражданской войны нам в универе не хватает!
– Кишка у них тонка воевать! Так, гадят по-мелкому, на большее смелости нет.
Левка геройски расправляет плечи и негодующе сверкает глазами. Забыл уже, как сам неделю назад канючил после «львовской операции». Из его дальнейшего сумбурного пересказа разговора с Жориком выясняется, что причина неприязни ко мне Пилецкого стара как мир – зависть. И конкуренция. Антоша с детства привык во всем и всегда быть первым – и в школе с английским уклоном, и на журфаке в ЛГУ. Есть вот такая странная категория людей, которым постоянно нужно доказывать окружающим, что они лучшие, причем доказывать любой ценой. И Пилецкий думал, что в Москве на журфаке с этим тоже проблем не будет, а тут, оказывается, несколько другие ценности в ходу.
Поначалу у него все шло по накатанной. На семинарах отличные знания показывал, от общественной работы не уклонялся, мало того – сам в комитет комсомола напросился. Вечеринки опять-таки по пятницам… для избранных. Так что свиту себе он собрал быстро. Но масштаб-то все равно не тот! Чем дальше, тем чаще Пилецкий слышал от сокурсников фамилию Русина – местного лидера с журфака. И восхищенные разговоры о новом студенческом журнале, о клубе, на заседания которого запросто приходят космонавты и известные поэты. Недавно Русина даже сам сэр Сноу в Англию пригласил. А тут еще статья из Японии про американцев-расистов – теперь уже чуть ли не каждое утро сокурсники с чтения «Известий» начинали и поиска в ней новых статей Русина. Бесит! К такому уровню конкурентов Антоша не привык, но и остановиться тоже уже не мог. Задело парня за живое.
Так что тактику Пилецкий выбрал иезуитскую: пока я был в отъезде, решил максимально поколебать мой авторитет. Невеста у Русина есть? Попробуем ее выставить шлюшкой и разрушить их красивую «лав стори», которой все так восхищаются. Друзья и клуб? Нужно срочно подружиться с ними и влиться в ряды болидов, чтобы потом войти в руководство клубом и перехватить там инициативу. Была у Антоши большая надежда, что меня после Японии КГБ посадит, но… не случилось – наоборот, репутация студенческого лидера только взлетела до небес – митинги собирает. Сволочь какая-то непотопляемая!
А тут еще отец Антона, узнав про Русина, начал постоянно ставить его сыну в пример. Смотри, мол, как твои ровесники блестящую карьеру делают! В таком возрасте парень уже и в Кремль вхож, и за границу ездит, и против Либермана выступить не побоялся, чей план реформ, между прочим, сам Косыгин поддерживает. А у тебя, Антон, только одни вечеринки да рестораны в голове. Пора браться за ум и с гулянками заканчивать. Хватит пустоголовых дружков в наш дом водить. Такого удара по самолюбию Пилецкий стерпеть уже не мог – чтобы собственный отец да какого-то детдомовца ему в пример ставил?! И дальше он уже начал действовать более решительно. Грандиозное мероприятие в «России»? Будет тебе, Русин, премьера журнала – такая, что до конца жизни потом не отмоешься!
В общем, вытрясли мои парни из трусоватого Жорика все, что он знал. А знал этот мажор не так уж и мало. Оказывается, я был далеко не первой жертвой «волшебной микстурки», как называл ее сам Пилецкий. Он успокоил дружков, что средство это давно проверенное – в Питере он не раз добавлял ее в вино несговорчивым или слишком стеснительным девицам. Раскрепощает «микстурка» безотказно. А уже с пары следующих капель эффект наступает такой, словно человек перебрал со спиртным и его развезло самым позорным образом. Так что ему оставалось только выбрать подходящий момент и дотянуться до моего фужера.
– Вот же подлая сука, – качаю я головой, – откуда такие только берутся?..
– А мы тебе про что! Его с дружками к вашей свадьбе на пушечный выстрел подпускать нельзя – обязательно нагадят.
– Да, это проблема… Но приглашены все, и формальных причин отменить приглашение Пилецкого и Ко у меня нет. Что ему можно предъявить? Человек захотел помириться и предложил свои услуги по заказу торта. Убить его за это? А Жорик от своих слов быстро откажется. Так что предлагаю подождать с ответкой, а пока не спускать с них глаз.
После второй пары у нас семинар. Народ отправляется в другую аудиторию, а я прощаюсь с друзьями и исчезаю по-английски. Завтра с утра снова приеду. А пока мой путь лежит в Союз писателей.
У Федина в приемной привычное столпотворение. Но я заранее позвонил Константину Александровичу и договорился о встрече, так что, к большому неудовольствию просителей, секретарь запускает меня в кабинет к начальству без очереди.
– Привет, Алексей! – Мэтр приветливо улыбается и жмет мне руку.
Вижу, как он незаметно косится на часы. У Федина, похоже, тоже аврал.
– Что-то срочное?
– Очень срочное! – улыбаюсь я и протягиваю ему два приглашения. Второе, разумеется, на имя Шолохова.
– Свадьба – это отлично, хоть какая-то приятная новость за последнюю неделю, – устало вздыхает Федин, – видел, что в приемной творится? Народ как с цепи сорвался!
– Может, осеннее обострение в Москве? И бросились все писать. Я вон тоже пару сценариев накропал.
– Ну, ты сравнил! Если бы все, как ты, писали, я бы каждый свой рабочий день приемным сделал, а еще с удовольствием сверхурочно поработал бы. И голова бы у меня не болела, кого на Госпремии выдвигать.
Кто о чем, а вшивый о бане! Далась ему эта чертова Госпремия…
– Кстати, – спохватывается он, – на днях имел разговор со Степаном Денисовичем, а потом еще и с Екатериной Алексеевной по поводу твоего выдвижения на Ленинскую премию. Мезенцев нас убедил, что для начала стоит все-таки ограничиться премией рангом пониже. Ты парень молодой, у тебя все впереди.
Я довольно киваю. Действительно, ни к чему это, только завистников плодить. Была бы моя воля, я бы от всех этих премий вообще отказался, но ведь не выйдет – у них же план по этим премиям горит.
А вид-то у Федина не просто усталый, а замученный. Хотел ему на рецензию сценарий «Адъютанта» отдать, но передумал. Даже не буду мужика грузить. Лучше доеду до Баскакова в Госкомитет по кинематографии. В ответ на мою скромную просьбу позвонить Владимиру Евтихиановичу мэтр тут же берется за трубку. Так что в целом мой визит к Федину прошел удачно и занял всего минут семь, не больше. Тепло попрощавшись, я помчался дальше – теперь в Гнездниковский переулок.
…В приемной руководства Госкомитета народа сидело не меньше, чем у Федина. Такое впечатление, что наши творческие работники полжизни в этих приемных проводят. Ага… а вторую, по вечерам – в ресторане ЦДЛ! Туда точно так же не пробьешься. Заметив меня в дверях, молоденькая секретарша расплывается в улыбке:
– Здравствуйте, товарищ Русин! Присядьте на минуточку, я сейчас сообщу о вашем приходе Алексею Владимировичу.
Головы всех посетителей тут же поворачиваются ко мне, разговоры стихают. Я смущенно улыбаюсь милой девушке, имя которой даже не удосужился узнать в прошлый раз.