Что, впрочем, не помешало ему в 58-м поучаствовать в написании учебника по марксизму-ленинизму под руководством Куусинена, а в 61-м стать соавтором «Морального кодекса строителя коммунизма». И еще долго «служить» советской власти верой и правдой, декларируя самые правильные взгляды. А вот когда в конце 80-х стало ясно, что карьеру можно сделать на антисоветизме…
И в состав группы под руководством Бурлацкого тоже входят консультанты, прошедшие школу «Пражского Ватикана», – например, Георгий Арбатов, Георгий Шахназаров и Лев Делюсин. Хотя наряду с ними в группе были и более трезвомыслящие личности, такие как Александр Бовин и Олег Богомолов.
Чем дольше я вглядывался в свою память и чем сильнее билось СЛОВО в моей голове, тем больше я понимал, что некоторые из этих людей представляют собой настоящую угрозу для будущего страны. Они, как азартные картежники, теряют связь с реальностью из-за своей жажды немедленных перемен. Оторваны от жизни и имеют слабое представление о том, чем живут простые люди. Их не волнует цена перемен, которыми они грезят. Этим шестидесятникам, в силу возраста не успевшим повоевать в Великую Отечественную, хотелось подвигов, хотелось «под танки», и они яростно сражались со сталинистами-догматиками. Как говорил сам Бурлацкий: «То был род ожесточенного тираноборства». Но так увлеклись отрицанием опыта предыдущего поколения, что «вместе с водой выплеснули и ребенка».
…Собрание закончено, все потихоньку начинают расходиться, мы с Германом тоже направляемся к дверям.
– …Ну что, коллеги? Каково это – ощущать себя primus inter pares? – слышу я вдруг за спиной.
– Не понял… вы о чем сейчас? – оглядываюсь и вижу подошедших к нам Бурлацкого с Бовиным и тем третьим, чьей фамилии Седов не знал.
– В переводе с латыни, – поясняет Бурлацкий, снисходительно улыбаясь мне, – это означает «первыми среди равных». В такую группу ведь кого-либо не приглашают. Только лучших из лучших.
Мы с Германом пожимаем протянутые нам руки, знакомимся. Консультанты, не чинясь, представляются без отчества, хотя я помладше их всех буду. Третьим оказывается Олег Богомолов – экономист, в 90-е один из главных противников Гайдара. Герману явно льстит внимание сотрудников Андропова, и он радостно лыбится – ну как же: они сами подошли к нам знакомиться, какой почет! Я же реагирую спокойнее. А то ли намек Бурлацкого, то ли его комплимент про «первых» оставляю без ответа.
– Слышали о тебе, Алексей. Мероприятие в «России» получилось громким, народ до сих пор обсуждает! – Снисходительная улыбка не сходит с губ цековского консультанта. А уж этот его покровительственный тон… Вот интересно – он и со своими подчиненными так общается?
– Демонстрация у Кремля тоже много шума наделала, молодцы! – А вот Бовин, пожалуй, попроще будет и ведет себя более доброжелательно. – Какими языками владеешь?
– Русским, английским, матерным со словарем, – вежливо докладываю я.
– No way without a dictionary?
– I can do it without it. Но этажность конструкции от этого значительно снизится.
– Смешно… Рад, что с юмором у тебя все в порядке. А что со спортом?
– Дружу. Летом – серфинг, зимой – сноуборд и горные лыжи. В ближайших планах, подтянуть большой теннис, – вспоминаю я наставления Аджубея. – Ракетка уже есть, осталось себе спарринг-партнера найти.
– Отлично! Это хороший повод встретиться в неформальной обстановке, мы тоже все в теннис играем. Надо будет тебе пропуск в спортивный комплекс на Ленинских горах сделать, там хорошие зимние корты, – кивает Богомолов.
– Ну что – пойдемте пообедаем вместе? – предлагает нам Бовин. – Здесь очень неплохая столовая. Заодно расскажешь нам, людям отсталым, что это за зверь такой – сноуборд.
Пообедать, пожалуй, действительно не помешает. Вопросительно смотрю на Германа – тот аж не дышит: «от радости в зобу дыханье сперло». Еще бы… Вечером вся редакция «Известий» будет знать, с кем и где он обедал. Бурлацкий продолжает улыбаться с превосходством человека, снизошедшего до общения с простоватыми коллегами. И мне почему-то очень хочется стереть уже с его лица эту снисходительно-едкую улыбочку. Костюм мой он при этом точно заметил – на секунду взгляд его стал цепким и оценивающим.
Мы выходим в коридор вслед за Бовиным и всей компанией направляемся к лестнице. Но дойти до нее не успеваем.
– Алексей Иванович! – окликает меня хорошо знакомый голос, и я оборачиваюсь. Нас догоняет Андрей Литвинов, но вид у него чрезвычайно официальный. – Юрий Алексеевич просил вас срочно зайти.
Понятно. Мне остается только подыграть своему боевому товарищу и тоже сделать вид, что мы не знакомы.
– Хорошо. Мне идти с вами?
– Да, следуйте за мной, товарищ Русин.
Развожу руками и вежливо прощаюсь с новыми знакомыми.
– Извините, но сегодня с обедом, видимо, не получится. Встретимся позже.
– Обязательно! Теперь часто будем встречаться. – Бовин и Богомолов доброжелательно улыбаются, Бурлацкий лишь многозначительно хмыкает. Да уж… с этим товарищем теплые отношения у нас точно не сложатся.
Делаю шаг к Андрею и, уже поравнявшись с ним, оборачиваюсь к новым знакомым:
– И, кстати, Федор, в вашей версии латинской поговорки нужно заменить primus на primum, иначе смысл фразы о нашем равенстве кардинально меняется.
Заливистый смех Бовина говорит о том, что моя шпилька попала точно в цель.
– Нет, вы видели, какая молодежь пошла, а?! Латыни он тебя, Федор, учит, и ведь абсолютно прав!
А то!.. Мы, может, диссертаций и не защищали, зато на истфаке МГУ нас учили на славу. И, как известно, знания, заложенные в юности, отпечатываются в памяти особенно хорошо. Так что самые известные латинские поговорки и цитаты в моей голове застряли намертво – ночью подними, выдам их на автомате.
– Хорошо ты его макнул! – стоило нам свернуть за угол, как Андрей тут же сбросил маску служаки, превращаясь в своего парня, – крайне неприятный тип.
– Ты про Бурлацкого? А сам-то его откуда знаешь?
– Да пришлось к ним в Горки-10 несколько раз мотаться за документами. Они на бывшей даче Горького работают, готовят для Юрия Алексеевича какой-то доклад.
– Доклад?
– Ну, и не только доклад, как я понял, – тихо поясняет Литвинов. – Они ведь и для Хрущева что-то писали, я ему тоже от них какие-то документы возил.
– И?..
– Через губу разговаривает, как с прислугой. Другие-то приветливее будут, как этот толстяк Бовин. Цековцы, блин… а сами пьют там, как сапожники!
– Да ладно?!
– Лех, я тебе что – врать буду?! У них там есть Александр Николаевич – так я его вообще ни разу трезвым не видел.
Я пораженно замолкаю – это Яковлев, что ли?.. Но переспросить уже возможности нет, потому что навстречу нам теперь то и дело кто-то попадается. И дальше мы уже идем молча. Только перед самой приемной Гагарина я улучил момент и успел пригласить Андрея на свадьбу.
– Лех, в ЗАГС точно не смогу прийти, прости! Служба, сам понимаешь. А вот вечером постараюсь вырваться, если куда-нибудь не зашлют.
– Хоть вечером загляни, от службы своей немного отдохнешь. Глядишь, и тебе невесту подыщем! – Я подмигиваю улыбающемуся парню.
– Постараюсь вырваться. Спасибо за приглашение!
На этом разговор нам приходится прервать, поскольку Андрей передает меня в руки личной охраны Генсека. В небольшой комнатке парни меня тщательно досматривают и тут же проводят в приемную. А через пару минут и в кабинет.
– Русин! Ну и куда ты пропал?! – приветствует меня Гагарин. – Обещал держать меня в курсе со снежной доской, а сам?
Выглядит Юрий посвежевшим, явно уже обжился в Кремле.
– Докладываю, товарищ Генеральный секретарь! Первые испытания сноуборда прошли успешно! На горных склонах Карпат доска показала себя отлично, нам даже удалось привлечь одного хорошего специалиста к ее испытаниям. На кинокамеру все засняли, сейчас ребята монтируют короткий фильм. Как он будет готов, сразу передам через охрану. Зиловцы обещали сделать еще несколько досок, так что на новогодние праздники мы тоже заберем их с собой в Карпаты.
– Снова в горы? Везет!.. – тоскливо вздыхает Юрий. – А в Москве вообще непонятно, когда снег выпадет. И не вырваться никак из столицы – официальный визит во Францию готовим. Тебя уже в группу включили?
– Включили. Кстати, во Франции отличные горнолыжные трассы. Может, к культурной программе стоит и спортивную добавить? Снимемся для иностранцев, поразим их нашим передовым спортивным снаряжением.
– Идея отличная… – задумывается Генсек. – Надо с помощниками это обсудить.
– Обязательно обсудите! А если начнут бурчать, скажите им, что в Лувре и Версале вы уже были год назад во время неофициального визита, а теперь хотите познакомиться с развитием во Франции зимних видов спорта и тем, как у них идет подготовка к зимней Олимпиаде в Гренобле. По-моему, это вполне нормально для молодого, спортивного руководителя страны. СССР тоже пора начинать готовиться к зимней Олимпиаде-68.
Вижу, что идея моя понравилась Гагарину. Оно и понятно. Иначе чиновники снова начнут водить его по музеям, а современной Франции так и не увидишь. Пока он что-то помечает у себя в блокноте, я, пользуясь моментом, достаю конверт с приглашением.
– Юрий Алексеевич, знаю, что у вас мало свободного времени, но не могу не пригласить вас на свою свадьбу. Если вдруг найдете свободную минутку, мы с Викой будем очень рады видеть вас и Валентину Ивановну среди гостей в Грибоедовском ЗАГСе! Степан Денисович обещал прийти, так что с охраной там проблем не должно возникнуть. Но я, конечно, понимаю, что у вас государственные дела и все такое…
– Женишься?! Поздравляю! – искренне обрадовался за меня Гагарин и бросился пожимать руку. – Молодец! Дело хорошее. Обещать не буду – от моего личного желания теперь не много зависит, – но постараюсь приехать.
– Будем ждать! Но если не получится, мы поймем.
– Невеста-то красивая? – с заговорщицким видом подмигивает мне Юрий.
– Самая лучшая девушка Москвы! Да вы же Вику сами видели на митинге.