Ладно, поплакали, а теперь за работу. Взгляд снова скользнул к шкатулке, и передо мной вдруг нарисовалась одна вещественная проблема.
Шкатулку нужно было вернуть брату. Я могла бы сделать это тайно, просто пробравшись в его комнату и оставив ее на столе, либо пойти к нему и вручить лично в руки.
Нет, второй вариант отпадал сразу же. Тогда Ридрих наверняка поймет, что я сунула свой любопытный нос в его дела. А встречаться с его гневом или недовольством мне бы не хотелось.
Значит оставалось подложить ее тайно, но тогда делать это было нужно прямо сейчас, пока он еще не вернулся.
Подхватив тяжеленькую шкатулку со стола, я поднялась и почти побежала в хозяйские покои. На ходу я встретилась с Несси, которая хотела мне что-то сказать, но я лишь крикнула ей: «Потом» и, завернув за угол, остановилась перед высокими дверьми.
Я уже почти ухватилась за кованую ручку, когда вдруг услышала холодное:
— Где ты это взяла?
Вздрогнув всем телом и вся с ног до головы покрываясь табуном мурашек, я резко развернулась к стоящему позади Ридриху и с улыбкой выдавила:
— Братик, с возвращением!
Он молча перевел прожигающий взгляд со шкатулки на меня, и я ощутила первые нотки пробуждения его темной ауры. Так и знала, что брат будет в бешенстве!
Надо срочно что-то сказать. Мозг, собираемся, работаем.
— Братик, прости, я не хотела! Я пришла в свою комнату, и шкатулка стояла на столе. Я не знаю, почему слуги перепутали наши вещи, я очень внимательно следили за тем, чтобы они все разносили по своим местам. Прости! — выпалила я на одном дыхании, всматриваясь в лицо Ридриха.
— Неважно, выброси, — безразлично бросил он, намереваясь пройти мимо меня в свою спальню, но я тут же ухватилась за край его одежды, останавливая его.
Я тебе выброшу! Вот, не нужно мне лапшу на уши вешать, что ты такой из себя безразличный. Если бы эти письма тебе были не нужны, ты бы избавился от них много лет назад. Ты враг самому себе что ли?!
— Прости, я прочитала одно письмо, чтобы понять, чьи это вещи, — тихо проговорила я, опуская взгляд. — Это твои драгоценные воспоминания, пожалуйста, не отказывайся от них так просто. Я никому не скажу. Считай, что я ничего не знаю, ладно? Только не выбрасывай.
— Азалия, — резко перебил меня брат.
Я вскинула голову встречаясь с его безразличным взглядом.
— Это лишь клочки бумаги. Выброси их.
— Нет! — неожиданно для самой себя крикнула я, а к еще большей неожиданности на мои глаза выступили слезы.
Может быть потому, что я вспомнила строчки из письма?
«Не грусти, что сейчас мы далеко друг от друга. Ведь мое сердце всегда билось и будет биться рядом с твоим».
«Я люблю тебя больше целого мира, комочек».
Я поставила шкатулку на пол, шмыгая носом, и ладошками вытирая щеки.
— Если хочешь, сам выбрасывай, — тихо произнесла я, отступая и не глядя на него.
А затем и вовсе развернулась и побежала назад в свою комнату.
На периферии сознания разум всерьез забеспокоился не стали ли мы деградировать от того, что уже пятый год находили в детском теле. Но отмахнувшись от него, я влетела в свою комнату и захлопнула дверь.
Шу тут же показался рядом и с обеспокоенными глазками утер мои щеки. Точнее хотел утереть, потому что по факту лишь больше их намочил.
С того дня в наших отношениях с Ридрихом появилась странная натянутость, хотя я и старалась вести себя так, словно ничего не произошло. Однако буквально через пару недель меня вдруг рано утром разбудили слуги, одели, а затем, сама не понимая как, я оказалась в карете вместе с Ридрихом.
Он выглядел мрачно, был молчаливым. Лишь коротко кивнул мне, когда я забралась внутрь, а затем отвернулся к окну и за несколько часов пути не проронил и слова. И лишь когда наш экипаж, наконец, остановился, и брат помог мне выйти, он осмотрел темно-зеленый лес и обветшалое поместье и сказал:
— Это Шейлброг.
Я все поняла без слов, поджала губы, чтобы они не дрожали, и нашла ладонь брата. А он впервые за пять лет не попытался вырвать руку.
***
Настоящее…
Я прошлась взглядом по фасаду поместья и направилась в сад, поудобнее перехватывая свой сверток.
Каблучки туфель проваливались в мягкую и рыхлую после недавнего дождя почву. Прохладный ветер трепал мою легкую накидку и заставлял ежиться от холода.
Я завернула за угол дома, ожидая увидеть Ридриха, но сад был пуст. Недавно распустившиеся розовые цветы жаканта источали сладкий, манящий аромат. Я огляделась, не понимая, куда делся Ридрих.
А потом меня пронзило неожиданной мыслью. Вдруг, он вообще не приехал сегодня? Не помню, что бы видела его экипаж на подъездной дорожке.
Вот же глупая… Еще и извозчика отпустила… И как теперь выбираться отсюда? Ближайший город был далековато. А в поместье уже много лет никто не жил. Тут даже никакой еды не было.
Так. Подожди.
Ридрих должен был нанять парочку слуг, которые присматривали за домом и садом. Они либо жили в самом поместье, либо где-то поблизости, так что без еды я не останусь. И они же могут помочь мне вернуться в столицу. Ну, или на крайний случай, Ридрих пришел за мной экипаж. Явно император расскажет ему, куда я подевалась.
Я подошла ближе к кустарникам и, едва касаясь, провела пальцами по лепесткам розовых цветов, вспоминая историю, которую мне рассказал Ридрих, когда мы приехали сюда в первый раз.
Мужчин рода Абенаж, и правда, буквально отрывали от груди матери сразу после рождения, но с Ридрихом все было несколько иначе.
Его мать, Эделия Абенаж, случайно узнав, что ей придётся расстаться со своим дитя, покинула резиденцию эрцгерцога почти на сносях. Она принадлежала к довольно знатному роду, у неё были счета в банке, которые полностью не зависели от её мужа. И это позволило ей целых три года скрываться от Териса и дать своему малышу всю любовь, на которую было способно её сердце.
Мне правда интересно, каким человеком вырос бы Ридрих воспитай его Эделия. Но к сожалению, узнать об этом было не суждено, потому что три года спустя Терис все же нашел свою беглянку-жену и как и было задумано разлучил её с сыном. А в наказание отправил женщину в Шейлброг, небольшое отрезанное от всего мира поместье, со всех сторон огороженное лесом. При жизни она стала узницей своего мужа.
К сожалению, её жизнь не продлилась долго. В бегах она подорвала свое здоровье, а потом, оказавшись в Шейлброге, много болела. Эрцгерцог не посчитал нужным отправить к ней врачей, а потому ещё спустя два года женщина оставила этот мир.
Ридрих узнал об этом лишь спустя четыре года, когда призвал своего демона и, напугав всех слуг до потери сознания, велел им отвезти его в Шейлброг. Однако когда он, наконец, смог приехать сюда, поместье давно уже было пустым.
Когда я слушала безэмоциональный рассказ Ридриха у меня, кажется, разбилось сердце, а из глаз потекли молчаливые слезы. Тогда я даже побоялась пошевелиться, чтобы их утереть, настолько ценным был момент его откровения.
«Сегодня день ее рождения», — добавил он, окидывая взглядом запустелый сад, в котором давно завяли кусты жаканта.
«В таком случае, сделаем ей подарок, Ридрих?» — тихо спросила я, выпуская его ладонь и подходя к маленькому больному, но зеленому росточку, который чудом выжил посреди этого запустения.
После этого по негласному соглашению в День рождения его матери мы каждый год ездили в Шейлброг и сажали новый куст жаканта, которые так ей нравились и напоминали о Ридрихе.
— Простите, матушка, я задержалась и, кажется, причинила боль вашему сыну, — тихо проговорила я. — Но я все же пришла и привезла вам подарок. Этот куст не такой хороший, как предыдущие. Я купила его по дороге, но надеюсь, вы все же не будете предвзяты. Я дарю его вам от чистого сердца.
Положив на землю свой сверток, я отошла в подсобное помещение за садовыми инструментами, там же сменила туфельки на башмаки, подвязала, как могла, подол своего голубого платья и вернулась к кустам.
Я тихо разговаривала с Эделией, пока раскапывала ямку для кустарника, рассказывая, как Ридрих жил этот год. Думаю, ей было бы интересно это услышать.
— ..Я стараюсь хорошо о нем заботиться. Он слишком много работает, но я слежу за тем, чтобы Ридрих вовремя ложился спать и не забывал делать перерывы на еду. Еще… — я воткнула садовую лопатку в землю, раздумывая, стоит ли Эделии об этом говорить. — Еще он все чаще ночует не дома, матушка. Так что если вы переживали за его личную жизнь, у него с ней все в полном порядке.
Более чем. Даже излишне в порядке.
— Что ты здесь делаешь? — вдруг услышала я знакомый холодный голос, от которого по спине побежали мурашки.
От неожиданности я выронила лопатку и резко повернулась.
Ридрих стоял позади меня в простой одежде, стискивая в руке куст жаканта. Его взгляд бегал по моему лицу, все же испачканному подолу платья и валяющемуся рядом свертку с таким же кустиком, как и у него.
— Брат… — тихо произнесла я, поднимаясь. — Я не думала, что ты приехал.
— Я не думал, что приехала ты, — ответил он, продолжая внимательно меня рассматривать.
— Эм… — я отвернулась, поежившись под таким ледяным взглядом. — Свидание пришлось прекратить.
— Пришлось? — спросил он, делая шаг ко мне.
Я подавила необъяснимый порыв отступить назад.
— Да.
Он молчал. Я выдохнула, набираясь мужества, подняла голову, встречая его прожигающий взгляд и проговорила:
— Прости, я была неправа. Я не должна была планировать что-то на сегодня. Это ведь наш день.
Мужчина сжал челюсти при слове «наш». Но ожидаемо ответил:
— Неважно. Ты можешь делать, что угодно.
Я качнула головой и, сжимая пальцы в кулаки, сделала к нему шаг, не отводя взгляда.
— Важно, Ридрих. Для меня это очень важно.
В чернеющей глубине его глаз невозможно было прочитать, что он думал на самом деле. Сглотнув, я снова шагнула вперед, сокращая между нами расстояние и услышала предупреждающее: