Но мужчина уже одарил меня последним долгим взглядом и направился к двери, которая вела во двор, где нас уже должен был ждать провинившийся рыцарь. И пока похмельный разум кое-как пытался привести в чувство размозженное сердце, я буквально на пару мгновений прикрыла глаза и прижала ладонь к груди, ощущая сумасшедше учащенное биение.
Еще пара таких выходок, хороший мой, и я прокрадусь к тебе в спальню и дальше уже за себя не ручаюсь, ясно тебе?!
— Азалия, — позвал меня холодный голос.
— Иду, — шепнула я, покрепче сжала плеть и двинулась во двор.
***
Меня мутило. Одна половина моих сил уходила на то, чтобы сдержать дрожь в руке, вновь и вновь замахивающейся для удара. А вторая - на то, чтобы не показать внешне, насколько тяжело мне давался каждый щелчок взмывающей в воздух плети.
Внутри я боролась с тошнотой и чувством вины, а ощущала себя так, словно это я была привязана к столбу на глазах у слуг и рыцарей, и это меня безжалостно хлестали, рассекая спину в мясо. Моя собственная кожа горела и ныла.
— Семнадцать… — слабо выговорил рыцарь, которому было велено считать каждый удар, что бы он не отключался.
«О, Боги… Пусть это побыстрее закончится… Только бы это скорее закончилось… Осталось всего три…» — молила я высшие силы.
Во дворе стояла просто могильная тишина. Слуги в страхе наблюдали за тем, как я секу рыцаря. На это «представление» вышел посмотреть едва ли не каждый обитатель дворца, а тем, кому не хватило место в первом ряду, наблюдали из окон.
Сначала их взгляды меня напрягали. Когда несколько десятков человек смотрят на тебя, как на чудовище, это ощущается… Странным. Но сейчас мне уже было все равно. Если я ослаблю контроль над собой хоть на мгновение, меня тут же вывернет наизнанку. А я предпочитала не демонстрировать толпе содержимого моего желудка.
И конечно, был еще Ридрих, который цепким взглядом сопровождал каждый мой удар, не отводя черных глаз ни на мгновение. И вот от него мое состояние скрыть явно не удалось. Я знала это. Он слишком хорошо меня понимал, что бы не отличить, где я действительно была спокойной и безразличной, а где делала вид, что таковой являлась.
— Двадцать… — произнес рыцарь, и я остановилась.
Впервые с того момента, как Ридрих подарил мне плеть, я была бы рада отбросить ее подальше, как ядовитую змею. Хотелось просто закрыть глаза ладошками и убежать, поджав хвост, как трусливый заяц. Но вместо этого, я собрала остатки своих сил, сжала оружие, посмотрела на «дело рук своих» и холодно велела ожидающим позади воинам:
— Отведите его в лазарет. Наказание закончено.
И пока мужчины подхватывали ослабевшего рыцаря, я с деланным безразличием скрутила плеть, стиснула ее настолько сильно, что пальцам стало больно, а потом обвела взглядом двор.
— Чего столпились? У вас дел нет?! — прикрикнула я на слуг.
Все тут же засуетились и бросились к дверям, словно боясь попасть под горячую руку. А я невидящим взором смотрела вперед, чувствуя как шум от людей начинает давить на уши, а ощущение тошноты становится почти непреодолимым.
Еще немного. Еще чуть-чуть.
И вот когда двор, наконец, опустел, я медленно выдохнула, разжала пальцы, роняя плеть, а затем ноги подкосились, и я осела на землю. Перед глазами вспыхнула спина рыцаря, и мой живот скрутил спазм.
О, Боги…
Я зажмурилась и прижала дрожащую ладонь ко рту.
А ведь Ридрих все еще был здесь… Но, кажется, впервые мне было наплевать, что он обо мне подумает, посмотрит ли с презрением или назовет слабой и ничтожной.
Что-то произошло. Внутри что-то с треском сломалось. Эта порка была словно последним ударом тарана по пошедшей трещинами крепостной стене моего спокойствия. И стоило ей рухнуть, как все тщательно скрываемые эмоции тут же накрыли меня с головой: страх и неуверенность в происходящем, чувство вины и сожаления и еще целый коктейль безумных разрушающих меня чувств.
В это мгновение я почувствовала себя полностью подавленной и разгромленной. Низко опустив голову я ощутила, как в горле вырос царапающийся ком размером с целую планету, а грудь сдавило болью.
Я до боли зажмурила глаза и сглотнула рвущийся наружу всхлип. Нельзя. Нельзя плакать. Но эмоциям было абсолютно все равно на какие-то там запреты. Для них не существовало слов: «нельзя» или «не вовремя». Они накатывали смертоносным цунами, когда выбора уже не оставалось.
С губ сорвался всхлип.
— Поднимайся, — услышала я холодный приказ Ридриха.
Горло сдавили эмоции, и я лишь опустила голову ниже, ощущая, как первые слезы начинают течь по щекам. И они словно прорвали плотину, потому что остановиться я уже больше не смогла. Я захлебывалась во всхлипах, сотрясаясь всем телом и впиваясь пальцами в свои ладони.
— Азалия… — произнес мужчина своим извечным тоном, который предостерегал меня от глупостей.
Глупость… Что ж… Разрыдаться во дворе после того, как выпорола рыцаря, да еще и на глазах у мужчины, который ненавидел слабость и слезы, пожалуй, и правда было верхом глупости. Вот, только ничего поделать я с собой не могла.
— Просто уйди, — выдавила я, кое-как протолкнув слова через стиснутое комом горло.
Вот, теперь он точно оставит меня. Я сжалась, ожидая услышать звук удаляющихся шагов, однако… Вдруг почувствовала, как меня, словно ребенка подхватывают подмышки и насильно ставят на ноги.
Посмотрев через пелену слез на Ридриха, я увидела его недовольно сведенные брови и полыхающий в глазах гнев.
— Мне не нравится, когда ты плачешь, — сказал он.
Я сглотнула и опустила голову.
— Прос-сти…
Прости, хороший мой, я пыталась быть сильной, правда пыталась.
Но мужчина подцепил пальцами мой подбородок и вновь заставил посмотреть на себя. Я ожидала, что он скажет еще что-то вроде: «Прекрати это сейчас же» или «Слабое ничтожество», но вместо этого Ридрих протяжно и тяжело выдохнул, а затем вдруг прижал меня к груди, закутывая меня в свои объятья.
В легкие тут же заполз аромат шафрана, и память резанула ножом по сердцу, вспоминая все те драгоценные моменты, которые были между нами. То, как он обнимал меня всю ночь, когда я терзалась от пронизывающего меня холода, или то как, он осторожно относил меня на кровать, когда я засыпала в его кабинете. Боги… Я скучала.
Я так скучала, Ридрих.
Меня сотряс еще один приступ рыданий, и я вцепилась в мундир и уткнулась лбом ему в грудь, вслушиваясь в учащенный стук его сердца, и ощущая, как моя стена по кирпичикам восстанавливалась снова.
— Успокаивайся быстрее, — произнес он, и его ладонь скользнула мне на затылок и зарылась в волосы.
Я зажмурилась. Почему? Почему даже лишившись светлых чувств, он все равно был таким безумно потрясающим? Что мне с этим было делать? Мои ладони забрались ему под мундир и скользнули по спине, ощущая поджарые мышцы через тонкую ткань рубашки.
— Азалия, — предупреждающе произнес он.
А я просто дышала. Вдох. Грудь наполняется обожаемым ароматом. Выдох, опустошающий легкие, и снова вдох. И так снова и снова. Пока я на сто миллионов процентов на начну состоять из запаха шафрана.
Я прижималась лбом к его груди и чувствовала, как меня согревает изнутри. Меня распирало от острой, мучительной нежности к этому мужчине. В это мгновение мне было совершенно неважно, оставались у него ко мне светлые чувства или нет. Потому что с ними или без них он все равно оставался моим Ридрихом. Моим злодеем. Моим особенным человеком. Моим выбором номер один в любой ситуации.
Полностью погрузившись в свою странную медитацию, я пропустила тот момент, когда на меня начала накатывать слабость. Я ведь использовала сегодня большое количество духовных сил, но вместо того, чтобы восстановиться, вся на нервах пошла за плетью, а потом еще устроила это выматывающее представление с поркой.
Холодок пробежался по всему телу, и я почувствовала, как постепенно стали неметь конечности, а в голове появилась звенящая пустота и легкость.
— Рид… Рих… — пробормотала я непослушными губами, пытаясь поднять голову и поймать его взгляд, но увидела лишь размытый силуэт, а в следующее мгновение меня поглотила темнота.
ГЛАВА VII
Мне было тепло и спокойно. Это первое, что я почувствовала, когда ко мне вернулось ощущение собственного тела. Знакомый запах порошка для белья подсказал мне, что я лежала на кровати в своей комнате, укрытая одеялом.
Каждая клеточка моего тела была расслаблена. И каждая клеточка моего тела была не готова к тому, что, открыв глаза, я увижу Ридриха. Закинув ногу на ногу и изучая отчеты, мужчина сидел в кресле, которое словно специально пододвинули к моей постели. На столике рядом с ним был поднос с заварником и недопитой чашкой чая, а рядом в вазочке стояло мое печенье.
Все эти мелочи ударили мне прямо в солнечное сплетение, и я коротко выдохнула. Что он здесь делал? Почему он сидел и ждал моего пробуждения?
Ридрих опустил бумаги и пронзил меня взглядом.
— Доведешь себя до такого состояния еще раз, запру в комнате, — холодно сказал он, вновь возвращаясь к отчету.
— Я буду осторожной, — произнесла я тихо и замолчала, подоткнув одеяло под подбородок и изучая профиль мужчины.
Для кого-то станет открытием, если я скажу, что наблюдать за ним - одно из моих излюбленных занятий? Неважно, что он делал. Сидел и работал, сражался на мечах, ходил - я не могла отвести от него взгляда.
— Я плохо справляюсь с тем, чтобы быть Святой, — произнесла я зачем-то.
Наверное, потому что вспомнила, что Ридрих привез меня в Иргейс, чтобы я укрепила положение новой власти. Но в глазах людей я скорее стала еще одним ручным демоном эрцгерцога Абенаж, принявшим обличие Святой.
Мужчина промолчал, но я и не ждала ответа.
— Спасибо, что принес меня сюда, а не бросил там во дворе, — продолжила я, наблюдая за ним.
На это он раздраженно выдохнул и вновь опустив бумаги, окинул меня холодным взглядом.
— Помо