Но ведь всегда приятно упасть на пару уровней в бездну, особенно если на дне тебя ждали, не правда ли?
Мурашками по коже я ощутила распирающий Ридриха гнев. Но если бы дело было только в нем… О, нет, в углубившемся мрачном взгляде злость была лишь верхушкой айсберга, а там, под бушующей поверхностью воды разверзался ад, кипящий сотнями оттенками запретных чувств.
Внутри меня все вибрировало, чувства накрывали с головой, и стоять на месте было просто невозможно. Я сделала еще шаг, и Ридрих, прищурившись, поднялся, не спуская с меня взгляда.
По венам прошлась волна предвкушения, смешиваясь с кровью и ускоряя тем и без того колотящегося сердца. Что ты сделаешь, хороший мой? Удиви меня.
Гости, видя, что внимание виновника торжества направлено в сторону лестницы, тоже стали оборачиваться, желая удовлетворить любопытство, и находили взглядом меня. Головы поворачивались одна за другой, по залу пронеслась волна шепотков. Но кажется, это лишь сильнее разозлило эрцгерцога.
Моя улыбка стала шире.
Не все равно. Ему не все равно, черт побери!
Вдруг музыка стихла. А затем по залу разнесся угрожающий приказ:
— На колени.
Люди даже не помышляли о неповиновении. Кто-то танцевал, кто-то стоял у стены, кто-то наслаждался шампанским, но все, как один, тут же опустились на пол, низко склонив голову. Мгновение, и зал погрузился в могильную тишину. Атмосфера торжества и праздника в миг сменилась напряжением и страхом.
Уверена, гости гадали, кто осмелился разгневать монстра империи. Но я не испытывала ни капли вины. С легкой улыбкой на губах я двинулась к нему навстречу. Шаг. Еще шаг. Ступенька, еще одна…
Расстояние между нами медленно сокращалось. И чем ближе мы были друг к другу, тем сильнее колотилось в груди сердце. Оно словно пыталось проделать дыру в ребрах и вырваться наружу, чтобы броситься к объекту своего воздыхания. Я его судить не могла. Даже и не знаю, что саму меня удерживало от того, чтобы не слететь по ступенькам прямо в руки к Ридриху. Наверное, Кементина, которая нависала над нами, как Дамоклов меч.
Воспоминание о героине неприятно заворошилось в груди. А потому, когда я сошла с последней ступени и склонилась в реверансе, опуская голову, тон моего голоса прозвучал несколько холоднее, чем планировалось:
— Досточтимый сейр Абенаж… Рада приветствовать.
Тут же мой подбородок приподняли цепкие пальцы Ридриха, заставив вновь посмотреть в его глаза. И если минуту назад мужчина был зол, то сейчас он был в самом настоящем бешенстве. Каждой клеточкой тела я ощутила его тихую, скрытую под безразличной маской ярость.
С губ сорвался короткий выдох. Когда он так себя вел… Я просто не могла сдерживаться.
Разум из последних сил натягивал поводья разошедшегося сердца и искал плетку, что бы его осадить. Мысли сиганули во все стороны, оставляя после себя лишь звенящую пустоту. Иными словами, в душе и голове творился полный бедлам.
И посреди этого хаоса прозвучал лишь один единственный короткий вопрос, заданным ледяным тоном:
— Кто?
Знай я мужчину чуть меньше, то даже бы не поняла, о чем он спрашивал. Но Боги… Это же был Ридрих… Мой Ридрих. Конечно, иногда я готова была продать почку, чтобы понять, что творилось у него в голове, и какие хороводы там водили его тараканы. Но иногда… В такие моменты, как сейчас, я видела его насквозь.
— Ярчайшее солнце империи, Его величество Регори отправил мне платье, — ответила я, заглядывая прямо в бушующую бездну его глаз. — Я не посмела отказать.
Ридрих сжал зубы, на его челюсти заиграли желваки. А его взгляд в очередной раз прошелся по моим голым плечам, острым ключицам, споткнулся в зоне декольте и тут же вернулся к моим глазам.
Не знаю, какой черт меня вечно толкал на безумные поступки, но я медленно распрямилась, сделала шаг к мужчине, сокращая между нами расстояния и, не сводя с него глаз, с мягкой улыбкой спросила:
— Мне не идет, досточтимый сейр Абенаж? Велите мне переодеться?
Но за что я обожала Ридриха, так это за его умение удивлять и вести себя таким образом, что там не то что бабочки в животе начинали щекотать… Там рождались настоящие слоны и сходились в буйном, бешеном танце, топая и устраивая землетрясение.
Этот невозможный мужчина… Он вдруг сорвал с плеч свой черный плащ, накинул мне его на плечи и, соединив полы, дернул меня на себя. Его глаза жадно прошлись по моему лицу и поймали меня в свою бездонную черную ловушку.
— Дай мне причину не вырвать глаза тем, кто видел тебя в подобном виде, — произнес он опасно низким тоном, и я вся с ног до головы покрылась мурашками, а ноги, кажется, подкосились.
Уставший разум обреченно махнул рукой, глотая успокоительный настой, а сердце ошеломленно застыло на месте, пытаясь пережить сотую влюбленность в Ридриха. Бедное. Достается же ему…
Но ответить Ридриху все же что-то было нужно, и поэтому я, на скорую руку взбодрив и отряхнув разум, бросила его на передовую. Давай, не подведи.
Но он, кажется, таки не оправился. Иначе как объяснить следующие слова, сорвавшиеся с моих губ?
— Они могут глазеть сколько угодно, сейр Абенаж, — проговорила я тихо, удерживая его взгляд. — Но подойти так близко и коснуться меня можете лишь вы.
Кадык на его горле дернулся. Пальцы, удерживающие полы плаща, скользнули выше, к шее, провели по ней, вызывая у меня легкую дрожь, а затем коснулись затылка и резко сжали волосы.
— Пусть это будет действительно так, Азалия, — проговорил он, обдавая горячим дыханием мое ухо. — Отныне любой мужчина, кто коснется тебя, в тот же момент лишится руки.
Ой…
Вот и доигралась…
Разум ошеломленно потирал затылок, а сердце ликовало. Ему все нравилось.
И пока я приходила в себя от подобных слов, Ридрих решил меня добить. Резко отстранившись, он повернулся к хранящему напряженную тишину залу и ледяным голосом приказал:
— Я запрещаю смотреть на Святую, подходить к ней, разговаривать с ней или касаться ее. Нарушите заперт и отправитесь на корм демону.
Глупцов, которые вздумали бы что-то возразить, к счастью не было.
— Идем, — коротко велел он уже мне.
В полной тишине мы миновали зал и поднялись по возвышению. Я уже отчаялась предугадать, к чему все это может привести. Он заставит меня стоять рядом? Может, посадит к себе на колени? Было бы неплохо, но это уж полный бред. Такого он себе даже в лучшие времена не позволял.
И только подойдя к трону, я заметила раскиданные рядом с ним подушки. Нехорошее предчувствие заворочалось под кожей, а Ридрих, оглянулся на меня и кивком подбородка указал как раз в их сторону.
— Будешь сидеть здесь.
Не знаю, откуда ко мне пришло такое ощущение, словно он ждет от меня сопротивления. Будто он думает, что я сейчас взбрыкну, как необъезженная кобылка, вспылю и попытаюсь ему перечить прямо на глазах у всего народа. А это в свою очередь будет рассчитываться как публично нанесенное оскорбление доверенному лицу императора. С такими обвинениями не шутят.
Но спорить я не собиралась. Быть может, мой разум там окончательно свалил на курорт восстанавливать нервы, но… Я почему-то даже ощущала странное довольство.
Он хочет держать меня к себе поближе. Куда хуже было бы, если бы он велел мне убраться из зала и больше не раздражать его.
— Как прикажите, — кивнула я с улыбкой и изящно опустилась на подушечки, не забыв поправить плащ так, чтобы то плечико, которые было ближе к трону оказалось совершенно случайно обнаженным.
На это Ридрих уже ничего не ответил, и можно было подумать, что ему все равно, но как тогда объяснить усилившееся ощущение его темной ауры? Все равно? О, нет. Ему было совершенно не наплевать на то, как я выглядела в этом чертовски соблазнительном платье, укрытая его плащом и сидящая на коленях рядом с его троном.
— Поднимитесь, — ледяным голосом велел Ридрих. Хотя сказано это было таким тоном, словно он приговаривал гостей к смертной казни.
Наверное, именно поэтому несчастные в первые несколько мгновений все еще напряженно не двигались. Переваривали приказ, наверное. А потом как по щелчку пальцев все пришло в движение.
Вновь заиграла музыка. Гости, натужно стремясь сгладить испорченную атмосферу, стали слишком громко смеяться или слишком поспешно возобновлять танцы. Они надеялись вернуть все, как было. Но кое-что осталось все же изменилось.
Едва кто-то из них натыкался взглядом на подол моего белоснежного платья, укрытого сверху черным плащом, то несчастный тут же бледнел и отводил взгляд.
Любой другой на моем месте мог бы сказать, что вечер испорчен. Но я сидела на мягких подушках и из последних сил давила широкую глупую улыбку, которая так и норовила вылезти на губах. А все потому, что я то и дело ощущала на себе взгляды Ридриха. Каждый из них был дольше предыдущего, пока, наконец, мужчина просто не откинулся на трон и не стал наблюдать за мной, уже не отрываясь.
Смотри, хороший мой. Тебе можно.
И все было бы прекраснее некуда, если бы от толпы гостей не отделился князь Дэльтески. Он подошел к трону, низко поклонился и проговорил:
— Досточтимый сейр Абенаж, позволите ли сказать?
— Говори, — раздраженно ответил Ридрих, явно недовольный тем, что его отвлекли.
Я же неуютно завозилась на своем месте. Неужели это то, что я думаю? Что б тебе моль проплешину проела, князь! Сидел там себе тихонечко в уголке и сидел бы!
— В знак лояльности империи, мы приготовили вам подарок, великий эрцгерцог, — торжественно произнес Дэльтески, а затем, склонившись еще ниже, подал знак рукой.
Мой взгляд тут же скользнул к широким дверям. Сердце глухо забилось в груди, разгоняя по венам беспокойство. Все же это оно… Сейчас… И вот-вот…
Но мгновения шли, а ничего не происходило.
Меж ребер робко зацвела надежда. Может, пронесло? Быть может, все мои предыдущие действия изменили сюжет истории до неузнаваемости? Бывает же такое? Кажется, это называется «эффектом бабочки».