– сказал он.– На самом деле то, что Небесный город опускается,– не самое страшное. Самое ужасное, что лета в этом году не будет. Идемте со мной, я кое-что вам покажу.
Мы последовали за ним к колоннам, к возвышению, похожему на подставку для трибуны, встали на него и на лифте поднялись к стеклянному потолку. Оказывается, он был немного скошен, и отсюда просматривалась часть долины, откуда мы пришли.
Уже стемнело, но на горизонте, полыхая белесыми молниями, висела льдистая мгла.
–Видите?
Пригоршня свел брови у переносицы и спросил:
–Что это?
–Ледяной фронт. Буря, которая была недавно,– мелочи, отголосок большой беды. На нас надвигается ледяной фронт. Еще неделя-полторы – и землю скуют морозы, с севера наползут льды. Будет холод и голод, мы все погибнем. Жители деревни умрут первыми. Если у нас не будет генератора, мы чуть позже тоже замерзнем. Мир перестанет существовать, будут только вечные льды, и неизвестно, когда наступит следующее лето,– он вздохнул.– А когда наступит, мы его не увидим.
Май и Искра не ошиблись в прогнозах.
–А если генератор будет?– поинтересовался я, пытаясь сохранить спокойствие.
–Тогда, возможно, молодые и сильные выживут.
Вспомнилась Апрелия, ее поцелуй на прощанье и улыбка.
–Вы ведь заберете сюда людей? Тех, из леса?– спросил я.
–Если будет, куда забирать,– Ильбар топнул дважды, и лифт поехал вниз.
Я знал, что ученый муж лжет. Не станут они никого спасать, им дорог комфорт и сбалансированная система. Если придут деревенские, кому-то из горожан не хватит еды.
Спустившись, я взял Пригоршню под руку и повел в сторону, сказав Канцлеру:
–Извините, мы посовещаемся.
–Что тут совещаться?– возмутился напарник и добавил шепотом: – Типа, у нас есть выбор. Да и людей жалко. Мы поможем им, они – нам, все честно.
–Они не хотят помогать деревенским,– прошипел я.– Надо продавливать.
–Мы выделим вам в помощь отряд,– громогласно объявил Канцлер.– Вы везучие. Или это мы везучие? Ведь шанс попасть сюда у вас был один к ста.
–У нас одно условие,– проговорил я.– Вы возьмете деревенских в город. В конце концов, они поставляют вам продовольствие, без них вы с голоду умрете.
Сначала Канцлер мысленно возмутился, потом серьезно задумался над моим предложением. Он надеялся, что деревенские выкрутятся сами. Да, некоторые умрут, но кто-то да останется. В конце концов, женщины новых нарожают. Проанализировал свою мысль и пришел к выводу, что выгоднее часть деревенских забрать. Конечно, не всех. Все попросту не поместятся в Небесном городе.
–Хорошо. Сто молодых мужчин и женщин, плюс старейшины.
Пригоршня вскинул брови:
–А как же дети?
–Хорошо, и они тоже,– солгал Канцлер, а подумал о том, что дети – лишние рты, пользы от них никакой. У старейшин же, хоть как рабочая сила они бесполезны,– знания. Когда закончится год зимы, молодежь начнет размножаться, и все вернется на круги своя.
Воображение нарисовало грядущую трагедию: матери, оставшиеся умирать вместе с детьми, дети, отказывающиеся бросать родителей. В итоге в город пойдут не самые лучшие, а наиболее беспринципные. Охватила бессильная злость. Ничего изменить нельзя, мы не боги. Хорошо, если хоть этих двести человек удастся спасти. И надо постараться, чтобы среди них были Апрелия и Май с Искрой.
–По рукам,– согласился я.– Вы нам – людей, мы вам – преобразователи. Ну, и себе тоже. С их помощью возвращаемся в Зону, находим генератор.
Искоса я поглядывал на правителей Небесного города. Мысли их прочесть не удалось, но было ясно: они нам не доверяют. И правильно делают, если разобраться – на нашем месте они умотали бы домой и имели в виду обещания и генератор. Найти Картографа, который его спрятал,– отдельный, кстати, квест.
–Слушайте, а может, еще один генератор в столице завалялся?– с надеждой спросил Пригоршня.– Ну, или два.
–Это было бы прекрасно,– согласился Ильбар.– Но… вряд ли. Так вы согласны?
–Да,– кивнул я.– Собирайте отряд. Чем раньше выйдем, тем лучше. И покажите нам, как выглядит генератор. Еще, может, что-то надо? Мы все равно по Столице будем шастать, нам несложно взять, а вам пригодится.
Ильбар включил встроенный в стену монитор, поводил пальцем по экрану и вывел 3D-изображение округлой штуковины, похожей на ракету. Серебристая полоса делила «ракету» на верхнюю черную и нижнюю белую половину. Внизу от генератора отходили провода, в основании было три круглых разъема.
–Весит три с половиной килограмма,– уточнил Ильбар.– Любит бережное отношение.
–А как оно работает?– не удержался я.– Что генерирует? Трудно представить, как трехкилограммовая вещь удерживает в воздухе Небесный город. У нас эти процессы на стадии разработки.
–Удерживает не этот генератор, хотя он – очень важная деталь целой системы. Если интересует, я принесу вам исследования по антигравитации. Все, в принципе, понятно, но воссоздать его мы не можем: нет технологий, лаборатории и заводы разрушены. Например, одна из деталей системы должна быть заполнена парами гелия, мы попросту не в состоянии этого сделать. И сверхпрочные керамические покрытия тоже не производят.
Во мне пробудился дух исследования, аж в мозгу зачесалось – так захотелось постигнуть знание, над которым уже многие годы бьются наши ученые. Уловив мое настроение, Канцлер решил меня еще немного мотивировать:
–Когда добудешь генератор, мы отблагодарим и тебя, и твой мир: подарим несколько томов с разработками.
–Ну-ну,– проговорил Пригоршня.– Переименуют Химика в Физика. А мне можно спросить? Почему вы не помогаете деревенским? Они гибнут десятками и живут в тяжелых условиях, а вы еще и опыты какие-то ставите на них.
Канцлер сделал скорбное лицо и развел руками:
–Мы рады бы приютить всех, но сами нуждаемся. Запасы оружия ограничены, оно ломается, летательные аппараты приходят в негодность. К тому же город рассчитан на определенное количество жителей. Не говоря уже о том, что у деревенских больше свободы. Мы живем по правилам, у нас контролируемая рождаемость и четкая ответственность друг перед другом.
–Но опыты…
–В лесу мы находим предметы, которые очень полезны, но не все безопасны. Действие таких предметов мы проверяем на добровольцах, которые потом остаются здесь. Это и есть опыты. Почти все добровольцы выживают, но мы ограничиваем их контакты с родными, чтобы те думали, что эксперименты смертельны, иначе желающих попасть сюда будет больше, чем мы готовы принять.
–Ясно,– пробурчал Пригоршня и покосился на меня, я кивнул – мол, не врет.
–Теперь ответьте на наши вопросы,– сказал Ильбар.– Вы попали сюда вооруженные. С кем вы воюете? Тоже с нечистью?
Вопрос загнал меня в тупик, я почесал бровь и ответил:
–Понимаете, в нашем мире нечисть вымерла, еще когда наши предки сидели на пальмах. Не знаю, почему. Сейчас же наша планета перенаселена, людей – семь миллиардов. Ресурсов и места на всех не хватает. Вот мы и воюем… друг с другом.
Канцлер округлил глаза, но вовремя взял себя в руки, и его лицо снова стало суровым:
–Люди – убивают людей? Почему? В голове не укладывается.
–Человечество склонно воевать – спорить с этим утверждением у нас никто не возьмется. Зверей и стихию мы уже победили. Теперь даем выход инстинкту таким образом. Трудно объяснить… В нашем мире люди очень разные. Нации отличаются друг от друга цветом кожи, волос, поступками. Они поклоняются разным богам, хотят разного. Одна группа пытается подавить другую, та сопротивляется – и возникают конфликты. Все очень сложно.
Ильбар покосился с недоверием и даже невольно отодвинулся. Проскользнула его мысль, что они хотели попасть в наш мир, но теперь засомневались.
Вот оно что! Они планировали использовать нас для интервенции. Этим планам надо положить конец.
–Смотрите. Вот, например, захочу я вас забрать с собой – у нас ведь лучше, зима короткая, солнца много, нечисти нет. Вы все приходите, но у нас нет ничего свободного: все уже кому-то принадлежит: земля, деревья, жилище. Даже еда продается в магазине и кому-то принадлежит. Если вы возьмете ее без спроса, вас изолируют.
–Кошмар,– выдохнул Ильбар.– Как вы терпите!
–До войны у вас наверняка было так же, вы просто забыли.
–Нет!– взвился Канцлер.– У нас все было общим, и это правильно.
–В нашем мире такое государственное устройство называется коммунизмом.
–Что-что?– вскинул брови Канцлер, видимо, у них не было слова «государство». Сообщество – да, община – да.
Пришлось долго и нудно объяснять, что такое страны и народы, внушать, что и здесь когда-то так было, пока не восторжествовал коммунизм. Эту страницу истории просто забыли. В конце концов, аборигены уверились в нашей нормальности и перестали нас презирать.
Канцлер и Ильбар оказались внимательными слушателями и с благодарностью ловили каждое слово. Я охрип, Пригоршня утомился и бессовестно зевал, а руководители города все еще были готовы внимать.
Удалось узнать и кое-что интересное: обжит всего один материк. Или других попросту нет, или о них забыли. Самое скверное: место, где мы сейчас находимся – экватор. Севернее и южнее – вечные льды и непереносимые морозы, там жизни нет.
А еще по здешнему уставу все скрывали друг от друга знания – на случай, если человек попадет в лапы манипуляторов, враг не узнает лишнего. Женщине было положено рожать двоих детей, которые воспитывались в специальных интернатах. Из них отбирались самые способные. В зависимости от предрасположенности, малышей распределяли в учебные заведения. Искусства как такового тут не было: пара художников, пара сочинителей текстов. Если разобраться, стараться особо не для кого: населения-то всего десять тысяч, и число это неизменно вот уже много лет. Неизлечимо больные, дети с врожденными уродствами и утратившие дееспособность старики усыплялись – таковы жестокие законы жестокого мира.
Поклонялись местные жизни, солнцу и лету. Считалось, что это и есть наивысшее проявление божественного. Весна и лето здесь длились три и, если повезет, четыре месяца, соответственно. В июле можно ходить без курток, иногда – в одежде без рукавов. Потом набегают тучи, холодает, но температура чуть выше нуля держится всего две недели, и снова начинается зима. В этом году лето холодное. Думали, что оно будет долгим, но теперь наползает ледяной фронт.