– С ними заработать можно, – визжал как резаный его непутёвый сынок.
Но от врастания в подростковую банду он своего отпрыска уберёг. От Зоны – не смог. После очередной ссоры, с деньгами и уличными шайками никак не связанной, Ромка собрал вещи и исчез.
Монгол стоял на крыльце дома, глядя, как туман захлёстывает околицу села, проникает меж реек забора, съедает весь забор, идёт дальше, дальше. Скоро рассвет, а значит, нужно поднимать группу и идти вглубь Зоны за сыном. Отряд спасения собрался сам собой. Четверо сталкеров: Спрут, Шприц, Медведь и Лич, не сговариваясь, решили помочь Хусаинову. Вчера вечером он видел их впервые, но был уверен, что ребята – соль земли и обязательно помогут.
Кутаясь в прорезиненный плащ, из дома вышел Поляк.
– Ты хоть поспал? – спросил он, переминаясь с ноги на ногу.
– Успокоительного вчера вкатили.
Поляк понимающе кивнул:
– Это хорошо, а то с непривычки всякое могло быть.
Хусаинов не стал рассказывать про своё армейское прошлое, где опыта набрался на десятерых. Он вообще не любил лишних бесед и задушевных исповедей.
– Что твоему другу передать?
Монгол с минуту помедлил, поднялся с крыльца, разминая затекшие ноги. Принялся суетливо шарить по карманам, что совершенно не вязалось с образом хладнокровного вояки.
– Я тут написал… адрес… Пусть найдёт в Казани мою жену и скажет, что через несколько дней найду Рамиля и верну домой. О вчерашнем ничего не говори.
Поляк принял от собеседника свёрнутый вчетверо тетрадный листок. Обнялись на прощанье.
– Я в доме рюкзак оставил с кое-какими пожитками, – словно бы между прочим, сообщил Поляк, – лекарства, компас… Тебе нужнее.
Монгол благодарно закивал:
– Через несколько дней верну, когда обратно выберемся.
Поляк лишь хмыкнул и направился по тропе навстречу туману.
– В раю разочтёмся, – бросил он, не оборачиваясь, и ушел.
Знал бы Монгол тогда, на сколько лет затянется его путь домой, каким долгим и трудным станет. Мёрзлые подземелья Немана, заливаемые дождями леса и болота – каждый уголок Зоны ждал его, и лишь сам Монгол противился неясному влечению. Боялся признать, что в Зоне вспомнил себя, прежнего. Тот, прежний Хусаинов откликался на позывной «Монгол», держал за руку умирающего товарища на взлётке в Моздоке, а после, одурев от боли потерь, вновь бросался в бой. Вчерашняя трагедия с другом сына была сродни порезу, из которого теперь сочилась кровь, капала в мутные воды безвременья, где лязгала челюстями хищная рыба под названием «Зона». Она почуяла кровь и схватила Монгола. Намертво.
Спрут показался на крыльце дома через несколько минут после Поляка. Взглянул вслед проводнику, растворяющемуся в глухой белизне, спросил:
– Уходит?
– Как видишь… – Хусаинов вновь сел на скрипучие доски крыльца.
– Мог бы и с нами рвануть.
– У него своя дорога, – вступился Монгол. – Вернётся в Надеждинск, передаст информацию для моей родни в Казань.
– Ясно… Нам-то пора уже собираться. Пойду ребят поднимать. Чем раньше выйдем, тем быстрее нагоним твоего сына.
– Я только к торговцу заскочу, и можем выдвигаться.
– Зачем к торговцу? – глаза Спрута округлились.
– Эта мразь сказала, что Ромка к нему не заходил, но он ведь заходил. Торговец солгал. Может, что-то скрывает.
– Послушай, – Спрут замялся, – торговец – он такой человек… Понимаешь, он очень влиятельный здесь. Некоторые сталкеры, живущие в лагере, – по сути, его охрана. Штифт, например. Если ты пойдешь против торговца Харитона, значит, и против них.
– Что ж поделать… – Монгол пожал плечами.
– А об оружии подумал? Начнёшь конфликтовать, и никто не продаст оружие, снарягу, еду. Поэтому стисни зубы и прими всё как есть. Таких, как Харитон, нельзя раздражать.
– Думаешь? – Монгол решительно поднялся с крыльца и быстро зашагал по росной траве к бункеру.
– Ой, бли-и-ин, – Спрут побежал следом. – Слушай, слушай… как там тебя… Монгол… Не делай этого. Стоит тебе повздорить с торговцем – и можно считать, что твой путь закончится здесь.
Хусаинов не слушал. Он шел к бункеру, спокойный с виду, но внутренне кипящий от ярости. Дверь оказалась заперта, что представлялось странным. Вчера вечером, почти ночью, она была нараспашку… Постучался. Спрут уже нагонял.
– Кто? – ахнуло за дверью, будто спросонья заворочался огромный зверь.
– Хусаинов. Монгол.
– Какой, нахрен, монгол? – застучало, зазвенело. Дверь начала приоткрываться.
Монгол не дождался. Рванул её на себя, влетел в бункер. Человек, открывший тяжелую створку, оказался вовсе не торговцем. Это был тот самый сталкер Штифт.
– Какого хрена тебе надо? – спросонья охранник Харитона ничего не понимал.
– С торговцем поговорить.
– Спит он, не до тебя…
Монгол не стал слушать – отстранил Штифта, пошел дальше, вглубь бункера.
– Э, мужик, – долетело сзади.
Хусаинов обернулся. Штифт схватил его за плечо, потянул назад, пытаясь вытолкнуть за дверь. Не тут-то было. Молниеносным движением татарин сбросил руку сталкера со своего плеча и двумя короткими ударами под дых и по шее уложил того на бетон. Спрут взвыл:
– Да что ты делаешь, олень! Ты же нам всем смертный приговор выпи…
– Замолчи! – рявкнул Монгол так яростно, что Спрут отшатнулся, – слушай меня. Я сейчас иду к торговцу, а ты караулишь этого. Он очнётся не скоро, но мало ли… Заходи в бункер и запри за собой дверь.
Выдернув из кобуры на ремне Штифта пистолет, Монгол двинулся по коридору, вниз по лестнице. Там была ещё одна дверь, уже не запертая, приоткрытая. Распахнул её, вошел в помещение, надвое разделенное решеткой. Тут вчера ждал его торговец, солгавший о встрече с Ромкой. Следующее помещение – направо. Хлипкая филёнка распахнулась, обнажая лоснящийся тишиной полумрак.
– Эй! – крикнул Монгол.
На звук кто-то заворочался в глубине комнаты, на свет выкатился заспанный, одетый в засаленный халат торговец. Чёрт возьми, он даже в Зоне носил халат и тапочки на толстых, поросших чёрным волосом ногах.
– Ты кто такой? Где Штифт? Чё вообще происходит, – обрушился на Монгола шквал полусонных вопросов.
– На какой сначала?
– Чё?
– На какой вопрос сначала отвечать?
Харитон всё ещё ничего не соображал.
– Ты кто? – тупо протянул он, растирая ладонями затёкшее лицо.
– Монгол, – рука с пистолетом взметнулась, дуло прижалось ко лбу торговца, словно пистолет целовал холодными губами лоб потенциального покойника.
Оружие было странным, это оказался вовсе не пороховой «Грач», а переделка под короткие иглы-инъекторы. Что там, в инъекторах – бог весть, но Харитон вряд ли спросонья понял, чем тычут ему в лобешник.
– Слушай меня. Мой сын Рамиль Хусаинов со своими друзьями приходил сюда. С ними был мужик лет тридцати. Сильный, подкачанный, и несколько пацанов. Они приходили к тебе закупаться снарягой и оружием. Что ты им продал? Куда они могли пойти потом? Куда?!
За спиной Монгола замаячил ошалевший от картины допроса Спрут.
– Эй, Спрут! – взвизгнул завидевший сталкера Харитон, – вали его, Спрут!
Сталкер не двинулся с места, будто врос в бетон.
– Да я тебя! – переключился на Хусаинова торговец, – потом порву на…
– Молчать, – зашипел Монгол и ещё плотнее прижал ко лбу Харитона пистолет. – Что они покупали?
– Снарягу, – окончательно проснувшись, толстяк глупо хлопал поросячьими ресницами.
– Какую?
– Ну, что ты хочешь услышать? Что продал самое говённое по самой высокой цене? Да, я продал…
– Почему не сказал, что они были здесь?
– А кто ты такой, чтобы я говорил тебе об этом?
– Я же сказал, что ищу сына!
– Ты мог сказать что угодно! Один татарин ищет другого татарина. Мало ли, кто ты ему…
– Значит, самую плохую снарягу по самой высокой цене.
– Это бизнес, деточка, бизнес, – нагло улыбнулся торговец. Он уже понял, что в руках Монгола не боевое оружие, и пытался переломить ситуацию психологического прессинга.
– Эти пацаны, – Хусаинов рассвирепел, – мертвы!
– Знаю, Штифт мне сказал вчера вечером.
– Мертвы почти все, – словно не слушая Харитона, продолжал Монгол. – Больные мрази избили и изнасиловали мальчика, друга моего сына! Он уже не будет прежним никогда. И лишь Рамиль сумел убежать. Чудом. Только поэтому ты сейчас жив. Окажись он там, среди них, живой или… – он замялся, стиснул зубы. – Но он сбежал. Ты с ним общался, ты всё здесь знаешь. Куда он мог пойти? Ты должен мне сказать, – упирая на «ты», раз за разом повторял Монгол.
– Я… й-я не знаю. Мог пойти к железнодорожной насыпи или в лес, но в лес глупо без оружия. Наверное, к насыпи. Кто-то в лагере должен был ему сказать: «Эй, парень, иди к железно…».
– Понятно… А где насыпь?
– Туда, дальше…
– Слушай меня, – глаза Монгола ещё сильнее сузились. – Ты забудешь всё, что здесь произошло. Спрут и другие ни при чем, они не имеют ко мне никакого отношения. Ты солгал, торговец, и за это расплачиваешься. Понимаешь это?
– Д-да, понимаю.
– Если ты ещё раз что-то подобное выкинешь, пойдешь за мной или решишь мстить этим ребятам, вся Зона, каждый сталкер узнает, какая ты мразь, как ты предаёшь, продаешь говённое оружие, как обманываешь. Это страшнее смерти, согласись?
– Всё-всё, сталкер, ни о чем не скажу, – поспешно затараторил торговец, – только уходи.
– Я уйду, – Монгол опустил пистолет, – но мне нужна снаряга.
– Чего?! – толстяк выдохнул, словно паровоз, готовящийся отправиться в путь, – да как у тебя наглости хватает вообще?..
– Снаряга. Нужна. Мне. Сейчас же. Живо!
Толстяк отстранился, засеменил в соседний зал, как был, в халате и тапочках. Одна тапка слетела с ноги, но Харитон прошлепал по бетону, словно не замечая этого.
– Что тебе нужно из снаряги?
– Калаш семьдесят четвёртый, цинк про запас, рюкзак, еда, аптечки, – Монгол шел следом из комнаты в комнату, проходя между стеллажей с оружием и боеприпасами.