– В-вы, – отозвался Саша.
Ошарашенный таким ответом или же наглостью предполагаемого лгуна, Стеценко промолчал, а вот его молодой спутник захохотал в голос.
Толстяк метнул на парня рубящий взгляд и, едва удерживаясь от смеха, спросил:
– Как попал в Надеждинск?
– Нанял в Радостном машину, заплатил. Меня и довезли.
– О как… – Верещагин скривился, – а в Радостном комендатура совсем не работает, кажись.
– Да никто не работает, – зло прошипел Стеценко. – Разболтались что там, что в Надеждинске. Как будто не Зона под боком, а пляж с голыми бабами. – Он длинно и смачно выругался, потом перевёл взгляд на Сашу. – А теперь с тобой побеседуем, работничек.
– Валерий Степаныч, разрешите идти, – стараясь не засмеяться вновь, попросил молодой, – я говорил. К другу на свадьбу…
– А кто друг, напомни.
– Журавлёв. Лейтенант.
– А… Помню-помню, – Стеценко довольно кивнул, – это который при прорыве из пулемёта кучу мутантов настрогал… Ты с ним между делом поговори, может, ко мне пойдёт, в военсталы. На таких толковых сейчас спрос.
Верещагин кивнул.
– Ты ему скажи, – продолжал Стеценко, явно оседлавший любимую тему, – что молодым сейчас туго, а у военстала зарплата хорошая. Ты бы вон тоже мог ко мне вместо того, чтобы у Сапунова на посылках быть.
– Спасибо, я подумаю…
– А что тут думать? А? – Толстяк крякнул. – Жена у тебя когда рожает? Осенью? Вот и будет ребёночек с богатеньким папкой, при страховке.
– Или сиротой.
Стеценко поморщился:
– Я же тебя не в рейдовую группу зову, а аналитиком. Ты своему этому… Журавлёву скажи.
– Скажу-скажу, – пообещал Верещагин. – Так я пойду?
– Иди-иди, – хохотнул толстяк, – а то жена убьёт тебя от злости. С беременными такое бывает. Гормоны, там… Застрелит из табельного.
Особист, не оценивший шутки, натянуто улыбнулся и выскользнул за дверь.
Тяжелая, словно танковая башня, голова Стеценко медленно развернулась в сторону Саши.
– Ну, а ты что за фрукт? Говори, что умеешь.
– Я… я программист.
– Служил?
Саша кивнул.
– В диванных войсках?
Вспомнив недолгую службу, парень отрицательно мотнул головой, выпрямился на жестком стуле и отрапортовал:
– Никак нет. Связист. В бункере сидел, был ответственным за обеспечение связи между гарнизонами.
Стеценко не перебивал, кивал после каждой реплики.
– Это всё хорошо, – наконец, проговорил он лениво, – а нахрена ты мне тут такой связист нужен? У нас связь через спецспутник, штат укомплектован по самую маковку. Куда мне ещё один такой? Может, ты хакер? Хакера бы взял.
– Н-нет, – Саша отрицательно замотал головой, – я информационной сетью могу заняться.
– Какой сетью? – не понял Стеценко.
– Ну… Информационной сетью Рубежа.
Толстяк немного помолчал, потом, поняв, что ему втолковывает неожиданный гость, махнул рукой:
– Это не ко мне… Я на Рубеже отвечаю за военных сталкеров, а сети и прочая лабуда – это к генералу Заречному. Правда, он в Надеждинске бывает, как прыщ на лбу, – никак не угадаешь, когда изволит заявиться… Так что тот, кто тебе звонил и сюда звал, ни хрена не понимает, как у нас всё устроено. Сейчас мы узнаем, откуда вызов на твой номерок был… – он ухмыльнулся, – у нас, знаешь ли, спецы такие, что с тобой на одном поле посрать не сядут – элита. Номер телефона, на который звонили, дознавателю говорил?
Саша потёр отбитое ухо и кивнул.
– Ладно, посмотрим…
Стеценко сунул правую руку под стол, принялся стучать ладонью по столешнице снизу.
– Где эта чертова кнопка…
Ладонь ещё пару раз хлопнула по дереву, потом послышался тонкий писк, и из динамика, вмонтированного в стол, донеслось:
– Слушаю, товарищ полковник!
– Калинин, что там со звонком? Отследили?
– Так точно, товарищ полковник…
Вот как, значит. Полковник.
– Вызов поступил шестого апреля…
– Чё ж не первого, – сквозь зубы зло процедил толстяк.
– …со стационарного номера. Аппарат располагался в здании комендатуры. Точнее смогу сказать после детального анализа всех исходящих звонков.
– Работай… – устало отозвался полковник и вновь забарабанил по нижней поверхности столешницы.
– Не служба безопасности, а ведро дырявое… – в сердцах воскликнул Стеценко и присовокупил к своему праведному воплю ругательство в пару этажей.
Саша в тот момент мало что понимал. Пытаясь выстроить в уме картину происходящего, он то и дело напарывался на границы здравого смысла и возвращался к исходному: кто-то позвонил ему, представился полковником Стеценко. Вернее, переврал звание и должность толстяка, но не в этом суть. Некто, устроивший подобный розыгрыш, звонил не откуда-нибудь, а из здания комендатуры. Зачем? Почему именно ему?
– Ты из какого города, парень? – прервал затянувшуюся паузу полковник.
– Ноябрьск.
– Задница мира, – констатировал Стеценко. – И какого хрена кому-то понадобилось тебя сюда тащить?..
Он снова замолчал.
– Хороший у меня город, – насупился парень. – Может, я смогу пригодиться, раз уж приехал.
– Уж… – Стеценко тяжело вздохнул, – что же мне с тобой делать?..
Снова пауза, на этот раз вдвое дольше предыдущей.
– Вот что, – наконец, принял решение полковник, – сходи в бар, выпей, купи у торгашей какой-нибудь дребедени вроде клыков секача, чтобы на родине все девки давали, и дуй в свой Ноябрьск. Мои люди тебе ещё позвонят потом, когда выяснят все обстоятельства…
Так и становятся героями. Бессмертье шагает навстречу. Вот ты. Да, да, ты – тощий, мелкий, сгорбленный – шаг вперёд. Сейчас станешь героем. Не хочешь? А кто тебя спрашивает. В Ноябрьске ждут? Подождут. И за шиворот его – из привычной реальности. Пошел!
Многим позже Саша узнал, что Валерий Стеценко – «серый кардинал» на Рубеже, что в прежние времена он руководил частной военной компанией «Резец», но правительство наняло «варягов» Стеценко охранять Надеждинск, и постепенно Валерий Дмитриевич врос в армию, из которой когда-то выпростался в мир больших возможностей. Стал полковником, а после успешной нейтрализации «террористической группировки», а точнее, одной из сталкерских групп – генералом. Но и после всего вышеописанного ходили упорные слухи, что Стеценко сформировал из своих наёмников несколько отрядов, действующих в Зоне, и даже якобы легендарные головорезы Рашид и Децематор – в прошлом его люди. Всякое говорили…
Но это Спам узнал потом, спустя годы скитаний по Зоне. В день своего освобождения из комендатуры Саше было не до рассуждений ни о глобальной гегемонии в мире и Зоне, ни о том, почему его выдернули телефонным звонком из родного Ноябрьска, и, главное, почему он поехал. Позже Болотник рассказал, что случившееся называется «зовом». Это Зона собирает нужных людей. Мистика…
А тем утром он шел по Надеждинску, ёжась от пробирающего до костей, чужого ветра, хлюпал носом и совершенно случайно остановился у здания с яркой вывеской «Пьяный мутант». Позже Болотник уверил парня, что в Зоне нет случайностей, но тогда…
Чёрт возьми, тогда всё было случайным, жизнь пестрела совпадениями, и нужные люди оказывались в нужном месте, как по мановению волшебной палочки.
Двухэтажное здание бара выделялось на фоне бетонных коробок домов своей необычной раскраской. Тёмно-зелёные и малиновые полосы, завитки, стрелки покрывали все его стены до самой крыши, вырисовывая причудливые картины. На правой от входа стене полосы и завитки складывались в портрет азиата – монголоида, как помнил Саша из уроков истории, слева виднелось точёное лицо славянина. Стена со входной дверью представляла собой изображение огромной оскаленной морды, где глазами были окна второго этажа, а разверстой пастью – двустворчатая дверь. Жуткое впечатление…
– …ули ты мнёшься? – поприветствовал Воронова вышедший из бара испитой мужичок.
– Да я… з-зайду, – растерялся парень.
Мужик пожал плечами и двинулся прочь от бара по змеящейся меж домов улочке.
– Подождите… – окликнул его Саша.
Алкаш напружинился, правая рука утонула в кармане плаща, и парень был готов поклясться, что услышал щелчок предохранителя.
– Чё надо?
– Я в Надеждинске впервые… подскажите, кто нарисован… изображен…
Саша замялся.
– Тот, что узкоглазый, – Монгол, а второй – Хем. Легенды Зоны, ёпта. Не ссы, не ты первый о них спрашиваешь.
Доходяга сплюнул, развернулся на месте и направился по своим делам. Руку из кармана он так и не вынул.
Зона не прощает ошибок. Не заметил мутанта – смерть. Не спрятался от выброса – смерть. У любой ошибки здесь один итог – гибель. Но, несмотря на это, сотни людей рвутся в аномальные земли, надеясь на лёгкую наживу. Возвращаются единицы.
Александр Воронов часто видел в баре таких «возвращенцев» – жалких пьянчуг, желающих забыть прошлое с помощью спиртного. Они – те, кого Зона пощадила по одной ей ведомой причине. Разжевала и выплюнула.
Он не уехал из Надеждинска в родной Ноябрьск, как советовал Стеценко. Однажды, войдя в бар, понял, что отныне стал частью Зоны. Боялся себе признаться, что ничего, кроме этой безрассудной поездки на границу Зоны отчуждения, не было в его жизни. Родители и сестра в далёком Новом Уренгое, у них своя жизнь, а он в холодном Ноябрьске оставался один. Личная жизнь не ладилась, хотя Саша был красив, достаточно мужественен, чтобы ловить на себе взгляды симпатичных девушек. Но как будто печать одиночества лежала на нём.
За два месяца до прихода в Зону он расстался с Машей. Встречались больше полугода, и вот, в один совершенно не прекрасный день, она сообщила, что уезжает в Питер, к подруге, а он, этакий тюфяк, если не научится рисковать, так и останется с задницей, примёрзшей к сугробу. И Саша рискнул. Нет, не сорвался сей же час в Надеждинск. Сел вечером на кухне, положив на холодный стол мобильник, взглянул на своё отражение в черноте потухшего экрана и долго раздумывал.
На следующий день он купил в книжном магазине бестселлер, книгу «Зона, как она есть» некоего Бориса Шарова, прочёл от корки до корки и только после этого поехал.