— Стой, не надо дальше. — Я ухватил отца за майку.
— Почему.
— Почва нетвердая. Колышется все.
— Разве ты не знаешь, что растительные остатки в болоте не гниют? Упавшие ветки и деревья из года в год образуют пружинистый матрас, и когда идешь по болоту, кажется, что все трясется.
— Я этого не знал. — Признался я.
— Конечно, ты же за компьютером все детство и юность просидел, откуда тебе такое знать. Это у меня было лихое детство. Дважды с головой уходил в трясину, ладно друзья видели и вытаскивали меня.
У кромки большой лужи росли несколько тоненьких деревцев. Отец подошел к одному и попытался сломать. У него не получилось.
— Гордей, ну-ка сделай нам слегу своей рабочей рукой. — Попросил он.
Я сломал деревце без особых усилий. Освободил его от веток и сломал самую тонкую часть ствола. Получилась палка чуть более трех метров. Мы пошли дальше, держась с разных концов за палку, как два охотника, которые собирались привязать к ней дичь. Как и на Земле, здешние болота оказались рассадником насекомых, с той лишь разницей, что мы их совсем не интересовали. Или они ждали ночи, чтобы вонзить в нас кровососущие жала.
Травянистая растительность на болоте, встречавшаяся нам, выглядела слишком водянистой и ломкой. Листья их были усеяны насекомыми, которые видимо были убежденными вегетарианцами и пили растительный сок.
— Пошли отсюда. — Попросил я отца, поняв, что здесь нам ловить нечего.
— Не спеши. Неизвестно еще, сколько мы здесь проживем, надо знать, что нас окружает.
Он был прав. Если нас не спасут, хотя мне совершенно непонятно почему, то нам, волей-неволей, придется приспосабливаться к этому удивительному миру, будь он проклят. Ничего похожего на рогоз или камыш здесь не водилось. Грязная вода в лужах не годилась для питья. Зато здесь было полно ягод, разных форм, цветов и калибров. Выглядели они очень аппетитно, искушая меня сорвать и попробовать. Гид ничего не говорил про ягоды, но он мог этого и не делать, будучи уверенным, что на болота никто не попадет.
Отец занес ногу, чтобы переступить узкую лужу и замер.
— Что там? — Поинтересовался я.
— Очень странные растения. Они мне что-то напоминают.
Я отставил слегу в сторону и подошел к отцу. Из лужи торчали несколько полых стеблей, без листьев и необычного для болотной палитры красновато-коричневого цвета. Стебли росли на расстоянии полуметра друг от друга.
— Мне кажется, что это корнеплоды. — Задумчиво произнес отец. — Какой-нибудь болотный топинамбур.
Он ухватился рукой за стебель и потянул на себя.
— Крупный. — Кряхтя, произнес он. — Помоги.
Куда деваться, когда отец просит. Я тоже ухватился за стебель, который неожиданно оказался теплым на ощупь и потянул. «Корнеплод» поддался совместным усилиям. С бульканьем и чавканьем болотная трясина отпустила свое добро. Когда отец опознал, что мы вытащили, испуганно отдернул руки. Добыча осталась висеть в моей вытянутой руке. Это был ночной хищник из первой ночи. Кажется, он спал беспробудным сном, обняв себя лапами, переваривая съеденное ночью.
— Выбрось эту дрянь. — Взмолился отец.
Я аккуратно опустил существо назад, чтобы дыхательный хоботок остался торчать наружу. Оно могло задохнуться, набрав в него воды.
— Теперь я вспомнил, что они мне напоминали.
— Пошли отсюда. — Отец, забыв про правила хождения по болотам, трусцой направился к опушке леса. — Ты чего с ним как с другом? Притопить надо было. Завязать им всем хоботки узлом, чтобы задохнулись.
— Я так не могу. Они беззащитны передо мной. К тому же, не они к нам пожаловали и устроили геноцид, а мы к ним.
— Добрый ты, Гордей.
— Надо быть добрым. Злость — признак слабости, великодушие — признак силы.
— Это тебя на станции такому научили? — Иронично спросил он.
— Сам дошел. — Честно признался я. — Заметь, маленькие собачки всегда злее больших, потому что трусливы и всего бояться. А большие собаки чувствуют силу и потому спокойны.
— Это значит я маленькая собачка?
— Без обид, пап. Хочешь быть сильным, сделай себе модификации и попади в пару переделок, из которых можно не выбраться живым, тогда поймешь, о чем я говорю.
— Обойдусь я и без твоих модификаций.
Заговорившись, отец потерял контроль и наступил мимо кочки, прямо в лужу. Я понять ничего не успел, как он ушел с головой в воду. Я рывком кинулся за ним и поймал за вытянутую вверх руку. Вытянул отца наружу, покрытого смоляной грязью с головы до ног. Он успел нахлебаться болотной жижи, кашлял и отплевывался грязной слюной.
— Ты… почему… слегу не дал? — Спросил он сипло.
— Так ты же побежал, как ошпаренный.
— Третий. — Произнес он.
— Что третий? — Не понял я.
— Третий раз я провалился в болото. — Отец вытер лицо грязной рукой, размазав по нему грязь еще сильнее.
— Счастливое число. Наверное, в последний раз.
— Или в последний раз меня успели вытащить.
Отец подполз на корячках к другой луже, в которой вода была незамутненной и стал умываться. Снял с себя майку и штаны, прополоскал их, затем обувь. Вы вместе выжали от воды его одежду. После стирки он стал выглядеть чуточку лучше.
— Мать будет смеяться надо мной. — Кажется, это пугало отца больше всего.
— Ну, ты и, правда, сейчас выглядишь смешно. Только скоро мы все будем так выглядеть, а потом переоденемся в лопухи.
— Давай, иди первым, если что, я тебя вытащу. — Распорядился он.
— Давай. — Согласился я с легкостью, потому что помнил каждый шаг, который мы сделали по дороге сюда.
Мы выбрались через кусты на тропу. Я посмотрел в небо.
— Бать, надо спешить. Осталось не больше двух часов, а от нас еще никакой пользы. — Поторопил я его.
— Придется рвать траву на поляне. — Он усмехнулся. — На поляне траву зайцы в полночь косили…
В этой дисциплине отец мог дать фору любому. У него руки были заточены как серп. Он рвал траву и складывал ее в одну кучку. Через полчаса у него получилась небольшая копна, а у меня небольшая кучка измученной измятой травы, словно я глумился над нею, прежде чем сорвать.
— Делим мою кучу пополам и несем. — Предложил отец.
Я охотно согласился. Разнотравье источало бесподобно свежий аромат. Сюда бы домик, козу и можно наслаждаться природной естественностью, и клепать детишек. Правда, не знаю, зачем им тут жить.
Наши женщины отнеслись к своей работе намного ответственнее нас. У челнока они выкопали яму и скидывали в нее вынутый из его внутренностей пепел, а так же использованные веники, которыми они обметали стенки транспорта.
— Жить можно? — Поинтересовался я у Айрис, сидящей на ветке вместе с Никасом. Оба были чумазыми.
— Как крепость, лучше не придумать, а как жилье, такое себе. Темно там и плохо пахнет. А вы, я смотрю, накосили?
— Да, отец профессиональный косарь. Трава пахнет бесподобно. Мне кажется, она освежит воздух в нашей крепости. А еще мы выяснили причину светлого окраса листьев в низине. Там действительно заболоченная местность. Но самое интересное, в этом болоте живут твари, которые являлись нам в первую ночь. Мы увидели хоботки и решили, что это стебель какого-то корнеплода, растущего в болотной жиже. Вытянули и слегка удивились.
— Ого, они так близко. — Айрис удивилась. — А папа чего такой грязный?
— Долгая история. — Я не стал рассказывать, чтобы не смущать отца. — Как думаешь, этой травы хватит?
— Хватит. Надо заняться защитой входа. Придумать какую-нибудь конструкцию, через которую не проберутся хищники. — Посоветовала она. — С пола будет высоко отбиваться, кто-нибудь да прошмыгнет внутрь. Пока будем ловить одного, заберутся все.
— А как они узнают, что мы внутри? Будем тихо сидеть, они и не узнают. — Я рассчитывал именно на такой сценарий.
— Я не думаю, что звери настолько доверяют зрению. Они могут учуять наш запах.
— Ты права. — Вынужденно согласился я. — Надо будет сделать решетку. И у меня уже есть идея.
Я вообразил себе, как должна выглядеть защита, установленная в отверстие борта челнока. Надо было приготовить ветки распорки, установив их параллельно несколько штук в края отверстия, и продеть между ними ветки потоньше. С моей силой и Айрис конструкцию можно было сделать довольно прочной.
Я забрал у матери нож и отправился на заготовку веток. По моему мнению, лучше всего для этой цели подходила гибкая молодая поросль, в половину толщины руки. Вряд ли эти обезьяноподобные животные справились бы с ней. Я сломал несколько деревьев и поволок их к нашему убежищу. Кроме стволов, наделся, что и ветки с листьями пригодятся для чего-нибудь.
Отца заставили расширять яму, в которую сбрасывали мусор. Увидев меня, он бросил ковырять половинкой ореха землю и направился ко мне.
— Что ты задумал? — Спросил он с интересом.
— Я сделаю решетку на входное отверстие. Воткну палки, а потом прошью их крест-накрест ветками потоньше.
— Здорово придумал. — Согласился отец. Надо только оставить отверстия, чтобы отбиваться заостренными пиками, если к нам пожалуют гости. Я такое видел в каком-то историческом кино.
— У меня такое ощущение, что мы готовимся к осаде. Я бы советовал нам всем набраться терпения на полчаса и не издавать ни звука, глядишь пронесет.
— Было бы здорово, но лучше приготовиться к худшему. Кстати, надо поторопиться. — Отец посмотрел вверх.
Я тоже задрал голову и не увидел ничего через листву. Только применив модификации, смог разглядеть сквозь листву оба диска. На этот раз они сходились в чистом небе. Планеты гиганта не было видно. До начала наступления «ночи» оставался примерно час.
— Поможешь? — Попросил я отца.
— Конечно. Кто, думаешь, корзины гусям плел? Опыт есть.
Вначале мы прикинули, размер основной средней поперечины. Обрезали ножом по нужной длине. Потом сделали выемки, которыми палка должна упираться в края отверстия. Примерили и остались довольны, поперечина держалась крепко. Достаточно было еще двух таких параллельных поперечин и можно было продевать прутья сквозь них.