собственной душе, своей собственной основной сути. Эта сказка подобна тем, что он сочиняет для других думающих сущностей, которых видит, только куда более подробная. Более того, история о «Я» – это история об основной сути, которая никогда не пропадает из поля зрения (в отличие от «тебя», «ее» или «его», которые появляются на сцену-другую и затем уходят за кулисы).
СП № 642: То есть сам факт, что система может себя наблюдать, обрекает ее на иллюзию.
СП № 641: Не столько то, что она может наблюдать себя, сколько то, что она наблюдает себя и делает это постоянно. Это плюс важнейший факт, что у нее нет выбора, кроме как радикально все упрощать. Наши категории – это чрезвычайное упрощение паттернов мира, но хорошо подобранные категории невероятно эффективны для нашей способности постигать и предугадывать поведение мира вокруг нас.
СП № 642: И почему мы не можем избавиться от наших галлюцинаций? Почему мы не можем достичь этого чистого и самоотверженного состояния отсутствия «Я», на которое нацелены дзен-буддисты?
СП № 641: Мы можем пытаться сколько угодно, и на какое-то время это интересное упражнение, но мы не можем отключить наш механизм восприятия и все еще выживать в этом мире. Мы не можем заставить себя не воспринимать деревья, цветы, собак и других людей. Мы можем поиграть, можем сказать себе, что преуспели, можем заявить, что мы «развоспринимали» что-либо, но это чистой воды самообман. На деле мы – макроскопические создания, и наше восприятие и наши категории невероятно грубые по отношению к материи, в которой находится истинная причинность Вселенной. Мы застряли на уровне радикального упрощения, нравится нам это или нет.
СП № 642: Это трагедия? Звучит как печальная судьба.
СП № 641: Вовсе нет – это наша гордость! Только те, кто всерьез почитает дзен и дао, считают, что с этим состоянием нужно бороться не покладая рук. Им противны слова, им противно разделение мира на отдельные куски и их именование. Так что они дают инструкции – вроде тех забавных коанов, – как можно попытаться сразиться с этим врожденным стремлением повсеместно использовать слова. У меня самого нет желания сражаться с использованием слов в процессе понимания загадок этого мира – вовсе наоборот! Но я признаю, что использование слов имеет один огромный недостаток.
СП № 642: Какой?
СП № 641: Такой, что мы обязаны жить с парадоксами, причем жить в самой интимной близости с ними. И слово «Я» наглядно свидетельствует об этом.
СП № 642: Я не вижу совершенно ничего парадоксального в слове «Я». На самом деле я вовсе не вижу аналогии между избитым, однозначным, приземленным понятием «Я» и эзотерическим, почти неуловимым, расплывчатым понятием гёделевской странной петли.
СП № 641: Что ж, смотри. С одной стороны, «Я» – это выражение, обозначающее набор очень высоких абстракций: историю жизни, набор вкусов, связку надежд и страхов, некие таланты и пробелы, определенную степень остроумия, какую-то другую степень рассеянности и так далее. И все же, с другой стороны, «Я» – это выражение, обозначающее физический объект, созданный из триллионов клеток, каждая из которых делает свое дело, ничуть не заботясь о предполагаемом «целом», от которого она – лишь бесконечно малая часть. Другими словами, «Я» относится в одно и то же время как к крайне ощутимому и осязаемому биологическому субстрату, так и к совершенно неосязаемому и абстрактному психологическому паттерну. Когда ты говоришь: «Я голоден», на какой из этих уровней ты ссылаешься? А на какой ты ссылаешься, говоря: «Я счастлив»? А когда признаешься: «Я не могу вспомнить наш старый номер телефона»? А когда ликуешь: «Я обожаю кататься на лыжах»? А когда зеваешь: «Я хочу спать»?
СП № 642: Да, теперь, когда ты это сказал, я согласен, что немного трудно вычислить, что же обозначает «Я». Порой оно ссылается на конкретное и физическое, порой на абстрактное и ментальное. И все же, если вглядеться, «Я» всегда сразу и конкретно, и абстрактно.
СП № 641: Это просто одно и то же, описанное двумя феноменально разными путями, и это в точности то же самое, что и высказывание Гёделя. Вот почему можно говорить, что оно сразу и про числа, и про себя. Аналогично, «Я» сразу и про мириады отдельных физических объектов, и про один абстрактный паттерн – тот самый паттерн, из-за которого и произносится это слово!
СП № 642: Похоже, что это маленькое местоимение связывает воедино все то, что делает наше человеческое существование таинственным и загадочным. Оно очень отличается от всего вокруг. Петля с присущей ей замкнутостью на себя, которую подразумевает местоимение «Я» – его индексальность, как бы это назвали философы, – существенно отличается от всех остальных структур во Вселенной.
СП № 641: Я не совсем с этим согласен. То есть я не согласен совсем. Местоимение «Я» не подразумевает более сильной, глубокой и загадочной самореференции, чем самореференция в основе гёделевской конструкции. Совсем наоборот. Просто Гёдель вслух произнес, что же на самом деле значит «Я». Он обнаружил, что за кулисами так называемой «индексальности» находятся только шифры и соответствия, которые зависят от стабильной и надежной системы аналогий. То, что мы называем «Я», происходит из этой референтной стабильности, вот и все. В «Я» нет ничего более мистического, чем в любом другом слове, которое на что-то ссылается. Если на то пошло, это язык отличается от всех остальных структур во Вселенной.
СП № 642: То есть для тебя «Я» не загадочно? Бытие не загадочно?
СП № 641: Я этого не говорил. Бытие для меня очень загадочно, поскольку, как и все остальные, я конечен и не имею возможности заглянуть достаточно глубоко в свой субстрат, чтобы мое «Я» попросту исчезло. Если бы я мог, думаю, жизнь вовсе не была бы интересной.
СП № 642: Уж я думаю!
СП № 641: Когда мы заглядываем в наш мелкозернистый субстрат при помощи научных экспериментов, мы находим маленькие чудеса, такие же гёделианские, как и «Я».
СП № 642: Да, точно, крошки микрогёделины! Но… например?
СП № 641: Я имею в виду самовоспроизводство двойной спирали ДНК. Механизм за всем этим построен на тех же самых абстрактных идеях, что используются в гёделевском типе самореференции. Именно это нечаянно открыл Джон фон Нейман, когда в начале 1950-х годов спроектировал самовоспроизводящую машину, и у нее была точно та же абстрактная структура, что и у самореферентного фокуса Гёделя.
СП № 642: Ты хочешь сказать, что микрогёделины – это машины, копирующие сами себя?
СП № 641: Да! Это тонкая, но прекрасная аналогия. Аналогом числа Гёделя k служит определенная схема. Машина-«родитель» изучает эту схему и в точности выполняет ее инструкции – то есть строит то, что изображает эта схема. Чтобы это сделать, ей нужно знать, какие значки обозначают какие объекты – код гёделевского типа или отображение. Свежепостроенный объект – это машина, в которой не хватает одной критической детали. Чтобы заполнить этот пробел, «родитель» копирует схему, вставляет копию (которая и является ключевой отсутствующей деталью) в новую машину, и – вуаля! – новый составной объект – это машина-«ребенок», идентичная своему родителю.
СП № 642: Это напоминает мне логотип Мортон Солт. Получается, «машина-ребенок» без ключевой детали была бы как «девочка с зонтиком», которая стоит с пустыми руками? А эскиз был бы как маленькая синяя банка соли?
СП № 641: Верно! Только дай ей маленькую синюю банку – и понеслось! Эх, бесконечность! И, что удивительно, всего несколько лет спустя молекулярные биологи обнаружили, что гёделевский механизм фон Неймана – это тот же фокус, какой провернула Природа для создания самовоспроизводящихся физических сущностей. ДНК, разумеется, и есть схема. Все это зависит от существования стабильных отображений (в этом случае отображения называются «генетическим кодом») и от смыслов, которые из них происходят. И посмотри, куда это привело, – ко всему многообразию жизни, которое есть сейчас, и кто знает, к какому еще! Эх, бесконечность!
СП № 642: То есть ты утверждаешь, что ощущение уникальности нашей жизни, отраженное в волшебной индексальности туманного слова «Я», это не великое явление, а лишь прозаичное следствие отображений?
СП № 641: Не думаю, что я так сказал! Ощущение того, что мы живы, что мы являемся уникальным звеном в бесконечной цепочке, безусловно, великое. Просто оно не превосходит физических законов. Наоборот, это великое применение законов физики, что едва ли прозаично! С другой стороны, повальное желание мистифицировать местоимение «Я», как будто в нем хранится куда более глубокая тайна, чем в других словах, только добавляет мутности в картину. Единственный корень всех этих странных явлений лежит в восприятии, которое привносит символы и смыслы в физические системы. Воспринимать – значит сделать невероятный прыжок от «цветущего гудящего беспорядка» Уильяма Джеймса к абстрактному, символическому уровню. А затем, когда восприятие перевернется и сосредоточится на себе, что неизбежно случится, мы получим богатые, словно волшебные последствия. Словно волшебные, заметь, а не по-настоящему волшебные. Мы получим пересекающую уровни петлю обратной связи, чья кажущаяся цельность господствует над реальностью всего остального в мире. Это «Я», этот ненастоящий, но несказанно упрямый шарик сознания, этот Эпифеномен попросту одерживает верх, провозгласив себя Реальностью Номер Один, и больше никуда не уходит, что бы мы ни сказали.
СП № 642: То есть «Я» слишком похоже на шарик – и слишком ошарительно для слов?
СП № 641: Что?! Я думал, ты считаешь, что мои идеи насчет «Я» – посмешище.
СП № 642: Да, я так считал, но, мне кажется, я подстраиваюсь под шаг твоей мысли. Возможно, я слегка передумал. Твой страннопетельный взгляд на «Я» почти парадоксален, и все же не совсем. Он как «Рисующие руки» Эшера – парадокс, если втянуться внутрь рисунка благодаря его реалистичности, но этот парадокс растворяется, если отступить назад и посмотреть на него