Она жмет на газ с помощью молотка для крокета, и внедорожник плавно выезжает с парковки.
— Туда, где можно поговорить.
Дэйв подозрительно спрашивает:
— Но потом вы нас привезете обратно, да?
— Конечно. Если вы захотите вернуться.
— Что вы нам расскажете?
Похоже, Глорию что-то огорчило тогда, в «Мощном трицепсе», но сейчас она больше из-за этого не переживает. Теперь, когда они отправились в путь, она заговорила деловым тоном.
— Вам следует кое-что узнать.
— Очень мило с вашей стороны, — говорит Бетц, — но нам нельзя отклоняться от намеченного маршрута. Мы ищем… Я хочу сказать… — Она умолкает. Лучше не упоминать «подземную железную дорогу». Теофан говорил, что это опасно. Никому нельзя доверять, пока очередной участник «дороги» не обнаружит себя сам. Она вежливо говорит: — У нас есть, хм, одно дело.
Глория оборачивается и смотрит на Бетц.
— Я вас долго не задержу.
— У нас мало времени.
— Не беспокойся, милая, — произносит она тоном «между нами, девочками». — Я быстро. О'кей?
— И чего же вам от нас надо?
— Очень немногого.
— Мадам!
— Я просто хочу, чтобы вы послушали.
— Разве нельзя было с нами поговорить там, на месте?
— Нет. Это слишком рискованно. — Она останавливает машину возле скалы из красного песчаника. Высоко в небе светит луна, и от зубчатого камня на песок падают такие темные тени, что внедорожник, кажется, совершенно исчезает. — Но вы должны мне доверять.
Наступает долгая пауза. Подростки дружно вздыхают.
— Так что? Вы мне доверяете или нет?
Доверяют ли они ей? Им нужно обсудить все между собой, но… ведь не в надежно закрытом внедорожнике, где их услышит эта странная Глория.
— Так как? Вы готовы выслушать? Говорите же, мне нужно знать ваш ответ.
Бетц ерзает на сиденье. Рядом с ней, в темноте, Дэйв изучает собственные ногти. Дэнни, сидя на переднем сиденье, что-то мурлычет себе под нос. Каждый дожидается, когда заговорит кто-нибудь другой, но никто не знает, что сказать. Как скучающие на уроке школьники, трое подростков, которые проделали такой долгий путь, сидят и ждут, когда закончится эта сцена.
— Ну и ладно, — говорит наконец Глория. — Дети, если вы не собираетесь разговаривать, то, по крайней мере, послушайте меня.
— Мы не дети.
— Для меня вы совсем дети.
— Это не так. — Дэйв хлопает по двери, как будто подчеркивая свою мысль.
— Простите. Давайте я скажу по-другому. Мы не поедем обратно, пока вы не услышите то, что я должна вам рассказать. Понятно?
— Понятно.
— Да, мадам.
— Девочка, я так и не услышала твоего ответа.
— Да, Глория.
— Вот и хорошо. — Теперь, добившись их согласия, Глория повернулась вперед, и, судя по всему, подыскивает слова. Она как будто с трудом вылавливает их из темноты. Наконец она садится вполоборота, так, чтобы ее видели и Дэнни, и двое на заднем сиденье, и начинает: — Я хочу рассказать вам о том, как… Боже, как это непросто.
— О чем это вы…
— Милая девочка, — говорит она Бетц. — Итак. Знаете ли вы, куда деваются бабушки и дедушки?
Дэйв отвечает, как отличник:
— Они путешествуют.
Близнецам не нужно ломать голову над ответом. Это всем известно. «Они путешествуют». Это же правда. Тем они и занимаются. Бетц считает, что именно на это пожилые люди копят деньги, — когда они перестают работать, они едут в Китай или еще куда-нибудь.
— Откуда вы знаете?
— Мы получаем потрясные открытки из всяких заграничных местечек.
— Ага, — говорит Глория, — но возвращаются ли они потом обратно?
— Само собой.
— Вы уверены?
У Бетц есть куколки с Гаити, тамагочи из Токио и фарфоровый кукольный сервиз, который, кажется, прислали из Дрездена.
— Да конечно же, мы всегда получаем от них подарки.
Дэнни бурчит:
— Простите, мадам, я не понимаю, к чему вы клоните.
— Выслушайте меня. Вернемся к бабушкам и дедушкам. Вы их видели в последнее время?
После некоторых размышлений Дэйв признается:
— Вообще-то нет.
— Вот и я об этом. Так вот. Знаете ли вы, что с ними происходит, пока они где-то путешествуют? Думаю, не знаете. — Глория умолкает, а потом задает новый вопрос. — Я хочу спросить, знаете ли вы куда на самом деле деваются бабушки и дедушки?
— Мы же вам сказали. Путешествуют. Они обожают путешествовать.
— Ну а ваши?
— Они тоже любят путешествовать.
— А давно вы их видели?
Бетц начинает тревожиться.
— Давно.
— Вы уверены, что с ними все в порядке?
— Конечно, — говорит Дэнни, — мы просто с ними не видимся. Они разъезжают вокруг света!
— Ах ну да, — продолжает Глория. — Открытки. Вы получали в последнее время от них открытки?
— Не… хм… — Дэнни толкает ее локтем, и Бетц сообщает: — Не очень часто. Вообще-то открытка была одна.
— И чьим почерком подписана?
— Там ничего не было, только меню из ресторана, но, послушайте. Мы же получили еще фотографию.
— И что на ней было?
— Только тот самый ресторан. — Бетц замечает, как слабеет ее собственный голос. — А имена кто-то вписал печатными буквами.
— Вот и я об этом.
— Подумать только.
Дэйв опускает ладонь на ее руку.
Под прикрытием темноты Бетц переворачивает руку, и они переплетают пальцы; она успокаивается, замолкает, и ее переполняет чувство глубокой благодарности.
— Видите ли, — говорит Глория в наступившей тишине, — в мире, где ценится прежде всего безупречность тела, бабушки и дедушки, шагающие по улицам, выглядят не лучшим образом. Даже если они очень о себе заботятся. Ведь люди, достигнув определенного возраста, всегда становятся уродливы. Это заложено в самой природе, и раньше это не представляло особенной проблемы. Но теперь…
Долгая пауза. Из-за этих долгих пауз они начинают нервничать.
— В мире безупречности не нашлось места для стариков. — Ей нелегко говорить, но она решительно продолжает. — Я имею в виду, для стариков вроде меня.
— Вы не старая.
— Спасибо, милая. Но я старая, хотя и стараюсь изо всех сил выглядеть моложе. Только на самом деле седину не удается полностью закрасить, да и пластические операции нельзя делать бесконечно, просто не хватит кожи на лице. И вот все летит к чертям, и выглядишь ты плохо, да и витамины можно принимать только в ограниченных количествах, а физкультурой заниматься только определенное количество часов в день. Все это позволяет лишь отсрочить необратимое, так что сколько бы ты ни старался, рано или поздно твое тело начинает утрачивать былую форму, и это некрасиво. — Она решительно продолжает рассказ, но ее голосок не всегда ее слушается. — Когда начинаешь плохо выглядеть, процесс уже не остановить. Можно только скрывать, и то недолго. Рано или поздно окружающие заметят это, и вот тогда ты…
Ей трудно это проговаривать. Ее охватывают горькие переживания, и нахлынувшие чувства лишают ее дара речи.
Довольно долго все молчат. Наконец Дэйв находит слова, которые ложатся, как будто переправа через ручей:
— И вот тогда ты, хм, отправляешься путешествовать.
— Да, так это называется.
— Но они же сами хотят поехать путешествовать. Они всю жизнь копят на это деньги, а мы для бабушек и дедушек, — говорит Бетц, — устраиваем вечеринки. Они продают свой дом и переезжают в кооперативные квартиры, и мы поздравляем их с новосельем, и устраиваем праздники в честь их отъезда, и…
— Верно, — соглашается Глория. — Все начинается с покупки квартиры в кондоминиуме, а потом старики оказываются в небольших городках типа Скоттсдейла и Уэст-Палм-Бич, и вот тогда их отправляют в круизы.
Ребятам кажется, что она все сказала. Они начинают ерзать, как собравшиеся на похоронах. Подходящие слова закончились.
Но, как оказалось, Глория просто собиралась с силами.
— Взять, например, карнавальные круизы. Вам не приходилось слышать про «Корабль дураков»? — Она чувствует, что они совершенно перестали ее понимать, поэтому обрывает свою мысль и начинает заново. — Ну так где же сейчас ваши бабушка и дедушка?
— Они, хм, в отъезде.
— Да, — соглашается Бетц. — Они путешествуют.
— Да-да, путешествуют. — Голос Дэнни слабеет, и у близнецов ухает в пятки сердце. — Где же им еще быть.
— Ладно. — Глория откашливается и заводит двигатель. — Ну вот. Я все рассказала.
На обратном пути в «Мощный трицепс» они молчат. Слишком много вопросов скопилось внутри этой герметично закрытой машины.
Когда автомобиль снова въезжает на залитую розовым светом натриевых ламп площадку, Глория тормозит и прокашливается, чтобы произнести прощальную речь.
— Я просто хочу поблагодарить вас, ребята… простите, вы же взрослые! Я хочу вас поблагодарить за доверие, за то, что вы поехали со мной и выслушали меня, а теперь, я думаю, нам придется снова зайти внутрь, и потом мне нужно… Да не важно.
— Минуточку, — говорит Бетц. — Все это ужасно, и я, как только мы вернемся домой, позвоню бабушке Аберкромби и узнаю, все ли у нее в порядке, а если нет… Если с ней творится что-то дурное, мы вызовем ФБР! Мы приведем с собой помощь и все такое, клянусь. Но, мадам, когда вы нас остановили, мы были заняты одним делом.
— Но все-таки поехали со мной!
— Мы думали, что вы… — Бетц соображает, как бы об этом сказать, ничем не рискуя, но подходящих слов не находит. Она пожимает плечами. — Но, как я понимаю, мы ошиблись.
— Каким образом?
— Вы не имеете к этому отношения.
— К чему?
В голосе Глории слышится что-то особенное, и Бетц поворачивается к Дэйву.
Он улыбается и пожимает плечами. Стоит попробовать.
«Ах, Дэйв, — думает Бетц, слегка вздрогнув. — Мы же понимаем друг друга почти на телепатическом уровне!» Воспряв духом, она говорит Глории:
— К этому. Хм. Ну, вы понимаете, а если и нет…
Она напряженно обдумывает, как бы это сказать, а то ведь эта Глория может оказаться… кем? Совсем не старой женщиной? Нестарой и работающей на плохих людей, кто бы они там ни были? Что-то вроде контрразведчика. Но дело нужно довести до конца. Слишком долго они уже проторчали возле «Мощного трицепса», и если что-нибудь не предпримут, то так навсегда здесь и останутся. Тогда, в жалком мотеле в Мексикан-Хэт, сестра Филомена предостерегала: «Хорошо это или плохо, но ни враги, ни единомышленники не откроют вам своего настоящего лица сразу же, поэтому действуйте осмотрительно».