Марг произносит то, чего и ожидают в таких случаях:
— Как же это гнусно.
— Вот именно. — Келли садится и выпрямляет спину. Она переходит на шепот, давая понять, что сообщает им тайну. — Как мне кажется, ради этого все и делается.
— Так что, кто-то хочет, хм, смотреть на тебя?
— Надеюсь, что только смотреть!
— Говнюк!
— Следи за выражениями!
— Замолчи, мама.
Келли некоторое время подбирает слова, а потом продолжает:
— Так вот, те типы, которые смотрели с той стороны зеркала, уходят, и доктора тоже, а потом входит эта тупая Преданная, которой поручили мной заниматься, и вместо того чтобы закидывать мне в рот еду, будто уголь в топку, и гадко усмехаться, пока я ем, она ведет себя необычайно вежливо. И говорит мне совершенно ужасную вещь.
— Что она говорит, Келли?
— Так вот. Ведь раньше эта Преданная Сестра обращалась со мной хуже некуда, так? Она просто сияет. Хлопает меня по плечу и приговаривает: «Знаешь, мы тобой очень гордимся». Жутко, правда? Потом она отвозит мою каталку в душ, моет меня и одевает вот в эту новую рубашку. Посмотрите, она розового цвета. — Келли откидывает простыню с цветочным рисунком и поднимает бледное плечо, чтобы они все увидели сами. Розовые кружевные оборки каскадом спускаются по груди и глупо свисают с ее бедер, будто балетная пачка. — Потом она моет мне над раковиной волосы, а когда я пытаюсь хоть что-то выяснить, пока она суетится вокруг меня с косметикой и с щипцами для завивки, она только и приговаривает: «Мы все так рады за тебя», — а мне совсем не радостно, я думаю: «Вот дерьмо-то какое!»
— Что за выражения! — Марг прикрывает рот. — Прости меня.
— Я думаю: «Вот дерьмо, с чего бы такой, как ты, радоваться за такую, как я?»
— Да, мама, так это и называется.
Келли взволнована; она продолжает, изображая все голоса:
— И вот эта глупая баба говорит: «Все в Веллмонте радуются за тебя!» Я ей отвечаю: «Что за чушь!» — а она: «Да нет же, правда. Наша обитель удостоилась великой чести. Хочешь узнать почему?» А я и спрашиваю: «Почему?» И вот, когда я уже сама не своя, потому что мне интересно, к чему меня мыли и наряжали в сорочку с оборками, она смотрит с шаловливым видом и молчит. Ждет, чтобы я унижалась, умоляла и тому подобное. Ну, представляете, прикрывает рот пальцами, как будто в ней так и бурлит какой-то огромный секрет, и, как колдовское зелье из котелка, рвется наружу. Я лежу и ломаю голову, а она стоит и ничего не говорит. Хочет, чтобы я ее упрашивала. Но упрашивать кого-то — не в правилах Келли Тейлор, так что я молчу и молчу, а ее уже трясет. Ей так не терпится, чтобы я спросила, и тогда она сможет похвастаться.
— Кошмар, — говорит Марг, не совсем еще уловив суть дела.
— Наконец она больше не в силах сдерживаться, и выкладывает все начистоту, в какую же задницу я попала!
— Да, — говорит Энни матери, — это не шутки.
— И что? — вскрикивает Марг. — Что?
— Знаете, что мне говорит эта костлявая страшилина, Преданная Сестра, как вы думаете? Она говорит: «Потому что тебя выбрали. Ты самая свеженькая, полненькая, пухленькая, самая красивая и, что тут говорить, самая желанная». Эта баба вся сияет, и слова она выговаривает таким вот «особым», многозначительным тоном, на который переходят Преданные, чтобы произвести впечатление. Она произносит это медленно, чтобы до меня все обязательно дошло: «Веллмонт заслужил награду за то, что мы воспитали новую Особую и Избранную».
— Избранную для чего?
— Так вот.
— Говори же, Келл.
— Она сообщает мне: «Ты станешь новой королевой».
— Королевой?!
— Да-да. Вам кажется, что это ужасно, но это еще пустяки по сравнению с… Приготовьтесь, сейчас будет действительно страшная вещь. — Келли умолкает. Когда она продолжает, ее голос, обычно такой бодрый, звучит совсем иначе. В первый раз в ее словах слышен страх. — Я предназначена в подарок Преподобному Эрлу.
Все трое потрясенно умолкают: все встало на свои места. Все, с чем они имеют дело, все оскорбления, которые им пришлось сносить, все это связано с деятельностью одного-единственного предприятия.
Марг взрывается:
— Что за дерьмо!
Энни нервно смеется:
— Следи за выражениями!
Келли с чувством произносит:
— Это чистая правда.
Вот они и добрались до сути.
Все то, к чему стремились эта женщина и две девочки, и еще миллионы таких же, как они, все, чего они боялись, с чем боролись, от чего бежали или за чем гонялись все эти годы, сплелось в одной огромной финансовой империи. Худых и толстых, красивых и не очень, подтянутых или дряблых и оплывших — всех их загнали в эту громадную коммерческую ловушку. Преподобный Эрл обогащается, продавая людям средства стать СТРОЙНЫМИ, а сам в действительности жаждет толстушек.
Сейчас у них нет времени на разговоры. В замке чуть слышно щелкает ключ, одна створка фургона приоткрывается, и кто-то проходит внутрь.
Келли тихонько спрашивает:
— Кто там?
— Не бойтесь.
Голос приятный. Незнакомец подходит поближе. Его бледная кожа лишь немногим темнее безупречно чистого белого тренировочного костюма, в который он одет; на плечах у него серебряные полоски и золотое крыло, а на кармане вышита эмблема Сильфании.
Мать и дочь Аберкромби замирают. Келли гордо приподнимается на своей каталке.
— Я полагаю, вы пришли за мной.
— В некотором роде.
Марг хватает крюк, которым пользуются грузчики. Единственное, что оказалось под рукой.
— Только прикоснитесь к ней, и я вас убью.
— Не все, кто работает на Преподобного Эрла, согласны с тем, чем он занимается, — произносит незнакомец. — Я пытаюсь ее спасти.
Келли ерзает.
— Спасти?
Марг делает выпад крюком.
— Я вас предупредила.
— Мама, мне кажется, он пришел нам помочь.
— Допустим, — говорит Марг, — и кто же вы такой, черт возьми?
— Меня зовут Гэвин. Гэвин Патеноде. — Он не сдерживается и добавляет: — Возможно, вы не знаете, но мы сейчас находимся в Сильфании. А меня недавно произвели в архангелы.
— В Сильфании?!
Келли поворачивается к Марг:
— Да. Вы разве не догадались?
Гэвин говорит:
— Я шел к этому столько лет, а теперь отказываюсь от всего этого.
Энни яростно шипит:
— Преподобный Эрл!
Марг видела много рекламных роликов; она разузнала все о рангах Сильфании еще в те времена, когда ей казалось, что у нее хватит денег туда поехать.
— Итак, — обращается она к Гэвину, — вы архангел Преподобного Эрла, и при этом пытаетесь нам помочь?
Он кивает.
— Я купился на это все, я полностью верил ему, пока не узнал всю правду.
— И что же именно?
— Он поставил меня во главе своей новой программы, — признается Гэвин. Он морщится и подавленно умолкает.
— И это касается…
— Это касается стариков.
Марг Аберкромби чувствует, что он задел ее болевую точку, о которой она и не подозревала.
— Стариков?!
— Вы не слышали о «Решениях»? Это его новый масштабный проект.
— Для пожилых?
— Да, для пожилых. Они отписывают сбережения, которые всю жизнь копили, чтобы до остатка дней бесплатно путешествовать, а между поездками вести приятный образ жизни и постоянно быть окруженными заботой, а потом… — новоиспеченный архангел думает, стоит ли договаривать. Наконец он качает головой. — Вам этого лучше не знать. Я пришел сюда, потому что не могу позволить ему творить такое безнаказанно.
Почему же все это вызывает у нее такую тревогу? Марг произносит неуверенным тонким голосом:
— Так вы думаете, что сможете это остановить?
— Надеюсь. Но вначале нам нужно отсюда выйти.
Следующие ее слова звучат уже как стон; она хочет держаться стойко, но у нее ничего не получается.
— Это понятно.
— Послушайте, — убеждает ее Гэвин, — сейчас у нас нет времени на споры. Вы позволите мне помочь вам?
Марг разглядывает его лицо. Вся ответственность, по крайней мере здесь, в фургоне, легла на нее. Ей нужно действовать осторожно. Она должна защитить собственную дочь и еще чью-то дочь. Она медленно произносит:
— Не уверена, но думаю, да.
Келли говорит:
— Обо мне не беспокойтесь, — но на нее никто не обращает внимания.
— Тогда положите этот дурацкий крюк и послушайте. Как вы думаете, вы вдвоем сможете помочь мне вывезти отсюда каталку?
Наступает молчание, Марг и Энни размышляют над его вопросом. Под весом Келли резиновые шины почти сплющились. Катить будет трудно, а ведь еще придется спускаться по трапу. Ее нужно будет вытолкнуть и удержать на месте. Допустим, трап уже подставили, но ведь спуск на землю будет крутым. С края грузовой платформы на эстакаду и с эстакады в кузов Келли катили четыре мужика, а ведь там эстакада была на одной высоте с кузовом. Гэвин изучающее смотрит на них, а они на него. Мать и дочь Аберкромби и отступник-архангел поворачиваются к Келли. Еще несколько минут назад она вовсю убеждала их оставить ее и бежать, но теперь Келли уже другой человек.
Гэвину незачем повторять, что времени у них мало. Сейчас все молчат, потому что никто не готов принять решение.
То, что происходит дальше, потрясает их всех. Тихо, потому что толстые привыкли двигаться тихо и часто пользуются этим, Келли спускается с каталки. Когда она встала на пол, фургон покачнулся, но дальше она идет совершенно бесшумно. Их подруга слегка пошатывается, но при этом высоко несет голову, а выражение ее лица величественно, как профили на фризе Парфенона.
— Келли.
— Келл!
Келли отвечает:
— Я пойду сама.
Глава 30
Запись в дневнике. Сильфания
Ночь тянется долго, и в природе все неизменно. Здесь же у нас кое-что поменялось.
Зои и я посидели с Бетти до тех пор, пока не решили, что уйти будет безопасно. Мы убедились, что снаружи ничего уже не шевелится. Четкого плана у нас не было, мы просто не могли оставаться здесь. Мы желали освободиться. Отстоять свои права. Отомстить. Мы хотели сбежать из этого гигантского хлева, в котором сено, солома и стойла, предназначенные для коров, ясно говорили о том, кем считает Преподобный Эрл своих возлюбленных. Всех нас. Мы были злы и жаждали мести. Чувствовали себя обманутыми. Нас окружало презрение. Еще были стыд и особый состав. Любым способом, во что бы то ни стало, клялись мы, заставим его заплатить. Стараясь поймать равновесие, я встал на зыбкий водяной матрас и приподнял Зои на верх деревянной загородки. Она уже держалась руками за край и собиралась перебросить ногу и спуститься, как все здание содрогнулось. Земля задрожала, когда к строению подъехал тяжелый транспорт. «Грузовики, — подумал я, — один бог ведает, что за техника».