, в которой первые две буквы первого слова в первом же предложении хранят весь секрет этой книги!» (Где, Па, где?!) Во всяком случае, они были на пути в библиотеку к записям Армстронга. Изгибаясь под имитируемую отцовским голосом трубу, когда отец внезапно замолкал, Адам, держа руки на весу, терял равновесие и почти падал. Он загадочно смотрел на отца, а тот замирал, становясь похожим на статую в парке, или на парализованного какой-нибудь страшной болезнью.
- Надо идти, - сказал отец, окончательно опомнившись и несколько застеснявшись собственных гримас. Он дергал Адама за руку и почти тащил его за угол, через узкий переулок, затиснутый между аптекой «Беккер» и мебельным магазином «Эльмедиус».
- Эй, Па! - кричал Адам. - Куда мы идем? В библиотеку – это не туда!
- Знаю, знаю, - сказал отец голосом Филдса, который в старом комическом кино говорил, не открывая рта. Филдс произносил всякие смешные, ни на что непохожие слова, что сейчас и делал его отец: «Нам надо прокрасться в другой ландшафт, и мы обдумаем желания третьего месяца этого года, мой мальчик…» Его носовой голос и щелканье пальцев, стряхивающих пепел с невидимой сигары, казались чем-то неуместным в этом непривычном месте. Он торопился сам и тянул за собой сына.
Адам оглядывался назад. Они выглядели убегающими в никуда, но от кого и от чего? Может быть, от самих себя?
- Ах, эти слова…- продолжал отец в стиле Филдса, кивая в сторону посадки деревьев и кустарника, которая тянулась целую милю, почти до самого хайвэя [скоростного шоссе].
Когда они вошли в эту посадку, Адам увидел, как отец быстро отстал. Он окинул беглым взглядом все вокруг себя: было спокойно, не было никого.
- Все в порядке, Па? - спросил он дрожащими губами.
- Все хорошо, Адам, - ответил отец уже своим собственным голосом. - Все хорошо.
Они уже шли через рощу, выглядывая из-за ветвей, иногда стучащих во время штормовых порывов ветра, и проламывались через кусты, словно путешествуя в африканском сафари. Адам начинал приходить в себя.
- Эй, Па, а тут неплохо, - сказал Адам.
Отец, тяжело дыша, ерошил волосы на голове у сына.
- Хорошая прогулка, если так, - ответил отец.
Адам почувствовал дружелюбие. И это продолжалось, пока перед ними не предстала собака, похожая на приведение, взявшееся из ниоткуда, ужасное, неопознанное, со свиноподобной мордой, со сверкающими глазами и желтыми зубами.
- Какая она смешная, - сказал отец.
Адам понял, что отец подразумевал под словом «смешная». Они не на шутку испугались и были словно загнаны в угол одной лишь этой собакой – не грабителем и не диким животным. Адам понимал, что им с отцом стоило бы убежать отсюда прочь. Но опасность излучалась от одного только ее присутствия. Она собиралась напасть. Смертельная угроза изрыгалась из ее горла низким раскатистым рычанием.
- Надо осторожно уйти, - сказал отец.
Но с этой их попыткой рычание только усилилось. Сердце Адама сильно заколотилось.
- Смотри, Адам. Мы что-нибудь должны с ней сделать.
- Но что, Па? - спросил Адам, ощущая всем телом дрожь.
- Сначала я хочу, чтоб ты отсюда ушел.
- Я хочу остаться с тобой, Па.
- Смотри, она, вероятно, решит напасть на кого-нибудь одного из нас, и нет выхода. Я маленькими шагами продвигаюсь вперед, а ты должен отстать. Я попробую увести ее от тебя. Но двигайся медленно и сильно не расстраивайся. Только иди обратно и держись отсюда подальше…
- Куда мне идти?
- Я слышу движение машин где-то позади. Хайвэй проходит слева от нас, - отец говорил мягко, еле шевеля губами. - Двигайся к шоссе и останови какую-нибудь машину.
- Но что ты, Па?
- Я думаю, что справлюсь с ней сам. Попытаюсь уйти в сторону.
- Я хочу быть с тобой, Па, - ему, конечно же, хотелось уйти, он был сильно напуган, но понимал, что предаст отца, если уйдет.
- Ты мне больше поможешь, если уйдешь, Адам, - категорично заявил отец. - А теперь медленно…
Адам неохотно отошел, медленно посторонился, не осмеливаясь взглянуть на собаку, уткнув глаза в землю, надеясь на то, что никуда не пойдет, упадет на землю, и собака нападет именно на него. Он слышал бормотание отца: «Собака… уйди прочь…» Собака не шевелилась. Адам оглянулся: ее свирепые глаза уставились на отца.
Адам сделал еще один шаг, и она бросилась, рычание перешло в вой сирены. Она метнулась прямо к отцу. Он отступил в сторону, отмахнувшись рукой, собачьи зубы вцепились в рукав отцовской куртки. Он с размаху швырнул ее в сторону. На мгновение обернувшись, он кричал Адаму, чтобы тот бежал прочь, но Адам от ужаса застыл на месте. Отец пригнулся низко к земле, почти до уровня собаки. Его правая рука что-нибудь искала – палку или камень. Собака также пригнулась, ее тело почти лежало на земле. Отец медленно поднялся, держа в руке кленовую ветку, толщиной примерно с дюйм. Он подсунул ее собаке, как бы преподнося ей букет цветов. В первый же момент животное взбеленилось, ужасные глаза засверкали еще сильнее. Оно без предупреждения прыгнуло уже на ветку, схватив ее зубами. Отец схватил ветку с обеими руками и поднял ее. Собака повисла на ветке. Ее челюсти держали крепко. Вращаясь вокруг своей оси, отец отпустил ветку. Собака с веткой в зубах отлетела на несколько метров в сторону, неловко упав на землю, взвыла, спеша стать на лапы. Отец взял по ветке в каждую руку. Он выглядел как дрессировщик львов.
- Иди ко мне, ты… гнусный ублюдок… уродина, - кричал отец собаке.
Адам никогда не слышал от отца таких слов, хотя иногда это были «черт» или «проклятье». Звуки, исходящие от собаки, уже были не рычащими, а скорее кричащими, стонущими – она уже была ранена. И не смотря на это, она старалась внезапно напасть, отскакивала в сторону, опять нападала, гребя лапами землю. В какой-то момент она с визгом исчезла, прыгая через кусты и чащу.
Отец повернулся. Он хватал воздух огромными глотками через широко открытый рот. Щеки были в поту и грязи, куртка порвана. Адам бросился к нему и обнял. Он никогда не любил отца так сильно, как тогда.
Т: И это ключ?
А: Думаю, да. Вы просили рассказать, как все это начиналось. Возможно, это и было начало.
Т: Что для тебя было самым решающим в этом случае?
А: Что вы полагаете?
Т: Я полагаю – встреча с той собакой в лесу? Или что-то еще, подтолкнувшее вас с отцом уйти в лес?
(пауза 5 секунд)
А: Выйдя из лесу, мы с отцом не разговаривали, и ни о чем не говорили матери, сделав из этого секрет. Не помню ничего страшнее встречи с той собакой. Но для меня все это вроде бы не имело никаких последствий. Отец рассказывал матери о том, как мы гуляли по лесу, и о том, как приятно быть на свежем воздухе в первое воскресенье марта. А все, что было потом: отец был очень сильно искусан и нуждался в медицинской помощи… я забыл о причине, по которой мы вошли в лес.
Т: Как ты думаешь – твой отец увидел на улице что-то, что могло его ввести в панику?
А: Да.
Т: Что, ты полагаешь, он увидел?
А: Я не знаю… не знаю…
(пауза 5 секунд)
А: Если можно, то мы прервемся? Я устал… это был водосток и лужа, которую не обойти.
Т: Конечно прервемся. Ты был молодцом. Постарайся отдохнуть.
А: Спасибо.
ЕND ТАРЕ ОZК004
Телефонная будка стоит в стороне от Ховард-Джонсонса на перекрестке магистралей номер 99 и 119. Солнце слепит, отражаясь от ее стекол. Слезаю с байка и иду к ней. Ботинок трет, и на правой пятке вздувается пузырь. Я гнусь под ветром и шарю по карманам, ища заблудшие в закутки монеты. Мне нужно поговорить с Эмми Герц. Ее голос поддержит меня. Я хотел позвонить ей еще утром, когда покидал Монумент. И еще мне нужны лекарства. Можно было бы остановиться в Файрфельде, отдохнуть и немного перекусить, разве что только в «Херши-Баре». Сейчас я где-то между Файрфельдом и Карвером, как раз между теми местами, через которые проезжаю. Я растерян, и поэтому нуждаюсь в разговоре с Эмми. Она поднимет мой дух, рассмешит меня.
Я ее люблю.
Вот она телефонная будка. И это после бесконечной ходьбы, похожей на сон, когда идешь и никак не можешь дойти до места назначения. Смотрю на часы – на них только лишь час пятнадцать. Уроки закончатся только в два пятнадцать, и еще четверть часа ей идти домой, если где-нибудь не задержится. Смотрю на телефон в будке с отвращением – не к телефону, а к себе. Я потерял счет времени и никогда не доеду до Белтон-Фолса до наступления темноты. Мельком взглянув на Ховард-Джонсонс, понимаю, что не голоден, но знаю, что телу нужна энергия для всего моего путешествия в Ротербург. Мать всегда говорит, что ем недостаточно, и всегда пытается впихнуть в меня как можно больше или приносит домой самые новые витамины в виде сладостей или жевательной резинки.
Моя бедная мама.
Качу байк по дороге на Ховард-Джонсонс. Когда я еще был маленьким, то назвал его «Апельсиновым Джонсоном». Мы проезжали его на машине – мать, отец и я. Сидя между ними на переднем сидении, я тогда сказал: «Апельсиновый Джонсон»; они засмеялись, и я почувствовал себя окруженным их любовью и в безопасности. Иногда и по сей день, могу как-нибудь ночью прошептать: «Апельсиновый Джонсон», мне снова становится лучше, и я защищен от всех бед.
Обязательно надо отдохнуть. Я знаю, что в Ховард-Джонсонсе есть комната отдыха, но, по меньшей мере, у меня две проблемы. Прежде всего – что мне делать с байком? Он без замка, и я не могу оставить его без присмотра, потому что застряну тут, если что-нибудь с ним случится. Другая проблема в том, что ванные комнаты или душевые обычно не имеют окон. Это создает множество сложностей, потому что я не могу находиться один в закрытом помещении. Надо будет сидеть в ванне с закрытой дверью и не иметь возможности наблюдать за байком. Вторая проблема решается, если взят