Я уже устал сидеть на байке.
- Никому никогда не верь. Расспроси для проверки, если посторонний подходит к тебе. Но по-любому ты не должен с ним иметь контакт. Он может быть с фальшивым паспортом, липовыми правами или с ложным именем... Так, ты можешь ехать. Будь осторожен.
Он мне всовывает в руки карту. "Возьми."- говорит он. Она запачкана мазутом, и я сую ее к себе в корзину не складывая, втиснув ее между ремнем и отцовским портфелем.
- У тебя воспаленные глаза, - говорит он. - Надвинь шапку. Люди болеют и в старости умирают. Мы кричим им: "Вернитесь!" Жена пользовалась такой шапкой, когда работала на мельнице.
- Это шапка отца, - говорю я. - он носил ее всегда. Я еду навестить его - он в госпитале в Ротербурге, и я думаю, что он дрогнет увидев ее.
- Куртка тоже его? - спрашивает он. - Выглядит, как армейская куртка моего сына. Он здесь работал - у меня в сервисе. Это было во время Второй Мировой войны. Он носил куртку, похожую на эту, она была ему великовата, как тебе твоя. Того, кто его тогда убил, звали Иво Джима - ты наверное никогда и не слыхал об этом.
Голубые вены возбухают над его лицом, вперемежку с красными. Я собираюсь уйти и начинаю нервничать. Я чувствую себя нехорошо, когда он сравнивает меня со своим сыном, но он будет спрашивать про отца и про мать.
- Мне жаль твоего сына. - говорю я.
Он не отвечает ничего, вытирает руками лицо и тяжело вздыхает, как будто бы очень сильно устал.
- Хорошей дороги тебе. - говорит он махнув вперед. - Если бы я был на сорок лет моложе, то отправился бы с тобой. Как говорят, душа готова, да плоть слаба.
Я подпрыгиваю на байке и отправляюсь в путь.
- Большое спасибо, - кричу я глядя мимо него. - спасибо за карту и воздух в шинах.
Он стоит и смотрит печально, положив руки на бока.
- Будь осторожен. - он кричит. Его голос скребет в воздухе.
Я виляю и поворачиваю в сторону. Изо всех сил жму на педали.
TАРЕ ОZК002 1430 date deleted T-A
Т: Теперь, скажи мне, можем ли мы побеседовать о Пoле Делмонте?
А: О ком?
Т: О Пoле Делмонте.
(пауза 8 секунд)
А: Я не хотел бы.
(пауза 5 секунд)
Т: Тогда о Эмми Херц.
А: У меня снова болит голова.
Т: Только расслабься. Я сейчас дам тебе лекарство.
А: Я скорее нуждаюсь не в этом.
Т: Как хочешь.
(пауза 10 секунд)
Т: Ты расстроен. Пожалуйста расслабься. Головная боль - это тревожная реакция на реальность, которую ты не воспринимаешь, как должное. И мне жаль, что ты так реагируешь. Когда мы начали эти беседы, то мы договорились, что они будут добровольны с твоей стороны, так будь же проще - веди к истине, но не туда, куда ты не можешь решиться, не на ту территорию, куда бы ты не вторгся.
А: Я понял.
Т: Мы можем вернуться к Пoлу Делмонту и Эмми Херц в любое время.
А: У меня действительно болит голова. Меня тошнит.
Т: Тогда нам стоит отложить.
А: Спасибо.
ЕND ТАРЕ ОZК002
----------------------------
Дорога длинная, ровная и прямая, без собак, которые могли бы напасть на меня. Солнце светит. Я жму на педали и пою:
Отец в долине,
Отец в долине,
Хей-хо, дзе мери-о,
Отец в долине...
За моей спиной летят машины, они обгоняют меня с жутким шелестом резины по асвальту. Роут 119 - хайвей со сплошной желтой линией по середине. Я переодически съезжаю на обочину. Колеса тонут в рыхлом песке, скользят. Я теряю равновесие, затем выравниваюсь. Это мешает ехать, отбирает силы. Я боюсь, что меня может сбить машина, если буду долго ехать по асвальту. Но я напеваю:
Отец берет жену,
Отец берет жену,
Хей-хо, дзе мери-о
Отец берет жену.
Пытаюсь спеть песенку, которую отец всегда напевает, комично подражаю его голосу, то повышающемуся, то понижающемуся - протяжно и мягко. Когда он поет, у него ужасный голос - "У тебя оловянные уши." - говорила мать - но она всегда могла сплясать под эту странную песню. "Это наша песня." говорил отец. И я могу вспомнить, как он поднимал меня на руки, когда я был маленьким, и подбрасывал меня почти до потолка, напевая:
Жена взяла ребенка,
Жена взяла ребенка...
И тогда он мягко отдавал меня в обьятья матери, когда она сидела, вязала или читала. И я извивался в ее руках, ощущая тепло и защиту от всего плохого, что есть на свете. Мне было тогда, кажется, всего лишь пять или шесть. И отец самодовольно напевал:
Хей-хо, дзе мери-о,
Фермер в долине.
- Дейв, Дейв, - могла сказать мать. - Ты орешек, ну просто настоящий орешек. - звучало смешно и, вместе с тем, нежно в ее голосе, и аромат ее духов обволакивал меня.
- Эх...Что вытворяют в других семьях, во время их традиционных песен? мог сказать отец, кривляясь как клоун, прыгая по комноте:
Ребенок взял кота,
Ребенок взял кота...
- В них ничего не вытворяют. - могла сказать мать. Та старая игра всегда была удовольствием для меня. Конечно, это было еще до того, как мать стала печальной, до того, как тревога навсегда поселилась у нее на лице.
- Кто сказал, что ничего не вытворяют что-либо напевая? - мог спросить отец. Глядя сверху на меня он спрашивал грозным голосом: - Как тебя зовут, мальчик? - Он становился очень серьезным в тот момент.
- Адам. - отвечал я. - Адам Фермер.
Я весело заигрывал с ним.
- Хорошо. Полагаю, раньше наша фамилия была Смит? Кого-либо спрашивая ты напеваешь: "Мистер Смит в долине, Мистер Смит..."
- Девид. - говорила мать. И я весело смеялся, и отец мог начать петь снова...
Сейчас я на Роут 119:
Хей-хо, дзе мери-о,
Ребенок взял кота...
Неожиданно славный выдался день. Октябрьские деревья горят на солнце яркими красками, все укутано в красное и коричневое. Временами поднимается ветер, срывающий с проводов стаю птиц в воздух, и птицы парят над шоссе. Я проезжаю длинный луг, весь усеянный коровами, жующими свою жевачку.
Я рад, что не принял пилюль, и я напеваю:
А кот взял крысу,
А кот взял крысу,
Хей-хо, дзе мери-о,
А кот взял крысу...
Я стараюсь петь голосом отца, но теряю нить. Ветер держит меня за горло, и мне нужно набрать воздух. В легких жжет, и я думаю, что пока лучше не петь. Мои плечи сводит от боли, а пальцы болят там, где я охватываю рукоятки руля.
Передо мной холм. Дорога беспощадно ползет вверх. Я оглядываюсь: позади меня - ничего. Я остонавливаюсь, слезаю и смотрю на верхушку холма.
Я качу велосипед. Вокруг пусто - ни души. Мне не хочется никуда. Полная безысходность. Но я все иду. Мне хотелось бы вернуться на ту заправку в Эйсвел. Можно было бы дойти до тех деревьев, что в стороне, присесть и отдохнуть, но я сомневаюсь в том, что стоит мне сходить с дороги. Кто знает, что скрывается за этими деревьями? Я боюсь не только собак, но и других животных, еще змей и пауков. Они - неразумны. Мне так нужно остановиться, но я продолжаю двигаться, двигаться - даже если устал.
Я на вершине холма, и чудесный лондшафт ковром стелется подо мной. Миля, другая вниз по дороге, и белая церковь, окруженная кучкой домов, острым шпилем впивается в небо. Я прыгаю на велосипед и лечу вниз с холма, на встречу новым приключениям. Баик набирает скорость, и я снова парю, парю сладко. Я спешу к тому шпилю церкви, как можно быстрее. И будет так обидно, если я потеряю контроль над байком. Я скольжу вниз с холма, и ветер ест мои щеки, кусает изнутри все мое тело, И я снова пою, пытаясь подражать отцу, и лечу с той же песней:
Отец в долине,
Отец в долине...
Ветер подхватывает мой голос и уносит его в воздух. Звуки растворяются в нем, как дым.
Я изо всех сил ударяюсь в дорожный указатель.
Лежу на земле. Все крутится в глазах: деревья, телефонные провода надо мной...
Хей-хо, дзе мери-о,
Отец в долине...
Голос ломается где-то очень высоко. Ясное небо и ветерок. Я дышу. Последнее, что чувствую: я жив и на правельном пути в Ротербург-Вермонт.
------------------
ТАРЕ ОZК003 0845 date deleted T-A.
Т: Мы можем побеседовать?
(пауза 8 секунд)
Т: Ты хорошо себя чувствуешь?
(пауза 5 секунд)
Т: Ты выглядишь несчастным, расстроенным. Что-либо не так?
(пауза 15 секунд)
Т: Постарайся сегодня быть лидиром в нашей беседе.
(пауза 10 секунд)
Адам был не в себе, отречен, не находил места и смотрел не то в пустоту, не то в себя, и доктор, если он, конечно, был доктором. Он наверное им и был, с маленьким лицом, и непонятными глазами - сверлящими, когда он поднимал их. Он словно смотрел через ствол орудия, целясь в него. Адам чувствовал себя мишенью, и почему-то он был рад тому, что он мог как бы стоять в стороне, как бы сделав шаг в сторону от себя, и видеть со стороны их обооих, сидящих в комноте. Ему, конечно же, было любопытно заглянуть в свои внутренности, но не сейчас. А доктор Брайнт уткнулся в вопросник своими, свиду уничтожающими глазами. Он еще не реализовал свой ум и хитрость. Он думал: "Если я сделаю шаг в сторону, то может быть я смогу найти что-нибудь еще. Это возможность дать ему наслаждение, помочь ему вспомнить..." Вспомнить что? Он не знал - что-то, что-нибудь мимолетное, из закутка души, мучения прочь, и тогда он сможет достичь желаемого...
Т: Может быть отложим.
(пауза 5 секунд)
Т: Не стоит спешить. Попробуем потом.
ЕND ТАРЕ ОZК003
------------------------------------------
Свирепый пес, и я в ужасе.
Он поджидает меня в конце длинного, бесконечного спуска с вершины холма. С того момента, как я увидел его еще из далека маленьким комочком, сидящим у дороги. Я наблюдаю за ним по мере приближения. Похоже, что это настоящая немецкая овчарка, рыжевато-черного окраса, он тихо охраняет въезд, ведущий к большому белому дому, примыкающему к дороге. Мне кажется, что этот дом пуст, и я наедине с этим страшным псом. Я ожесточенно всасываю воздух, стараюсь проплыть мимо пса как можно быстрее, и делаю это так быстро, что изумляюсь своей скорости и, похоже, остаюсь незамеч