Невозможно просто перенести поэму, где чувства выражены словами, в балетную форму, где они выражаются языком тела. Тогда и придумали общую канву: девушка, вернувшись со своего первого бала, засыпает, вдохнув аромат розы, и ей снится сон… Это видение, этот призрак, – как думаешь, только ли это роза?.. Да? Ты так думаешь? Поразмысли хорошенько… Она возвращается с первого бала… Там она влюбляется в юношу и мечтает о нем?.. Точно. Я-то думаю именно так, и всегда танцевала этот балет, полагаясь на такую интерпретацию. Его ведь можно было бы назвать и «Мечтой о любви».
Для роли призрака выбрали самого великого танцовщика тех времен – его звали Вацлавом. Он был таким же необыкновенным, как сейчас Нуреев. В начале балета он появляется из одной раскрытой застекленной двери, а в конце убегает во вторую – прыжком пантеры, восхитившим публику.
Меня выбрали танцевать женскую роль. Мне было двадцать шесть. Вот, видишь, на этой фотографии девушка в глубоком кресле. Это я. Большую часть балета я так и провела в этой позиции, с закрытыми глазами, изображая спящую, а Вацлав в это время танцевал вокруг меня, делая свои необычайно сложные па.
Видеть такое было невероятно! Он прыгал, он кружился. Он перестал быть существом из плоти и крови, но превратился в аромат розы, в вечерний легкий бриз, в мечты юной девы. Он был, знаешь, похож на легчайший ветерок из вентилятора… Когда он поднимает меня и ведет по сцене маленькими па, еще спящую, – кажется, что я просто позволяю себя вести. Но на самом деле я только делаю вид, что позволяю себя повести. Такая мягкость и расслабленность требуют очень серьезных тренировок. Нужны и владение ремеслом, и жизненный опыт, чтобы дарить публике такие волнующие минуты.
Не существует балета без музыки. Поэт Жан-Луи сразу подумал о «Приглашении на танец» немецкого композитора Вебера. Это вальс. Ты уже видела, как танцуют вальс? Трехтактовый ритм: раз, два, три… раз, два, три… раз, два, три… Браво! Вижу, ты все схватываешь на лету.
Хореография – а иными словами, искусство сотворить и закрепить танцевальные па и соединить вместе движения танцоров – это и есть ключ ко всему балету. Хореограф располагает позиции ног, рук, придумывает движения, жесты, придающие балету живость и смысл. Хореографом «Видения» был Фокин – гениальный танцовщик, сумевший придать искусству балета такую глубину, какой никогда не было прежде, сделать его таким мощным, чтобы балет доходил до каждого сердца, – ты понимаешь, о чем я? И к тому же более современным. В искусстве, как и вообще в жизни, если что-то повторяется долго-долго, то в конце концов теряет живое дыхание.
Этот балет был поставлен очень быстро, за день. Может быть, поэтому он снискал такой успех. Чудо! Говорили, что это балет «очень французский» – в отличие от прежних, которые находили «слишком русскими». Мне, пожалуй, тут и сказать нечего. Думаю почему-то, что это балет общечеловеческий, а если совсем просто – произведение всемирное.
Декорация изображала спальню очень романтичной молодой девушки (вот фотография): белые деревянные стены, обшитые синим кретоном, и разноцветные подушки. Под моим сиреневым пеньюаром я была вся в белом. На мне было платье мечты, узкое в талии, сверху отделанное кружевами, а внизу – легкое, развевавшееся. Правда же, оно тебе нравится?
Бакст нарисовал мне что-то вроде ночного чепчика, белоснежного, украшенного со всех сторон камелиями, а под подбородком завязанного широкой лентой. Когда ко мне приходит призрак, я сбрасываю пеньюар – и я уже не спящая девушка, а девушка в самом прекраснейшем из всех своих платьев. Балет рассказывает лишь об одном происшествии в ее жизни. Вот почему Бакст и придумал костюм, одновременно включавший и одежду для ночного сна, и бальное платье.
Нам казалось забавным, с каким упорством он настаивал, что следует повесить в спальне клетку с птицей. «Для атмосферы», – объяснял он. И всюду бегал с этой клеткой, выбирая подходящее местечко. На первых представлениях клетка висела там, а потом ее потеряли и отказались от нее совсем. Жаль – ибо я думаю, что Бакст был прав, пусть даже эта клетка казалась простой деталью. Детали, аксессуары, на первый взгляд незначительные, – главный элемент зрелища. Как-то раз, в другом балете, мне досталась роль злой ведьмы. У меня ничего не получалось. Тогда Шиншилла велел мне соединить обе брови черной карандашной линией. Я так и сделала. И мгновенно превратилась в злую ведьму!
Возвращаясь к нашему «Видению» – мне «гвоздем» балета видится костюм Вацлава, придуманный Бакстом. Именно он привлек всеобщее внимание и обессмертил этот балет. Ты ведь сама любишь розовый цвет, правда же, как и все маленькие девочки! Да… но что ты скажешь, если в розовом придут все твои школьные приятели?.. Скорчишь рожицу. Нет, мальчикам не к лицу розовое. А Вацлав танцевал там в розовом, и это действительно изумляло. Изумляло, но не шокировало. И люди, выходя после спектакля, говорили друг другу: и впрямь – а почему это розовое пристало только девочкам, а мальчикам в нем отказывают?
А на Вацлаве было темно-розовое, почти красное трико с разветвлением буро-зеленых стеблей, нарисованных на ляжках и животе. Перед самым представлением Бакст собственноручно, один за другим, наклеивал на бледно-розовую тунику Вацлава кусочки розовой ткани, отливавшие разными оттенками, чтобы получить задуманный им эффект лепестков. А еще он нарисовал нечто вроде капюшона, и тогда голова Вацлава стала похожа на розовый бутон. Это и вправду было очень удачно.[95]
А еще рассказывали, будто Вацлав на каждом спектакле терял лепестки, а слуга Шиншиллы благоговейно подбирал их, чтобы потом очень дорого продать, и на вырученные деньги он якобы построил себе замок. Конечно, это вымыслы! О знаменитостях всегда рассказывают кучу нелепостей и небылиц.
Если Вацлав и терял лепестки на сцене, то лишь потому, что выкладывался до конца и танцевал на пределе сил. В прыжках он так напрягал мускулы, подвергал таким испытаниям тело и легкие, что, оказавшись за кулисами, просто падал без сил, без дыхания, весь в поту, с лицом таким же пурпурным, как и его трико. Приходилось окатывать его водой, вытирать горячими полотенцами. Сердце билось так сильно, что его удары были слышны в зале. Казалось, он сейчас умрет, как роза, смятая и увядшая за корсажем молодой девушки. Сколько раз я боялась за него!
Так вот знай: за всей красотой, легкостью, совершенством балета кроются часы, дни, годы работы и тренировок без конца и без краю. За волшебными сказками – боль. Танец требует очень-очень многого. Это – школа жизни.
Я все говорила и говорила, не заметив, что Джули-Энн давно уснула. Как девушка из «Видения розы»…
Послесловие автора
Величайшая балерина Тамара Платоновна Карсавина прожила еще девять лет. Она умерла 26 мая 1978 года, в 93 года, в пансионе в Биконсфилде. Покоится на Хэмпстедском кладбище Лондона.
На ее надгробии выбиты слова:
Whosoever believeth in me shall never die – «И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (Евангелие от Иоанна, 11:26).
Избранная библиография
ANNENKOV IOURI. Journal de mes rencontres: un cycle de tragédies. Éditions des Syrtes, Genève, 2016.
ARJAKOVSKY ANTOINE. Une génération de penseurs religieux de l’émigration russe: la revue “La Voie” (1925–1940), L’Esprit et la Lettre, 2002.
AUCLAIR MATHIAS et VIDAL PIERRE (sous la direction de), Les Ballets russes, Gourcuff Gradenigo, 2009.
AUCLAIR MATHIAS, BARBEDETTE SARAH et BARSACQ STÉPHANE (sous la direction de), Des Balets russes à la haute couture, Albin Michel, 2016.
BAKST LÉON. Sérov et moi en Grèce (traduction et présentation par Olga Medvedkova, préface de Véronique Schiltz), TriArtis, 2014.
BAKST LÉON. Correspondance et morceaux choiosis (traduction et présentation par Jean-Louis Barsacq), L’Âge d’Homme, Lausanne, 2016.
BARSACQ STÉPHANE, “Une écriture sur les pointes; Jean Cocteau, Léon Bakst et les Ballets russes”, Europe, octobre 2011.
BOISSEAU ROSITA et SIRVIN RENÉ. Panorama des ballets classiques et néo-classiques, Textuel, 2010.
BOURSIER PAUL. Histoire de la danse en Occident. Le Deuil, 1978.
BULTEAU MICHEL. Le club des longues moustaches. Quai Voltaire, 1988.
CAHOURS d’ASPRY JEAN-BERNARD. Diaghilev, un pont artistique entre la France et la Russie. Apopsix, 2016.
DEPAULIS JACQUES. Ida Rubinstein, une inconnue jadis célèbre. Honorè Champion, 1995.
DERMONCOURT BERTRAND. Igor Stravinsky, Actes Sud, 2013.
DOLLFUS ARIANE. Noureev l’insoumis. Flammarion, 2007.
FEDOROVSKI VLADIMIR. L’Histoire secrete des Ballets russes, de Diaghilev à Picasso, de Cocteau à Stravinski et Noureev. Le Rocher, 2002.
GUILLAUME LYANE. La Tour Ivanov. JC Lattès, 2000.
GUILLOT GENEVIÈVE et PRUDHOMMEAU GERMAINE. Grammairede la danse classique. Hachette, 1969.
GOLD ARTHUR et FIZDALE ROBERT. Misia: la vie de Misia Sert. Gallimard, 1981.
HOESLI ERIC. L’Épopée sibérienne (La Russie à la conquête de la Sibérie et du Grand Nord). Éditions des Syrtes, Genève, 2018.
HUESCA ROLAND. Triomphes et scandales: la belle époque des Ballets russes. Hermann, 2001.
KAHANE MARTINE. Les Ballets russes à l’Opéra (1909–1929). Hazan, 1992.
KAMENSKI ALEXANDRE. Le Monde de l’Art, association artistique russe du début du XX siècle. Editions Aurora, Leningrad, 1991.
KANIV (de) NATHALIE. L’ÂGE d’ARGENT (La renaissance de l’art russe et la révolution, 1900–1917), Lazare et Capucine, 2018.
KARSAVINE LEV. Le Poème de la mort (traduction de Franҫoise Lesourd). L’Âge d’Homme, Lausanne, 2003.
KOCHNO BORIS. Diaghilev et les Ballets russes. Fayard, 1973.
LESOURD FRANҪOISE. “Mystique négative et athéism modern dans la philosophie de Lev Karsavine”, Slavina Occitania, 2015 (hal-01792171).
LIFAR SERGE. Les Mémoires d’Icare. Éditions Sauret, Monaco, 1993.