Уснуть не успел, принесли ужин. Немного супа и немного макарон вроде как с тушёнкой – по вкусу определил, хотя мяса и не нашёл. Чай вообще пустой был. После ужина я быстро провалился в сон.
Проснулся я, когда меня затеребили за плечо, и смутно знакомый голос с просительной интонацией попросил:
– Товарищ майор, проснитесь.
– А, это ты, Лосев? Что случилось?
Зевая, я занял вертикальное положение и протер лицо. Бойца не было видно, темень вокруг.
– Товарищ майор, мы помочь вам бежать решили. Часового вырубили, он там лежит, нужно уходить. Ночь вокруг, должны успеть.
– Мы – это кто?
– Мы с Бабочкиным и военфельдшер Смирнова. Мы и сами хотели. Но она нас всё торопила.
– Понятно. В принципе, я и сам уйти хотел. Решил воспользоваться походом до удобств, но так даже лучше. Уходим.
Мы выбрались наружу. Шинель я прихватил, пригодится, даже скатку стал сматывать, потом повесил её на плечо. Мой сидор оказался у Бабочкина. Рядом стояла Ольга. Я её по стройному силуэту узнал. В ногах застонал часовой, видимо приходя в себя. У всех были вещмешки, поэтому мы с ходу двинули прочь от гауптвахты.
– Погранцы на часах, нужно идти осторожно, – шепнул я Лосеву.
– Не везде, в той сторону бойцы Погорелова охрану несут. Там пройдём, я уже всё разведал.
Мы действительно смогли пройти через посты с часовыми и секретами, и только удалившись за зону охраны заметили, что в лагере возникла суета. Мой побег обнаружили. Потом шли больше часа, выстроившись в колонну, я снова командовал своими людьми.
– Стой, привал на полчаса.
Мы уселись у большого дуба, и я велел Лосеву рассказать, как они меня вытащили, и что удалось взять с собой, чтобы знать, на что рассчитывать. Тот и рассказал, что в шоке от моего ареста были все и недобро поглядывали на погранцов. Правда, Волохов пояснил, что был временно задержан до выяснения неизвестный пока командир, использовавший чужие документы. Мои бойцы этому не поверили, мои знания соответствовали этому званию. В общем, решив, что меня могут расстрелять, решили спасать. Днём этого никак не сделаешь, стали ждать наступления ночи. Смирнова сама вышла на них, предложила помочь командиру. Бойцы признались, что тоже планируют это, ну они сообща и стали готовиться. Мой вещмешок должны были забрать после ареста. И забрали, вместе с автоматом. Только Лосев подсунул второй мой сидор, с разными ненужными вещами. А тот, где были бритвенные принадлежности, посуда и боезапас для маузера, они сохранили. Причём в этом же сидоре была пустая кобура от пистолета, но без ремня. А ремень и оружие добуду. Ольга сумела стащить мой маузер и вручила, когда бойцы закончили:
– Подарок отца. Больше не теряйте.
– Спасибо, Оля, что вытащили.
– Вы нас с папой спасли, я вас. Мы в расчёте.
– Согласен. Теперь послушайте меня. То, что вы совершили, воинское преступление. Поэтому бежал я без вашей помощи, но когда уходил, командирским авторитетом забрал с собой. В этом случае предъявить вам нечего, я всё подтвержу.
– Мы не трусы, командир, – тихо сказал Лосев.
Я не видел выражения их глаз, вокруг стояла полная темень, поэтому улавливал настроение по голосу.
– Я не считаю вас трусами, всё же мы не раз в бою сражались плечом к плечу. Дело в том, что Волохов задержал меня по праву. Я действительно использовал документы погибшего командира. Моё настоящее звание – старший лейтенант. Старший лейтенант Анатолий Александрович Суворов, до недавнего времени занимал должность инженера-инспектора танковых войск РККА, был советником. Числился редким специалистом по новейшему танкостроению… Я очень ценю то, что вы сделали, поэтому считаю, что вы должны это знать. Помните капитана Якимова, который и опознал, что я не майор Корнев?
– Помним, товарищ старший лейтенант. Ещё бы.
– Так вот, я с ним хорошо знаком, почти два месяца вместе провели на танковом полигоне в Кубинке, испытывая новейшие тяжёлые танки ИС-3. Однако я был знаком не с капитаном Якимовым, а с полковником Якимовым, Героем Советского Союза, командиром тяжёлого танкового полка, закончившим войну с немецко-нацистскими захватчиками в Берлине весной сорок пятого года. Познакомились мы с ним на полигоне уже в тысяча девятьсот сорок шестом году. Если вы не поняли, я как-то переместился из будущего в прошлое.
– Мы победим? – чуть не хором последовал вопрос.
– Война закончится девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Гитлер отравится в своём бункере за несколько часов до того, как туда ворвутся наши солдаты. Кстати, в начале сорок третьего года введут погоны и обращение «солдат» и «офицер». По примерным подсчётам, Советский Союз потеряет в этой войне от двадцати пяти до двадцати восьми миллионов человек. Считая все потери на войне, при оккупации и мирных граждан.
Бойцы и девушка переваривали то, что я им сообщил, явно ошарашенные такими новостями. Да и потерями тоже. Конечно, знать, что победа точно будет за нами, это хорошо, но цифры потерь душили. Мне верили, я заработал такой авторитет у них, что не могли не верить. Бойцы ещё не пришли в себя, а вот Ольга успела задать волнующий её вопрос:
– Вы знаете, что будет с отцом?
– Поначалу я не опознал его, потом припомнил. Да, я знаю, что будет с вашим отцом, мне один фронтовик рассказал, что с ним воевал. Простите, хороших новостей нет. Хотите знать?
– Да, – тихо сказала та, почти шепнула.
– Ваш отец погиб в октябре этого года. Вернее, погибнет. Точную дату не скажу. Где-то в октябре. Во время войны существовала практика вывозить высшее командование частей из котлов и окружений, для чего им посылали самолёты. Вашему отцу тоже выслали, но он отказался, обратно самолёт повёз двух тяжелораненых командиров. Ваш отец погиб вместе со своей армией, до конца выполняя свой долг.
– Товарищ старший лейтенант, но ведь вас к нашим надо, всё рассказать, – воскликнул Лосев, пока Ольга тихо всхлипывала рядом, а я поглаживал её по спине, успокаивая.
– А что бы я сказал? Здравствуйте, я из будущего? Да меня бы к стенке поставили, вокруг вон какое время, или вообще за сумасшедшего приняли. Поэтому я и решил сначала показать, что умею и могу, как воевать надо, ведь общаясь с фронтовиками, я получил от них колоссальный опыт четырёх страшных лет этой войны. Опыт в специальности танкиста, я же с танкистами общался. Именно Якимов мне рассказал, как отступал в этих местах, как давили раненых танками, как обстреливали колонну. Я просто воспользовался его знаниями. А лейтенанта Сергеева помните, избитого? Так он родной брат одного фронтовика, с которым я общался в будущем. Тоже танкиста. Он своего брата с окончания войны искал, тот в первые дни пропал без вести в этих местах. Два года искал, так и не нашёл. Я потому и удивился, когда узнал, кто это. Хоть не дал погибнуть в безвестности. Как видите, всякое может случиться, насчёт Якимова, что он меня раскроет, я не рассчитал. Или тот генерал-предатель? Думаете, я вот так узнал? Ага, в конце войны эти предатели на слуху были, и их фотографии печатались в газетах. Я их всех знаю. Как видите, знания у меня есть, умения тоже, вот и показывал, что хоть что-то умею. Правда, в Москву я не тороплюсь, мне немцев очень бить понравилось. Вот к осени можно отправиться. А в декабре немцы к Москве подойдут. Их генералы будут её окраины в бинокли рассматривать.
– Надо к нашим, рассказать, – пробормотал Лосев.
– Да я уже отправил письмо. С группой Иванова, вместе со всеми вашими письмами он должен был их отправить. В Кремль, товарищу Иванову. Мало кто знает, что товарищ Иванов – это товарищ Сталин. Дальше разберутся. Там я и описал причины поражения наших войск, куда немцы нанесут удары, ну и остальное. Так что пошла информация. Вот только нужно отправить следующее письмо, и не на бумаге. Им будет кто-то из вас троих. Тот, у кого хорошая память.
– У меня плохая, – тут же открестился опытный Лосев.
– Товарищ старший лейтенант, а вы товарища Сталина видели? – дрогнувшим от волнения голосом спросил Бабочкин.
– Впервые на награждении в Кремле. Он мне вручал орден Красной Звезды за боевые действия в тылу противника. Это было в сорок четвёртом. Фактически я не воевал, это единственная боевая операция, в которой я случайно и вынужденно участвовал. Хорошо повоевал, за это и наградили. Дальше я уже работал советником и инспектором, испытывал новейшие танки. Кстати, такие самоходки выпускались нашими заводами, но уже к концу войны они считались устаревшими, дальше выпускались Су-100 со стомиллиметровыми пушками. У немцев на танках тоже броня нарастала. Всякие «Тигры» да «Пантеры»… Хм, полчаса прошло, выдвигаемся.
– Товарищ старший лейтенант, а как вы без часов поняли, что полчаса прошло? – вставая, спросил Бабочкин. – У меня, кстати, память тоже плохая. Уже забыл, что сегодня было.
– Отметил, где луна, и как переместилась в нужное место, так и понял.
– Товарищ старший лейтенант, мы совсем сказать забыли, про нас по радио говорили, сам товарищ Левитан, – неожиданно сообщил Лосев.
– Да, интересно было бы знать, про что.
– Там сообщалось, что танковая группа майора К., оказавшись в окружении, не растерялась. Она устроила засаду на дороге и весь день удерживала целую немецкую дивизию. Было уничтожено два десятка танков, около сотни машины и до батальона пехоты.
– Ну, это они слишком округлили.
– Потом был уничтожен вместе с личным составом артиллерийский дивизион. После этого группа майора К. направилась на соединение к своим. Вчера эта группа без потерь уничтожила вражеский аэродром с более чем сотней самолётов, что заметно снизило бомбардировки наших войск, а также сильно потрепала немецких танкистов, стоявших рядом. Уничтожила штаб корпуса, где погибло четыре немецких генерала, а один попал в плен. Его уже отправили в Москву. Была предотвращена попытка уничтожения раненых, организованы засада и уничтожение танковой колонны, спасение повреждённого бронепоезда и помощь по эвакуации курсантов и раненых.