– Целься… Огонь!
Пулемёт затрясся. Однако очередь пошла кучно, и экипаж одного мотоцикла был уничтожен, а я уже перевёл прицел на второй. Тот с места стартанул, но было поздно, пуля попала в бак, тот вспыхнул, и объятый огнём мотоцикл, с которого соскочил один из немцев, пытаясь сбить пламя, скатился на обочину, где и замер. Мотоциклист прожил недолго, я срезал и его. В принципе, на этом всё. Конвой был расстрелян, а тех, кого не достали мы, добивали сами пленные. Хотя наш снайпер изредка постреливал с дерева, когда мы уже прекратили стрельбу. Наверное, видел достойные цели. Почти сразу вперёд стартовало трое бойцов в красноармейской форме, выискивая среди разбегающихся пленных тех, у кого были голубые петлицы. Хватали некоторых за руки, расспрашивали, но потом отпускали. Видимо, не те.
– Уходим, – скомандовал я.
В основном пленные убегали в поле. К роще, откуда был открыт такой плотный огонь, идти явно опасались, но не все, около полусотни бойцов, перемешанных с командирами, рванули к нам, но первые ряды, обнаружив людей в немецкой форме – мы как раз собирались отходить, – сразу дунули в стороны по роще, обтекая нас по бокам. Ладно, хоть бы не стреляли, у двоих я приметил карабины убитых конвоиров.
– Товарищ майор, а что это они? – спросил Минский, указывая на дорогу.
До сотни бойцов, где было очень мало командиров, так и остались на месте. Кто-то упал на дорогу, пережидая стрельбу, и не убежал, кто-то просто садился, ожидая, когда прибудут следующие немцы и снова поведут их в тыл.
– Это перебежчики, агитаторы сдаваться в немецкий плен, да и просто уставшие от боёв и смерти. Хотя я бы сказал, что это идиоты, они не знают, что их ждёт в плену. Согласно доктрине немцев, разработанной в Ставке Гитлера, девяносто процентов населения оккупированных территорий и все военнопленные должны быть уничтожены. Так что их ждут болезни, измывательства охраны, постоянный голод и в заключение смерть. Придумать способ смерти для каждого можно во множестве, а тела их сожгут, чтобы пепел использовать как удобрения во фруктовых садах. Кстати, нацисты любят применять газовые камеры. Забивают бетонную комнату людьми, потом шипит газ, и раздаются хрипы умирающих людей. Другие пленные вытаскивают тела под наблюдением охраны и сжигают в печах. Вот это их судьба. Так что не смотри на них так зло. Бедолаги, но они этого ещё не знают. Правда, не все, некоторые наверняка пойдут служить немцам, их ждут большие сроки по приговору трибунала. А некоторых и петля за предательство.
Сержант явно в шоке ошарашенно слушал мои откровения, однако наша заминка с отходом помогла парням, отправленным за летунами привести двоих. Один был в звании капитана, другой старлей. Чувствуя, как мои губы расползаются в улыбке, я поздоровался:
– Здорово, Соломин. Снова мы с тобой встретились.
Эдуард Соломин, которого я спас в начале войны, широко распахнул глаза, увидев меня в форме унтера вермахта, однако улыбнулся и полез обниматься.
– Здорово, чертяка, – похлопал он меня по спине.
– И тебе не хворать, – поставив пулемёт на землю, чтобы не мешал, ответил я. – Значит, снова сбили?
– Уже нет, когда с нашим полком по земле уходил, окружили. Пытались отбиться, да куда там…
В это время в наш разговор влез Минский:
– Товарищ майор, отходить нужно.
– Уходим, – кивнул я.
– Ты, я смотрю, всё по тылам бродишь… Кстати, а почему майор? – спросил Соломин, пока мы шагали прочь от опушки.
– Надо так, потом объясню. Представь своего коллегу.
– А я его не знаю, в колонне не видел. Видимо, в другом месте шёл. Нас по пути постоянно пополняли.
Мы оба с интересом посмотрели на капитана, тот остановился и, поправив пуговицу воротника, хмуро представился:
– Капитан Владик, сто первый бомбардировочный полк. Командир эскадрильи.
– Чего-чего? – удивился Соломин. – А чего это я вас, товарищ капитан, не помню? Мы со сто первым на одном аэродроме дислоцируемся, живём в одной казарме. Только мы на третьем этаже, а они на втором.
Разведчики, что столпились вокруг и внимательно нас слушали, насторожились.
– Как вы это объясните? – достаточно резко спросил я.
– Перевёлся с Дальнего Востока добровольцем. В первый же день сбили во время бомбардировки переправы, – буркнул тот.
Соломин лишь пожал плечами на мой вопросительный взгляд, видимо не в курсе.
– Сообщите имена и фамилии командиров своего полка и полка соседей-истребителей.
Тот спокойно и неспешно начал перечислять фамилии и имена своего полка, насчёт соседей он сообщил только данные комиссара, остальных за те сутки, что пробыл в своём полку, видимо, узнать не успел. Помимо этого описал расположение части и как выглядит общая столовая.
– Всё верно. Только я всё равно его не узнаю, так как, став безлошадным лётчиком, часто назначался дежурным и последнюю неделю был в курсе всего, что происходило как у нас, так и у соседей.
Прищурившись, явно что-то припоминая, капитан спросил:
– А вы не тот дежурный, что в день моего прибытия отправился за двумя техниками к реке, обнаружил, как купаются связистки, и за ними подглядывал из кустов, а они за это отловили и исхлестали вас крапивой?
– Не-е, это точно наш, – под смешки бойцов уверенно сказал Соломин.
– Уходим, – коротко приказал я, и мы, выстроившись в колонну, пустили вперёд разведку и отправились обратно к машинам.
Там было тихо, хотя Лосев сообщил, что к ним выскакивали какие-то очумелые бойцы, но обнаруживая немецкую технику, очень быстро убегали. Также он доложил, что ужин готов. Выставив двух часовых, мы приступили к приёму пищи, с небольшим натягом, но хватило всем, включая явно оголодавших лётчиков. Впрочем, они ели с такой же жадностью, как и разведчики. Те тоже ещё не отошли от долгого голодания, но было заметно, что в силе прибавили по сравнению с тем, что было утром. Чай в трофеях был, Лосев его тоже заварил, вскипятив воду в котелках, так что с кружкой в руке я подошел к летунам, что что-то обсуждали между собой, и спросил у Владика:
– Какой техникой вы управляете?
– СБ, товарищ майор, АР-2, УТ-2 и Дуглас. На СБ больше всего налёта.
– Ясно, а у тебя, Эдуард?
– Ой, я на чём только ни летал, почти вся истребительная линейка, разве что кроме «ЛаГГа» и «МиГа». Что больше всего интересует?
– Немецкая техника, одно- и двухмоторная.
– Ах, вот что тебя интересует… Нет, на немецкой не летал. Заграничный только «Дуглас» был, часов тридцать на нём налетал, а так я истребитель.
– Но на двухмоторном самолёте всё же налёт есть?
– Опыт имеется, – кивнул тот. – А почему такой интерес?
– Тут не так далеко находится немецкий фронтовой аэродром. Мы такой же дня три назад танками подавили, почти сотню самолётов уничтожили, но в этот раз нужно по-тихому. Прийти и угнать самолёт. Требуется отправить рапорт в наш тыл, к советскому командованию, ну заодно и девушку с рапортом отправим. Не место ей во вражеском тылу с нами.
– Слушай, так ты и есть тот самый майор К., про которого по радио передавали в Совинформбюро? – оживился Соломин, да и капитан на меня с интересом посмотрел.
– Да, он самый.
– А где танки? В сообщениях говорили, что ты на танках воюешь.
– Разделились, – коротко пояснил я. – Подразделение принял другой командир.
– Неужто лучше?
– Скорее, званием выше, – криво усмехнулся я. – Так что, как видишь, мне пришлось уходить в новое плаванье. Формирую новое подразделение, пока собрал не так много людей. Зато несколько часов назад технику отбили.
– Ясно, – кивнул старлей. – Хотя не совсем понятно, как ты собираешься самолёт угнать.
– Это тебе и не нужно знать, план операции уже разработан, осталось осуществить. Мне главное, чтобы лётчик был, что сможет чужую машину вести.
– Справимся, – уверенно кивнул Владик.
Выплеснув из кружки оставшуюся муть, я встал и громко скомандовал:
– По машинам! Приготовиться к движению!
Бойцы забегали, Минский стал командовать сбором, помогая Лосеву. В общем, три минуты, и все находятся в технике, кто на мотоциклах, кто в кузове бронетранспортёра. Тут вот пришлось потесниться, два крепких летуна прибавились в пассажирах. Кстати, Ольга ко мне пересела. Пришлось бронешторки опустить с её стороны, чтобы не рассмотрели советского армейского медика.
Выехав на дорогу, мы покатили дальше. Через шесть километров свернули на другую просёлочную дорогу, проехали по единственной улице небольшой деревушки, где немцы на постое были, но нас они не тормознули, лишь проводили взглядами. Мы их не заинтересовали. Через три километра выехали на другую, не такую загруженную трассу, и я велел остановиться. Развернул бронетранспортёр и задом загнал его на обочину, чтобы у пулемётчика был широкий сектор стрельбы по перекрестку. Тут показалась очередная автотранспортная колонна противника, но она меня не заинтересовала. Минский и Майский припарковали свои мотоциклы рядом, и когда я вышел из кабины «Ганомага», по моему знаку подошли.
– Боец, – обратился я к Майскому, – прогуляйся по обочине, поглядывая на колонны, но не останавливай их, мы имитируем немецкий пост. Сержант, карту читаешь?
– Читаю, товарищ майор.
– Смотри, мы здесь, а вот немецкий фронтовой аэродром. Самолёты рядом потому и гудят, что он недалеко.
– Как близко, – удивился тот, и мы синхронно посмотрели на пять бомбардировщиков, что, сбрасывая скорость и высоту, направлялись в ту сторону.
– В четырёх километрах дальше на юг, – согласился я, вернувшись к изучению карты. – Значит, смотри, берёшь своего напарника и едешь к аэродрому. Приближаться не нужно, но осмотрите, где находится охрана, где стоянки самолётов, как располагаются лётные и технические части. Где охрана проживает. Какие возможности незаметного подхода на территорию. Ты разведчик, должен разбираться. Вот блокнот. Зарисуй, чтобы в темноте мы не плутали. Всё ясно?
– Ясно, товарищ майор. Мне бы одного лётчика с собой, они-то точно разберутся, что где находится, так быстрее получится.