— Ты проснулся, — устало улыбается она, разлепив глаза и приподнявшись на локте. — Как чувствуешь себя?
— Моя рука еще на месте. Я счастлив.
Она хмыкает, опустив грустный взгляд.
— Роман настоял, чтобы мы остались здесь.
— Сколько я был в отрубе?
— Чуть больше суток.
Не самые приятные новости. Я тянусь к графину, но медсестричка останавливает меня.
— Куда? Тебе надо лежать! Я подам.
Перегнувшись через меня, глупышка даже не понимает, что демонстрирует перед моим лицом свою упругую грудь под обтягивающей тканью маечки. А у меня дыхание перехватывает. Полгода сексуального голода сказываются. Приходится бороться с первобытным желанием сорвать с медсестрички ее шмотки, завалить под себя и не выпускать, пока не выбьется из сил.
Стакан с водой отвлекает меня от этого искушения.
— Ты мной занималась? — спрашиваю, попив.
— Кто же еще? Под чутким контролем Романа и Адель.
— И что, не отходила от меня?
— Мы же пара для твоей сестры. Вот она и выделила нам общую комнату. Но не переживай, никаких непристойностей я с тобой не сотворяла.
— Черт! Жаль.
Медсестричка улыбается, слегка покраснев.
— Я спала на софе. — Она указывает на диван у стены. — К утру тебя немного лихорадило, и…
Детка, мне похрен, как ты оказалась в моих объятиях. Какого дьявола ты перед мной оправдываешься?
— Нам надо уезжать, — перебиваю ее. — Там же Маркиза…
— Она тут. Роман вчера утром привез наши вещи и кошку. Сказал, никуда не отпустит нас, пока ты не поправишься.
— Я поправился.
— Нет! — Она ладонью упирается в мою грудь, не позволяя мне встать. — Ты поправишься, когда врач скажет. То есть — я.
Тон медсестрички до смешного материнский. Думает, дуреха, что стала опекуншей моей, дырку в руке залепив.
— Оставь этот строгий тон. Мне не нужна нянька.
— Да? — Она сердито скрещивает руки. — А когда тебе паршиво было, умолял меня не бросать тебя, не сбегать, поухаживать за тобой. Быстро переобулся!
— Я бредил.
— Нет! Бредишь ты сейчас, думая, что уже можно вернуться в строй. Или ты немедленно залезаешь под одеяло…
— Или?
Девочка меня до мурашек интригует.
— Или я рассказываю Адель, что мы не пара!
— Тогда ты здесь не задержишься.
— Задержусь! Предложение Романа еще в силе!
Дерзко. Молодец. Наблюдать за ее воркованиями с братом я не смогу, зная его кобелиную натуру. Это для медсестрички все будет игрой, а тот-то сразу закажет новые простыни из нежнейшего шелка. Кого угодно пусть сжигает, а эту девочку ему не отдам.
— Куриный бульон хочу. С сухариками, — говорю я, снова укладываясь на подушку.
На секунду медсестричка открывает рот, потом смягчается, переварив услышанное, и кивает, подав мне пульт.
— Посмотри пока телевизор.
Привычные для нее вещи в корне разнятся с моими рефлексами. Мне бы сейчас Римму проучить, а я таращусь в ящик. Глеб — полный кретин. Эта девочка заслуживает, чтобы ее на руках носили. Уже через полчаса возвращается с подносом и начинает кормить меня с ложки.
— Я не маленький, — ворчу от неловкости, потягивая вкусный бульон. — Повар Адель научился готовить?
Медсестричка скромно улыбается, зачерпнув еще.
— Это я готовила.
Вздергиваю бровь. Какие еще таланты скрываются в тебе, крошка?
— Готовишь ты лучше, чем лечишь.
— С дядей Наилем мне не сравниться. Его ресторан теперь мой любимый. Может, пообедаем у него, когда ты поправишься?
— Если будет время, — отвечаю я, понимая, что нельзя подпускать ее близко к себе. Достаточно того, в чем я признался. Она не должна думать о «нас», потому что «нас» нет и не будет. — Дай ложку! — Забираю у нее поднос и продолжаю есть самостоятельно.
Медсестричку это обижает. Помочь же хотела. Вот только я, к счастью, не из тех, для кого болезнь — целая трагедия. Тошнит от сюсюканья.
Вошедший в комнату брат отвлекает меня от обеда. Не интересуясь моим здоровьем, велит медсестричке выйти:
— Настя, оставь нас на пять минут. Иди чайку попей.
Девочка теряется. Смотрит на меня, ожидая заступничества, но я киваю.
Как только за ней закрывается дверь, брат швыряет мне паспорт.
— В твоей помойной квартирке нашел. Ничего не хочешь объяснить?
Открываю документ и с сожалением признаю, что ввяз по маковку.
— Ты уже сам все знаешь, — вздыхаю, хмурясь.
— Да. Зовут ее не Настя. А Ася. Причем, это ее полное имя. И с нашим Глебом она путалась последние полгода. Ты нарочно ее в семью притащил?
— Адель ее заказала.
— А ты сжалился, потому что она тебе нашу матушку напомнила?
— Помнишь, на твоей Днюхе к нам «скорая» ошибочно приехала? Так вот, медсестра, которую ты принял за стриптизершу, наша Настя. Она в тот день, быть может, мне жизнь спасла. После того как Ермакова предала меня, а ты не соизволил вовремя из-за решетки вытащить.
— Да мне чихать, кто она! Меня тревожит, что ты голову потерял. Не смог убить из чувства долга? Хорошо! Адель под нос зачем ее подсунул? Ты вообще соображаешь, что творишь?! Сестра тебя на ленточки порежет, когда узнает. Это всего лишь вопрос времени.
— Будешь держать язык за зубами — узнает, когда время придет.
Брат кривит губы, злясь.
— Ты думал, как наш зятек отреагирует на нее?
— Надеюсь, обоссытся от радости.
— Камиль, это не шутки! Отправляй свою докторшу подальше отсюда.
— Иначе что? — шиплю я. — Договаривай.
— Адель обо всем узнает. Сам ей расскажу. Постараюсь выгородить тебя.
— Она убьет девчонку.
— Ну и пусть. Тебе какое дело? Ты ей ничего не должен! — рыкает он. — Не губи себя за чужие ошибки, брат. Я опрашивал ее, узнавал подробности нападения на вас. Знаешь, что она сказала? Что умоляла киллера отпустить ее, потому что она не имеет к тебе никакого отношения! Запомни, когда снова станет горячо, она тебя в пекло бросит, а сама спасется. Это обычная смазливая дешевка, ловко подстраивающаяся под ситуации и людей. Не позволяй ей манипулировать тобой. Пожалеешь. — Брат делает паузу умерить пыл и добавляет: — Поправляйся.
А потом уходит, выплеснув на меня эти заявления, как ушат ледяной воды.
Значит, ты не так невинна, какой кажешься, девочка. Если брат окажется прав, то я сам разделаюсь с тобой. Как и обещал: глазом не моргнув.
Глава 20. Вызов
Ася
Я жду в коридоре. Чаек под зорким глазом обитателей дома невозможно попить, им только захлебываться.
— Подслушиваешь? — едко заявляет о себе появившаяся тут Адель.
— Не имею такой привычки, — отвечаю я, додумывая: «в отличие от тебя». Видно, как ей хочется приложить ухо к двери, а то и в замочную скважину подглядеть.
— А Паолу Роман никогда не выставляет вон при обсуждении дел, — презрительно улыбается она.
В моей памяти всплывает совет Камиля не позволять ей грызть себя. Вдыхаю поглубже и говорю в ответ:
— Если бы они обсуждали сюрприз для меня при мне, он не был бы сюрпризом.
— Сюрприз? Для тебя? Это за какие такие заслуги?
— В честь боевого крещения.
Чеховской вылетает из комнаты так же резко, как ворвался в нее. Обнаруживает нас под дверью, и его глаза льдом прикипают ко мне. Улыбка сходит с лица Адель. Задрав подбородок, она продолжает свой путь к лестнице.
— Доброе утро, сестра!
Чеховской чуть ли не колено перед ней преклоняет. Тот еще прохвост. Собрался свергнуть Адель с престола и лебезит перед ней, чтобы не догадалась о его коварном плане у нее за спиной. С ним надо быть осторожной.
Пока Адель уходит, он снимает пиджак, небрежно перебрасывает его через плечо и медленно наступает. Я интуитивно делаю шаг назад и спиной упираюсь в стену.
— Не бойся меня, Настенька, — улыбается он, остановившись в шаге от меня и улыбнувшись — как-то опасно и торжествующе. — Я так и не поблагодарил тебя за Камиля.
— Не надо, — пищу я, желая, чтобы он поскорее ушел.
— Он у нас сложный. С ним нелегко. Ты имей в виду, что если понадобится надежное мужское плечо, то я всегда рядом. — Он двумя пальцами поддевает прядь моих волос и слегка мнет ее. — Защищу тебя.
— Я запомню.
— Ты такая красивая, Настя, — хрипло шепчет он, смакуя каждый звук и блуждая по мне не к месту пьяным взглядом. — Меня не покидает ощущение, что мы с тобой уже встречались.
Ага, когда ты сказал, что я скучная, в пользу силиконовой стриптизерши.
— Может, куда-нибудь сходим? Как тогда, в клуб?
— Можно. Когда Камиль поправится, обязательно вчетвером куда-нибудь сходим.
— Вчетвером?
Прядь соскальзывает с его пальцев.
— Ну да, мы с Камилем и вы с Паолой. — Я делаю усилие улыбнуться, но напрасно. Не обмануло меня первое впечатление. Чеховской — жуткий тип. Вот для кого люди — мусор.
— С-с-с… — тянет он сквозь зубы. — С-с-славненько. — Делает шаг назад и разворачивается. — Увидимся.
— Хорошего дня, — желаю я, скрываясь за дверью, как за щитом. Выдыхаю, лбом уткнувшись в полотно дорогущего дерева и произношу: — Ну и семейка у тебя.
Крепкой мужской рукой меня разворачивает и пригвождает к двери. Камиль снова разъяренным хищником возвышается надо мной. Глаза пожирают меня своей засасывающей бездной. Желваки на его лице перекатываются стальными шариками. Пальцы больной руки с силой сжимают мое плечо.
— Значит, не имеешь ко мне никакого отношения, да? — рычит он. — За свою шкурку спрыгнуть готова, на вражескую сторону перейти?
Ах, вот какую новость тебе братец донес!
— Для тебя такие перестрелки в порядке вещей, а я была напугана, — спокойно отвечаю я, зная, что руганью мы ни к чему не придем. Да и Камилю сейчас покой нужен. Жаль, его близкие это не понимают. — Вернись, пожалуйста, в постель.
— Отвали от меня со своей лживой заботой! — Он сильнее сжимает пальцы. Его рука, наверное, ноет от боли, но он и вида не подает.
— Чего ты хочешь, Камиль? Пообещать больше не теряться, когда меня снова попытаются убить? Извини, не могу. Страх сложно контролировать. Жалею ли я о своих мольбах, когда в меня автоматом тыкали? Нет! Я была уверена, что на нас напали из-з