— И что ты ему сказал? — интересуюсь, по-прежнему стоя к нему спиной.
— Поведал ему о срывах Риммы, о том, как из петли ее вытаскивал, как желудок промывал, когда таблеток наглоталась.
Оборачиваюсь с ощущением холодного липкого пота на спине. Ермакова была дурой, но не суицидницей. Она рассчитывала, что ствол не заряжен, или что я вовремя ее остановлю. Не хотела она умирать. Роскошная свободная жизнь влекла. Хищный азарт.
— Ты врешь, — проговариваю.
— Следователь мне поверил, — спокойно отвечает он. — И в то, что при нашей последней встрече она грозилась мне самоубийством из твоего пистолета, чтобы обоим сразу отомстить. Разозлился он. Ведь твой адвокат теперь на этом защиту строит. Ты не сядешь, Камиль. Ты будешь оправдан. Женишься. Уедешь, куда захочешь. А я тут за Ромкой приглядывать буду. Настя же просила.
Охренеть! У Асманова включились мозги? В другой раз отказался бы от его помощи, но сейчас только о своей девочке думаю. Не должна она быть женой заключенного, ждать меня, ночами в подушку рыдать. И убегать не должна.
— Ладно, — киваю согласно. — Брат решит вопрос с наследством. Полгода еще не прошло. Сделает все четко, будто у Риммы не было никакой законной доли. Но у меня условие. Я никогда ничего не беру даром. Не люблю быть обязанным. Я отменяю сделку купли-продажи квартиры. Когда все закончится, дарственную на братишку напишу. Вам сейчас жить есть где?
— Мы комнату сняли. Но Роман предложил тут пожить.
— Хорошо. У Артура отличная няня. Заодно за Тимуром присмотрит. А ты своими делами займись. С дядей Наилем вроде встретиться хотел?
Асманов воодушевляется:
— Рәхмәт, улым!
— Не за что, — отвечаю, беру куртку и направляюсь к двери. По-хорошему пожать бы ему хоть руку. Но гребаная гордость не позволяет. Медсестричку надо. Она умеет из меня что-то хорошее вытаскивать, затаенное светлое обнажать. — Увидимся!
Созваниваюсь с Азизом узнать, где они. Хочу прямо сейчас к своей девочке. Обрадовать ее, поцеловать, к себе прижать, вдохнуть ее запах, услышать голос. Такой успокаивающий…
— Мы у вас, брат, — сообщает Азиз. — Сестре плохо стало. Попросила домой вернуть.
— Что случилось?! — Выскакиваю на улицу и бросаюсь к машине. — Почему плохо?!
— Говорит, не позавтракала. Голова закружилась. Ты не волнуйся. Я рядом.
— А Надежда Васильевна?
— Настя настояла домой ее завезти.
— Сейчас как она? — Завожу машину, выруливаю со двора.
— Тебе лучше приехать. Ты только не гони. Она в комнате. Думаю, спит.
— Думаешь?! Проверь!
Азиз ворчит, но слышно, как шлепает по паркету.
— Лежит на кровати, — шепчет в трубку.
Швыряю телефон на сиденье и на всех скоростях несусь домой. Еще мне не хватало, чтобы моя девочка заболела накануне свадьбы. Или снова из-за какой-нибудь дряни издергалась. Вокруг меня хватит сволочей, которые с радостью ее отравят.
Ворвавшись в квартиру, тут же хватаю Азиза за грудки и пригвождаю к стене.
— С кем вы встречались? — цежу ему в лицо.
Он испуганно хлопает глазами:
— Ни с кем, брат, клянусь! Она в туалет пошла, и там ей плохо стало…
Выталкиваю его из квартиры:
— Уйди с глаз!
Захлопнув дверь, шагаю в комнату.
Медсестричка сидит на кровати, держа подаренное мной кольцо на ладони. Бледная, истощенная, какая-то безжизненная. Поднимает на меня взгляд, полный страдания, и едва слышно озвучивает самые страшные для меня слова:
— Я передумала. Я хочу расстаться, Камиль…
Глава 22. Чудовище
Ася
Удар.
Толчок.
Я слышу, как собственное сердце стучит о грудную клетку. Остальные звуки меркнут. Мир теряет краски, очертания, смысл. Камиль растворяется в медленно сгущающемся тумане. Исчезает. Стирается. Между нами расползается трещина. Бездонная и сквозная. Она раскалывает наши мечты, в пробившуюся пропасть безжалостно сбрасывая окровавленные осколки, от которых тело ломает ноющей болью.
Камиль делает шаг вперед, и мои глаза застилают слезы. Мучительно смотреть на него, произнося эти убийственные слова, мучительно дышать, даже думать. Это похороны, и никак иначе.
— Не самая удачная шутка, — говорит он, приближаясь.
Звон в ушах становится все пронзительней. Во рту совсем пересыхает. Я с трудом сглатываю и охрипшим голосом отвечаю:
— Я не шучу. Мы с тобой заключили сделку. Глеб получил по заслугам. Значит, все закончилось. А это, — я указываю на кольцо, — я просто подыграла тебе. — Кладу его на кровать и встаю. — Из нас вышла хорошая команда.
— Что ты несешь? — рычит он, зверея и сжимая кулаки.
— Мы заигрались, Камиль, — нервно улыбаюсь я, а душа на куски рвется от крика. — Ну какая свадьба? Это же глупо. Мы с тобой абсолютно разные. Хватит притворяться нормальной парой.
— Притворяться? — еще сильнее мрачнеет он.
— Разве твое признание в любви было настоящим? Камиль, мы два взрослых человека. Поиграли и хватит. Пора бы вернуться к прошлому.
Я вижу, как с каждым новым словом наношу ему удар за ударом. Убиваю. Беспощадно. Жестоко. В его глазах клубится бездна, отражая мою эгоистичность. Я подарила ему надежду, вернула веру, а сейчас с корнем выдираю их из его сердца.
— К какому прошлому? Однажды ты сказала, что я убийца, а ты медик. Что наши параллельные никогда не пересекутся. Я не отложу оружие, ты не возьмешь его в руки. Но ты ошиблась. Все изменилось.
— Я пойду, Камиль, — кое-как проговариваю, отворачиваясь.
Беру сумку и делаю первый шаг. Напрасно решила, что моего спектакля будет достаточно. Надеялась, возненавидит меня за ложь, за предательство. А он стрелой бросается ко мне, хватает за плечи и швыряет на кровать. Сообразить не успеваю, как он вынимает наручники из кармана куртки, ловкими движениями и двумя щелчками пригвождает мои руки к изголовью кровати и грозно нависает надо мной.
— Я предупреждал тебя, что на цепь посажу, — он обдает мое лицо слабым запахом алкоголя. — А Камиль Асманов слов на ветер не бросает! — Подрывается с кровати, сдергивает с себя куртку и швыряет ее в угол комнаты. — Не знаю, что ты там себе нафантазировала, девочка, но от меня ты уйдешь только на тот свет! — Его рука рефлекторно тянется к поясу, где должен быть пистолет.
У меня все мышцы от ужаса напрягаются. Что он задумал? Поубивать нас? Господи, он же безумец! Псих! Самый настоящий!
— Черт! — рявкает он, не найдя пистолета, и стискивает зубы.
— Камиль, ты пьян, — дрогнувшим в панике голосом произношу я.
— Не-е-ет, — раздраженно усмехается он. — Нет… Нет… Меня просто все ДОСТАЛО! — орет он и расхаживает из стороны в сторону, потирая подбородок, почесывая затылок, кулаками ударяя в стены.
Боже мой, что с ним?
Меня начинает трясти. Такое бешенство на его лице я видела уже не раз. Впервые, когда по нам стреляли. Потом во время бунта в тюрьме. Позже, когда Глеб пытался меня убить. И вот сейчас. В нем словно сидит дьявол, который иногда вырывается из клетки и все крушит, уничтожает, проливает кровь. Они взрастили в нем этого дьявола. Его семья. Он зацепился за меня, желая оборвать с ними связь. А я только что повернулась к нему спиной. Растоптала все светлое, во что он поверил. Закрыла двери. Разочаровала его, погасив все искры.
Глаза щиплет от слез. Я поглубже вдыхаю и прошу:
— Камиль, освободи меня. Не делай то, о чем потом пожалеешь.
— А что я собираюсь делать? — Он смотрит на меня каким-то затуманенным взглядом, потерянным, тяжелым. — Раз уж на то пошло, девочка, то я тебя купил. Забыла? Напоминаю, ты моя собственность. Вещь. Рабыня.
— Камиль, не дури…
Он молча обходит кровать, оттаскивает от нее тумбочки, проверят, нет ли чего-то под подушками, вышвыривает мою сумку за дверь и зло скалится:
— Вот и славно!
А потом просто разворачивается, выходит и запирает дверь. Не посвящая меня в свои планы, не споря, не требуя объяснений.
— Господи, — шепчу я, не зная, что думать, что делать.
Дергаю руками, пытаясь освободиться, но тщетно. Даже перевернуться не могу. Так и лежу с запрокинутыми над головой руками. Слушаю, как шумит вода в ванной. Как насыпается кошачий корм в миску. Как хлопает дверца холодильника. Как включается телевизор.
Он что, просто смотрит спорт по телеку?! Оставив меня прикованной к кровати?! Словно вернул меня в тот самый день, когда явился за моей жизнью.
Не знаю, сколько проходит времени, но руки жутко затекают. Лежать становится неудобно. В горле скребет. Комната погружается в вечерний сумрак.
— Ками-и-иль… Камиль, я хочу пить… — прошу я как можно громче и жалобнее.
Он намеренно добавляет звук телевизора, демонстрируя, что плевать ему на мои просьбы и желания. Вот же говнюк! Будет истязать меня и мучить, но просто так не отпустит.
Нет, он не сумасшедший. Он чертов гений!
— Они испортят день нашей свадьбы, если ты не выполнишь приказ, — решаюсь сообщить я, поняв, что мне с ним тягаться бесполезно. Он победит. По жизни победитель. — Я — твое слабое место, Камиль. Они это знают.
Телевизор выключается. До меня доносятся мерные приближающиеся шаги. Дверь комнаты отворяется. Камиль плечом опирается о косяк и улыбается уголком губ.
— Ну ты и дура, девочка.
Не могу смотреть на него. Неловко становится.
— Ты только Азиза не трогай. Он всего на полминутки отлучился. У него мочевой слабый.
— Подгузники носить, значит, надо, — шипит он рассерженно.
— Камиль, я серьезно. Он ни на шаг от меня не отходил.
— Кто это был? — прямо спрашивает он.
— Сын Шамана.
Камиль меняется в лице. Хмурится, доставая телефон из кармана джинсов и что-то в нем выискивая. Подходит к кровати и поворачивает ко мне экран.
— Этот?
Смотрю на фотографию молодого азиата и киваю.
— Он.
— Эх, Фарик! — смеется он, следом набирая какой-то номер.
— Камиль!
— Тс-с-с… Брат? Ситуация у нас неприятная нарисовалась. Отпрыск вашего с Адель любимого партнера страх потерял. Моей невесте угрожал… Ну кто это может быть? Фарик Шамановский!.. Достань мне его. Потолкуем… Чего? — Камиль усмехается. — Пацан?! Фаза тоже пацан! Но Шаман от этого жалостью к нему не проникся.