— А мне всё нравится. У моей бабушки был похожий домик.
— Так что, и переезжать, может, не будем?
— Нет, ну это уже слишком. Почему бы и не воспользоваться своими возможностями. Привыкай. Я буду тебя баловать. И Кузю. И любить. Я так соскучился.
— Пусть и твои родители побудут с ним. Им есть, что друг другу рассказать и показать, — я вздохнула.
— Ну, что ещё?
— Мне же теперь надо будет тебе соответствовать. А я…
— Что ты? Ты намного лучше тех красавиц в кавычках с надутыми губами и искусственной грудью.
— Да не в этом дело. У них платья…
— У тебя будут свои платья, — Никита не стесняется меня перебивать и раз за разом разбивать все мои сомнения в том, что я не справлюсь в роли его жены. — Кстати, ты же меня кинула на театр. Надо будет обязательно сходить.
— Где? В Минске?
— Почему в Минске? Ну, хочешь, можем и в Минске.
Я засмеялась.
— Мне с театром не везёт. С Аней пыталась пару раз выбраться — не получилось. То Кузя заболеет, то в школе дела найдутся. И вообще, жалею, что тогда с тобой не сходила. Не думала, что когда-нибудь об этом тебе расскажу.
— Так ты счастлива со мной, выходит?
— Никита, безумно. Безумно счастлива. Кажется, это сон. Проснусь, а тебя рядом нет.
— Это мой страх. Проснусь, а тебя рядом нет. И я тебя ещё не отыскал. Единственный мой настоящий страх в жизни. Не забыть мне ту станицу, в которую ты меня отправила… Сумерки, какая-то странная женщина, которая говорит, что тебя здесь нет. Я тогда почувствовал всеми своими клетками, что разлука наша надолго. Боялся, что навсегда. И этот сон… Практически каждую ночь, почти все пять лет. И вопросы, сплошные вопросы. Наша первая безумная и счастливая ночь. Я же это ясно чувствовал. Не мог обмануться. Что это было? Почему так всё нелепо закончилось? Неужели это всё? С каждым годом поиска надежда ускользала и ускользала. Ты могла выйти замуж, родить детей. Почему у нашей зимней сказки оказался такой печальный конец? Ответов не было. Разные мысли лезли в голову. Думал, когда я тебя найду…
Никита не успел договорить, потому что в дверь позвонили.
Глава 43
— Так поздно? Кто это может быть? — Никита нахмурился и сел на кровати.
Я пожала плечами.
— Не знаю. Обычно гостей у меня в это время не бывает.
— Пойду, посмотрю. Накинь халатик пока, — сказал и чмокнул меня в висок.
Я услышала, как Никита кому-то громко сказал, что вас тут совсем не ждут. И тут же услышала знакомые мне с детства голоса.
Почти бегом выскочила из спальни. Подходя к веранде, почувствовала, как сердце моё затрепыхалось, а руки сделались влажными. Что им надо? Теперь я никому не позволю испортить свою жизнь. И Никита не позволит. Хорошо, что Кузи нет дома.
— Доченька, — мама сразу бросилась мне навстречу и обняла за шею.
Сквозь свои слёзы, которые мгновенно нахлынули, не спрашивая моего разрешения, я увидела, как папа опёрся спиной на входную дверь, словно ему было очень тяжело стоять, и с тревогой в глазах за всеми нами наблюдал.
— Прости нас, пожалуйста. Маргарита, прости, — мама зарыдала на моём плече, а я не понимала, что чувствую сейчас на самом деле.
Если бы это всё случилось тогда, когда я вернулась из Минска, то счастью моему не было бы границ. Но сейчас…
Сейчас, когда прошло столько времени, сейчас, когда другие бабушка и дедушка были лишены не по своей воле общения с внуком, сейчас, когда я благодаря им, моим родителям, самым близким людям на земле, бежала из своей любимой и тёплой станицы… И потерялась с моим Никитой… Да, я не снимаю своей вины с себя. Я должна была побороть страх и позвонить Никите.
Но я не забыла, что мне экстренно пришлось убегать от моих родных людей, которые могли меня упечь в психушку или ещё что-нибудь придумать. И, скорее всего, меня бы ждал принудительный аборт. И не родился бы мой сынок.
Воспоминания полились на меня как горная река, и следом катились слёзы, которые остановить я уже даже и не пыталась. И не могла. И маму оттолкнуть не могла. Но и не понимала, осталась ли хоть капля моей нежности к ним.
— Мы можем увидеть внука? Я просто спрашиваю. Мы ни на что не надеемся.
— Если только вам разрешит Никита, — как можно строже ответила я.
Я увидела, как у Никиты заходили желваки на скулах, но он тут же взял себя в руки и спокойно ответил.
— Кузя сейчас отдыхает с бабушкой и дедушкой. Его нет в посёлке.
— Позвольте его увидеть, хоть один раз. Хоть пару минут, — почти умоляющим голосом попросила мама.
Я нашла силы, сняла руки мамы с моей шеи и отошла к Никите. Он тут же заключил меня в кольцо своих рук и вытер с моих щёк слёзы. И я поняла, нет, почувствовала, что теперь я за ним, как за каменной стеной.
— Мама, я звонила вам с папой, когда Кузя родился. Вы же помните это? Всех девочек из роддома мама встречала. И мамы, чужие мамы, мне передавали морсы клюквенные после родов. Я не удержалась… Это был такой нужный звонок, я думала, что у вас оттают сердца. Малыш родился. А ты… Ты сказала, что я вас позорю. Чтобы не смела больше звонить, что я принесла в подоле, чтобы не смела появляться на глаза, что вы оказались правы насчёт меня, что в поездке я занималась бл…
— Марго, спокойней. Не надо опускаться до такого уровня. Не разрушай себя. Мы это уже всё с тобой обсуждали. Спокойно, солнышко, — Никита гладил меня по спине, а я дрожала каждой своей клеткой, не зная, как теперь вообще дальше существовать нам, таким родным и одновременно далёким людям, и мысли одолевали тяжёлые, что эти все наши проблемы бесконечные и ужасные. — Спокойно, малыш, я рядом. Вместе мы всё преодолеем.
— Подожди, Никита. Я хочу сказать им, что я встретила тебя. И счастлива. Да, у меня была с тобой связь, хоть мы и были знакомы совсем чуть-чуть. Так, наверное, не делают порядочные девушки, так считают и мои родители. Но эта связь была… Её как будто благословили, всё было так… Это был один из самых лучших моих моментов в жизни. Я полюбила тебя ещё тогда, в Минске. И все эти годы любила. Всегда любила, — я поняла, что уже обращаюсь только к Никите, смотрю только на него. — И ни о чём не жалела. И не жалею. Я люблю, тебя, Никита. Ты — мой самый лучший и родной человек.
Он смотрел на меня так, что во мне всё внутри переворачивалось, ноги подкашивались, а я понимала, какая счастливая, понимала, что вот с этим человеком буду встречать каждое утро, а вечером засыпать у него на плече. И растить сына, а, может, и ещё кого-нибудь. И мне не надо будет одной бояться, когда у Кузи температура или сыпь на теле, решать в одиночку, в какой сад пойдёт или школу, и принимать в одиночку решения по другим важным и неважным вопросам. И я смогу дарить тепло и свою любовь ему, моему любимому.
— Марго, послушай меня, — Никита взял меня за плечи. — Ты самое чистое создание, какое только я встречал. Всё, что я хотел узнать, я уже узнал. Да, многое не вернуть. Но мы будем стараться правильно жить дальше. Тебе не в чем больше оправдываться передо мной или перед кем-то ни было. Это твоя жизнь. И самое главное, хотел приберечь это на нашу свадьбу, которую мы сыграем в конце августа. — Он крепче сжал мои плечи, почти до боли. — Марго, ты слышишь меня? Я люблю тебя, Маргарита! И хочу с тобой и с нашими детьми, а я не сомневаюсь, что мы снова родим, уж очень быстро у нас это получается, прожить под одной крышей, наслаждаясь отношениями день за днём, год за годом. И это будет самым правильным в моей жизни решением.
Никита всё говорил и говорил, а я уже больше не плакала, улыбалась и старалась запомнить этот момент. Гладила его по щеке, царапая свою ладонь о щетину, ловила лучики света, которые излучали его глаза…
— Маргарита, я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь загладить свою вину, — позади меня донеслись тихие слова мамы и прервали наши признания.
Мама говорила так ласково, передо мной тут же предстали картинки из детства, когда мама что-то покупала вкусненькое, редко, но всё-таки прижимала к себе, когда я ударяла колено или боялась грозы.
Я повернулась к ним. Они оба плакали.
— Маргарита…
— Это Володя вам сообщил?
— Да. Сказал, что ты тут с мужчиной живёшь. Но, пожалуйста, не беспокойся. Мы приехали, чтобы не мешать тебе, а извиниться. Если выгонишь, то будешь права.
Я посмотрела на Никиту. Он незаметно кивнул. У него благородное сердце. Но я всё равно уточнила:
— Никита, если тебе это неприятно, то я проведу родителей до калитки. Ты понимаешь, что мне всё равно придётся видеться с ними…
— Марго, всё нормально. Родители — это родители. И тебе не надо мне ничего объяснять. Будем пытаться что-то делать вместе. И прошу меня понять, — теперь он обратился к ним, — если я почувствую хоть малейшую опасность, исходящую от вас, то всё общение будет прекращено. И для неё. И для Кузи. — И добавил очень строгим голосом. — Вы не сказали мне, что Маргарита родила ребёнка, когда я к вам приезжал. Вы обманули меня и выставили за дверь. Поэтому верить вам мне будет тяжело. Но ради Кузьмы мы будем строить отношения. Не испортите их.
— Спасибо, Никита. Но не забывай, что ещё и родители твои ничего не знают. Совсем ничего… — вмешалась я.
— Ничего, они у меня добрые люди. Тяжело им будет всё принять, но они это сделают, я это точно знаю.
Папа «отлепился» от стены и подошёл к нам.
— Дети, простите меня. Это я один во всём виноват. И жену я зря послушал, согласился с ней. Должен был сам всё это остановить. Женщины они напридумывают всякое… Она, вроде, как и не со зла.
— Не со зла? — очень громко возразил Никита. — Не со зла к врачу возили? Может, не со зла хотели признать сумасшедшей. Только не забывайте, как вы меряете, так и вам отмеряют, — у Никиты сжимались кулаки, а моя прижатая к нему ладонь фиксировала сильное и частое сердцебиение.
— Никита…
— Я просто объясняю всем. Всё, что касается моей будущей жены, меня весьма волнует и очень беспокоит. Больше ни одной слезинки не выкатится из её глаз.