— Красивые, — произношу я задумчиво. — Автор явно любил эту девушку.
— Любил, — не спорит Богатырев.
Я подхожу к надкаминной полке, и мой взгляд падает на фотографии. Незнакомые мне люди, лица, улицы, дома. И только на одной из них я вижу невесту в свадебном платье, с фатой на голове и нежным букетиком. Ее лицо опущено, но руки…
Снова смотрю на портреты. Сходство очевидное. На всех картинах девушка с фотографии.
— Это же она! — Поворачиваюсь к Платону.
Он стоит у дивана, опершись о его спинку поясницей, и бултыхает кубики льда в стакане с янтарной жидкостью.
— Она, — отвечает, пристально взглянув на меня.
— Обалдеть… — выдыхаю я. — Это что, твои картины?! Да?! Их рисовал ты?!
— Увлекался когда-то. — Он отпивает глоток и поджимает влажные губы. — Давно.
— А она кто? — Я машинально смотрю на его руку. Обручального кольца нет. Да и раньше я его не замечала. И следов нет. — Чужая невеста, — догадываюсь я.
— Я был слишком беден для нее. — Богатырев тупит взгляд в бокал. — Нищий художник, воспитанный детским домом. В любви клялась мне, а по расчету вышла за другого.
От его слов мне становится нехорошо. В чем-то мы с ним похожи. Нас обоих предали те, кого мы любили. Но еще я слышу в его тоне неостывшие переживания. Он по-прежнему любит ее. Его не надо учить этому чувству, оно уже принесло ему боль.
— Я дал себе слово, что больше никогда никого не подпущу к себе, — продолжает делиться сокровенным мужчина-стена. — Никому не открою сердце. Дал слово, что разбогатею и докажу ей, как сильно она ошиблась, измеряя счастье деньгами.
— Твой инстаграм. У тебя только один подписчик. Она? И ты подписан только на нее?
— Да. — Он поднимает на меня пронзительный взгляд.
— Что же ты публикуешь там для нее?
— А ты как думаешь?
Его вопрос звучит слишком агрессивно. Разжевывать не надо. Он демонстрирует ей не свои картины, а богатую, насыщенную роскошью и женщинами жизнь.
Нервно сглотнув болезненный ком, я вбираю воздух в легкие и спрашиваю:
— Она видела нас?
Секунда… Еще одна… Богатырев упрямо молчит, и мое доверие к мужчинам окончательно распыляется.
Да, она видела нас. Не знаю, где и как он это заснял — в комнате казино, в салоне авто, в номере отеля, в туалете ресторана или в каюте яхты, — но я уже стала порноактрисой для одной зрительницы.
Отвернувшись, смаргиваю наворачивающиеся слезы. Неужели Ден это хотел сказать? На мою шею уже накинут аркан. В любой момент компромат, собранный для какой-то девки, может сыграть против меня. Фото там или видео — неважно. Важно, что эта грязь подпортит мою репутацию, попав в массы. Я никогда не смогу объяснить это своим родителям, я пристыжу отца, и какой матерью я стану с таким прошлым?!
— Ден давал разрешение на съемку? — спрашиваю, отдышавшись от потрясения.
— Давал.
— Когда ты это сделал?
— Прошлой ночью. На яхте.
Ну конечно! Не в казино, где я рыдала и сопротивлялась. Не в машине, где я была в образе шлюхи с трассы. Не в номере отеля, где я делала первый корявый минет, плохо скрывая скованность. Не в общественном туалете, где уважающая себя женщина никогда не раздвинет ноги. А на яхте! Тогда, когда между нами рухнули барьеры. Когда мой взгляд был полон влюбленности. Когда я была женщиной, которую не стыдно пригласить покататься на яхте. Женщиной, которой он, причмокивая, вылизал вагину. Вот что он показал своей бывшей! То, что мог бы дарить ей! То, что она, дура, упустила!
Я не вправе что-то требовать от Богатырева. Он и правда победитель. В каждой его победе не просто бездумная жажда мести. В его действиях интеллект, холодный расчет, манипуляция. Одно только остается загадкой — почему его волновала моя дружба с Мадлен?
— Я хорошо получилась? — кое-как собравшись по кусочкам, спрашиваю я.
— Отлично, — отвечает он, и я слышу звук поставленного на стеклянный столик стакана.
Приближающиеся ко мне тяжелые шаги морозным эхом отдаются в спине. Вибрируют даже мелкие косточки. А снаружи я и вовсе трясусь крупной дрожью. Злость, обида, ревность, презрение к самой себе — все смешалось в подобие яда.
— Надеюсь, однажды она поймет, как много потеряла, — молвлю, ощутив мужские ладони на своих плечах.
Богатырев разворачивает меня к себе, заглядывает в лицо и повторяет вопрос:
— Откуда синяк?
— Сказала же, не знаю, — улыбаюсь я одними лишь губами. — Красивые картины, Платон. У тебя талант, — быстро меняю тему и обвожу зал взглядом. — Где займемся сексом? Тут?
— А ты где хочешь?
— Мы не пробовали только на потолке, — наигранно хихикаю я, а в груди разрастается черная дыра, выедающая меня клыкастой пастью. — Кстати, сегодня тоже будет съемка?
— Хочешь — будет.
Его ответы, как обычно, лаконичны, но преподносятся как-то по-другому. Он чувствует мое замешательство. Не верит ни единому моему слову, улыбке, взгляду, жестам. А я уже стягиваю с себя майку и берусь расстегивать джинсы.
— Наверное, я еще не доросла до коллекционирования хоум-видео, — посмеиваюсь, вспотевшими пальцами не в силах разделаться с пуговицей.
Богатырев подхватывает меня за талию, усаживает на себя и несет к широкому креслу. Сев в него, точным движением расстегивает мой лифчик и швыряет его в сторону.
Даже не ерзая на нем, чувствую его возбуждение. Налитый кровью член готов выпрыгнуть из брюк. Но его желание уже не кажется мне искренним. Он будто умело руководит своими инстинктами. И его завожу не я, а жажда каждым толчком в меня забивать гвоздь в крышку гроба своей бывшей.
Не могу смотреть в его лицо. Он не обещал мне какого-то будущего. Мы оба знали, что этим встречам придет конец. И все равно больно.
— Я хочу сзади, — шепчу ему на ухо.
Соглашается без упреков и вопросов. Теперь-то мне ясно, что ему не принципиальна поза. Ему важен только оргазм, причем двойной, так как победа двойная.
Стянув с меня джинсы, Богатырев ставит меня на колени в кресле, пристраивается сзади и уже через минуту я стискиваю зубы, раскачиваясь и глотая слезы. Пытаюсь сосредоточиться на ощущениях, но голая правда похожа на искрящийся током провод. Жалит меня, оставляя раны и отметины. А картины вокруг, с которых за нами наблюдает его бывшая, с головой затягивают меня в болото.
Мужские руки, как и раньше ласкают и мнут изгибы моего тела. Платон прижимает мою спину к своей твердой груди, прикусывает мочку моего уха, порыкивает, а я впервые имитирую с ним удовольствие. Он по-прежнему хорош. Дело во мне. В странных мечтах, разбившихся о скалы реальности.
— Ты не кончила, — замечает он, когда мы уже одеваемся.
— Такое бывает. Не бери в голову. Скажем, у меня сегодня фригидный день, — подшучиваю я. — Вызовешь мне такси?
Вновь собрав волосы в хвост, поправляю маечку и ловлю на себе его сосредоточенный взгляд. Боюсь, что спросит, почему я не хочу остаться на ночь, или почему не хочу, чтобы меня отвез он. Не скажу же я ему: «Потому что, кажется, я в тебя влюбилась». Я не хочу выглядеть жалкой.
— Вызову, — отвечает Богатырев, и у меня камень спадает с плеч. — Завтра так же в десять. Не забудь.
— Не забуду, — произношу, прискорбно признавая, что это будет наша последняя ночь. Так саднит это осознание, хоть на стену лезь.
Может, Ден был прав? Мне стоило все бросить и уехать с ним? Какое будущее меня ждет после того, как Платон Богатырев, опустошив меня до дна, исчезнет? Разрыв с Деном я переживу. С Платоном… постараюсь пережить.
Глава 14
Признание Богатырева что-то надломило во мне. Я превращаюсь в собственную тень, бесцельно бродя по квартире и не зная, чем занять себя. Нахожу напольные весы и выясняю, что действительно скинула целых четыре килограмма за эти дни. Если так пойдет дальше, анорексия мне гарантирована.
Достаю из холодильника нетронутый вчерашний обед, разогреваю и запихиваю в себя, абсолютно не чувствуя вкуса. Будто трава во рту.
Можно обмануть родителей, коллег, Мадлен, даже Дена, но себе лгать бесполезно. Я сильно привязалась к Богатыреву и хотела бы оказаться той женщиной, которой он посвятил не только свои картины, но и чувства, свою жизнь. Он умеет любить без остатка. Готов пойти по головам ради нее. Оставить за собой сотни разбитых сердец и трупов. Усыпать ее дорогу всем, чего она только пожелает.
Чем больше думаю о нем, тем сильнее ненавижу себя за дурацкую влюбленность. Но и бежать с Деном тоже не вариант. Его я ненавижу еще больше.
Проведя день за увлекательным занятием самоедства, я гляжу на часы и лезу в чемодан. Думать, рассчитывать, мечтать можно сколько угодно, а встреча с Богатыревым состоится. Так или иначе.
Надев белую блузку и черную юбку-карандаш (кое-что из моего офисного гардероба), я собираю волосы в строгую «ракушку» на затылке и смотрю на свое отражение в зеркале. Такой Богатырев меня еще не видел. Пусть посмотрит. Пусть запомнит, что я могу быть разной.
В назначенное время я выхожу на улицу. Богатырев уже ждет. Стоит у своего «Лексуса», прислонившись к нему спиной, и потирает кулак. В майке, пятном прилипшей к его груди, и джинсах, он выглядит растрепанным, уставшим, нервным. У него явно тоже был тяжелый день.
— Привет, — улыбаюсь ему улыбкой, которую целый час репетировала. Замечаю сбитые костяшки на его руке и засохшую кровь. — Боже! Что случилось?
— Да так, — отвечает он, поглядывая по сторонам. — Проучил кое-кого. Ненавижу, когда какое-то чмо на бабу руку поднимает.
— Надеюсь, тебе за это ничего не будет.
— Мне нет. А тому уроду потребуется вставная челюсть.
Я догадывалась, что Богатырев человек опасный. Но сейчас он похож на самого дьявола.
— Куда поедем сегодня? — спрашиваю, поняв, что нельзя узнавать больше. Я снова буду переживать, думать об этом. Достаточно. — Последняя ночь.
— Ее не будет, — вдруг отвечает Богатырев, пронзительно взглянув на меня.
Между нами шаг, но кажется, он стремительно уменьшается. Улица вокруг нас размывается, звуки затихают и становятся далеким фоном.