— Сволочь ты, Саш, — выругалась я искренне, и Лебедев кивнул.
— Да, признаю. Я хотел тебя и собирался получить. Нет, конечно, если бы ты оттолкнула… но ты ведь не оттолкнула, Стась.
— Сволочь.
— Да. Но я не жалею, и никогда не пожалею. И сейчас я постараюсь объяснить тебе, почему.
Я тогда наслаждался тобой, толком не анализируя ситуацию. Мне просто нравилось, что ты рядом, я обожал подшучивать, дразнить тебя…
— Так всегда было. И будет, видимо, — съязвила я. Язвила я от страха: не понимала, к чему ведёт Сашка…
— Наверное, Стась. — Лебедев смотрел на меня серьёзно, не улыбаясь. — Но я никогда не хотел причинить тебе боль или как-то обидеть. Возможно, я обидел тебя тогда… но знай, это было невольно.
Я решил: пусть всё будет, как должно. Нам хорошо вместе, так почему бы и нет? Правда, меня иногда грызло ощущение чего-то неправильного, но я гнал это ощущение прочь.
«Чего-то неправильного»… Кажется, я поняла, что Лебедев имеет в виду. Сейчас скажет: мы друзья, и должны оставаться друзьями, поэтому никакого секса с этого момента. Извини, что обидел, но ты ведь сама сказала — уговор дороже денег.
Я сглотнула.
— А потом был тот день, когда мы вернулись из Праги. Помнишь, я тогда впервые забылся и кончил в тебя? Меня в тот момент будто бы накрыло. Это было настоящее откровение, Стась… Я вдруг понял: я тебя не просто хочу, я тебя люблю.
Ага… А я сплю, наверное…
Сашка пересел, чтобы быть чуть ближе ко мне, взял меня за выглядывающие из-под одеяла руки, погладил ладони.
— Очень люблю, Стась. Ты мне как воздух нужна, и я готов это доказывать каждый день и час… Как во всех этих брачных клятвах. Но я понимаю, можешь не объяснять: ты всё ещё не забыла Волгина. Я понимаю, правда, Стась, и я даже уже почти не ревную… Просто позволь мне быть рядом с тобой.
Я хлопала глазами, а Лебедев говорил так жарко, будто действительно убеждал меня в чём-то очень для него важном.
— Позволь мне, Стась. Я не требую от тебя взаимности сию же секунду, я просто буду стараться добиться её, и надеюсь, что добьюсь. Но я хочу, чтобы наш брак не был фиктивным.
У меня перехватило дыхание.
— Будешь моей женой, Стасенька?
Я взгляд умоляющий. Не жалобный, и совсем не театральный, а искренний, беззащитный… выжидающий.
А ещё там был страх. На самом дне этого взгляда плескался страх… как отражение моего собственного страха. Страха, что тебя не любят. Что оттолкнут и отвернутся.
— Сашка… Боже, какой ты дурачок… — прошептала я, придвинулась ближе и поцеловала своего мужа сама. А потом, заметив его недоумение, рассмеялась.
— Теперь моя очередь говорить, Саш. И обещай не перебивать!
Он обещал. Но обещание своё не сдержал.
Как только я сказала Лебедеву, что тоже люблю его, он очень обрадовался и совершенно ничего больше не захотел слушать. Схватил меня в охапку, прижал к себе и поцеловал.
И этот поцелуй был самым сладким за всю мою жизнь. Наверное, потому что именно он был моим самым первым поцелуем. Не просто движением губ навстречу друг другу, а настоящим поцелуем, соединением двух любящих сердец.
А ещё с этим поцелуем растворился страх. Совсем-совсем, без остатка…
Целовались мы долго. У меня даже губы заныли, а Сашка совершенно нагло начал задирать выданную Ксюшкой ночнушку.
— Здесь нельзя, — заявила я категорично, хлопнув его по загребущим рукам. — Имей совесть!
Лебедев сокрушённо вздохнул и обнял меня крепче.
— Как скажешь. Вечером отыграюсь. У тебя же ещё месячные не начались?
— Нахал.
— Да, я такой. Скажи ещё раз, Стась.
— Что сказать?
— Что любишь.
Я закатила глаза.
— Очень люблю, Саш. Доволен?
— Ага, — Лебедев расплылся в улыбке. Ну как ребёнок. А потом вдруг нахмурился. — Только вот вчера ты говорила, что любишь Волгина. Зачем, Стась?
— Злая была, — протянула я виновато и чмокнула мужа в щёку, чтобы не злился. — Вот и брякнула. Неправда это, Саш. Наоборот, я после нашей с ним встречи поняла, что всё прошло окончательно и бесповоротно.
— Врушка, — пожурил меня Лебедев беззлобно, и я фыркнула.
— А ты тоже врушка.
— Когда это я врушка был?
— А кто мне в институте заявил, будто меня не хочет? А? Забыл? Я тебя тогда спросила, почему ты со мной дружишь, а ты сказал: «Просто я тебя не хочу». Врал же!
— Да-а-а, — Сашка ухмыльнулся. — Было дело. Соврал.
— Но зачем? — я недоумевающе подняла брови. — Нет, я не в обиде… Просто не понимаю. Зачем, Саш?
— Не зачем, а почему, — Лебедев посерьёзнел, заглянул мне в глаза и продолжил: — Ты помнишь, что я сказал тебе. А что ты сказала мне до этого моего ответа? Помнишь?
Я напряглась.
— Не-е-ет…
Сашка улыбнулся.
— Неудивительно. Мы чаще всего помним свои обиды, а не чужие.
Чего-чего?..
— Ты тогда начала рассуждать о том, почему люди дружат или просто общаются. Целую теорию вывела. И между прочим бросила: «Вот взять нас. Почему я дружу с тобой? Ты шалопай, я серьёзная. Мы очень разные. Можно было бы предположить, что кто-то в кого-то влюблён, но это не так. Ты меня как парень не привлекаешь. Мне высокие брюнеты нравятся, а ты белёсый коротышка».
Блин. Это что, я ТАК сказала?! Да не может быть! Да ещё и про Сашкин рост!
— Я не могла такого сказать!
— Я уже не помню, как это тогда прозвучало, Стась. Может, «невысокий блондин» или «низкорослый и светловолосый». Какая разница? Смысл тот же.
— Но… Я не специально! Я Костю Волгина имела в виду…
— Теперь я это понимаю, — ответил Лебедев спокойно. — Но тогда мне стало очень обидно, Стась. И когда ты после этого монолога спросила, почему я с тобой дружу, я и брякнул это «Я тебя не хочу». Простишь?
— Конечно. И ты меня прости…
И нам опять немного снесло крышу…
Минут через десять беспрерывных поцелуев в дверь постучалась Ксюшка.
— Ребят, я всё понимаю. Но у меня завтрак там стынет. И на работу пора…
Пришлось возвращаться с небес на землю и идти насыщать наши чрева, глупо и немного мечтательно улыбаясь.
Ксюша, в отличие от нас, улыбалась понимающе. Вот только глаза у неё были слегка красные, словно она долго плакала.
— Тебя опять Виталик достаёт? — спросил Лебедев серьёзно, подцепляя вилкой верхний блинчик с горки. — Хочешь, поговорю с ним?
— Нет, не Виталик, — подруга улыбнулась, размазывая по своей тарелке сгущёнку. — Не обращайте внимания, это так… ерунда. Я рада, что вы помирились. Жаль, на свадьбу не могу попроситься, уже свершилось. Зато могу на крещение…
— Какое крещение? — Мои счастливые и расслабленные мозги не сразу врубились в сказанное.
— Ну как, какое? Хочу быть крестной мамой вашиx детей. И только попробуйте взять кого-нибудь другого! Покусаю.
Мы с Лебедевым xорoм засмeялись.
— И вообще — xорoшо то, что хорошо кончаетcя, — заключила Ксюша, всё-таки pешившись взять блинчик. — Прекрасно, когда хэппи-энды случаются не только в книгах, но и в жизни.
— Это ещё совсем не энд, — возразила я, а Лебедев ухмыльнулся.
— Зато точно хэппи!
Ближе к вечеру, когда мы с Сашкой возвращались домой после тяжёлого рабочего дня, мне пришла короткая смска от Ксюшки.
«Помнишь мой подарок, который я отдала вам после свадьбы в машине? Теперь можно его открыть. Обнимаю!»
Я, внезапно вспомнив об этом единственном нераспакованном подарке, даже подпрыгивать начала от любопытства и нетерпения, так мне хотелось узнать, что Ксюшка туда положила. И когда мы с Лебедевым, добравшись домой, разорвали пакетик…
— Ггггг, — заржал Сашка и затрясся от смеха, пока я с вытянувшимся и наверняка очень комичным лицом рассматривала две пары вязаных пинеток. Розовые и голубые. На мальчика и на девочку.
Внутри пакетика лежала крохотная открыточка.
«Я не Нострадамус, поэтому связала две пары. Совет да любовь!» — было выведено на ней аккуратным и округлым Ксюшкиным почерком.
— Нострадамус, — фыркнул Сашка, обнимая меня и целуя в покрасневшую одновременно от смущения и возмущения щёку. — Ещё какой Нострадамус.
— Угу, — буркнула я. — Вольф Мессинг, блин. Это ж надо! И ничего мне не сказала…
— И правильно сделала. Не надо вмешиваться в чужие отношения! Ладно тебе, Стась, не дуйся. Пошли лучше детей делать.
— Чтобы пинетки не залёживались? — съязвила я, но Сашка не стал отвечать. Точнее, стал, но не словами… Сначала поцелуями, а потом…
Вот так и закончился наш фиктивный брак. Впрочем… кажется, он и не начинался. Он существовал очень недолго и исключительно в наших головах, но так и не трансформировался в реальность.
Мы думали, что обманываем друзей и родных, а на самом деле обманывали только самих себя. И всё, о чём мы говорили нашим родителям, было правдой
Я действительно любила Сашку всегда, просто поняла это совсем недавно.
Но как же хорошо, что поняла!