— Тебе нужно учиться, — уговаривала его мама в год, когда Игорь заканчивал школу. — Поступать в институт, получать образование…
Он только отмахивался. Ещё пять лет сидеть на шее у матери, которая и так постепенно угасала — нет уж, хватит. Те крохи, которые Игорь зарабатывал в годы обучения в школе, не хватило бы им обоим даже на еду, если бы мать ушла с работы. А он так мечтал, чтобы она отдохнула… С тех пор, как родился Игорь, она ни разу даже не была в отпуске.
Поэтому после окончания школы он пошёл на кулинарные курсы и устроился работать в пекарню. Положительный, аккуратный и непьющий, Игорь быстро стал одним из незаменимых сотрудников. Работал он много — сначала хотел скопить матери на отпуск, чтобы хоть к морю съездила, а потом уже — на лечение, потому что у неё обнаружили рак.
Несколько лет они бились с болезнью. Игорь работал без продыху, днём и ночью, недоедая и недосыпая. Все его школьные друзья постепенно растворились, ушли в прошлое, потому что у Игоря не было на них времени. И на девушек тоже. Иногда он со своим единственным другом и по совместительству соседом по лестничной площадке Михаилом ходил к его знакомым легко доступным девочкам, но ничего серьёзного у Игоря за всю жизнь так и не случилось.
За пару месяцев до двадцать четвёртого дня рождения Игоря его мама умерла. Он так и не успел скопить на нужную дорогую операцию — куда там, с зарплатой обыкновенного булочника.
Потом были несколько недель запоя, когда утром он просыпался с полным отсутствием памяти, кувыркание с какой-то проституткой, после которой пришлось потратить пару тысяч на лечение у венеролога, ну и, наконец, влюблённость в Настю.
Михаил познакомил друга со своей невестой практически накануне свадьбы, и она просто поразила Игоря — белокурая, голубоглазая, с белоснежной улыбкой. Ангел, сошедший с небес.
Игорь прекрасно понимал — ничего ему не светит, да и непорядочно это — пытаться отбить невесту у лучшего, более того — единственного — друга.
По этой же причине он пошёл на их свадьбу. Просто не мог отказать.
Мельтешение незнакомых лиц, громкая музыка, алкоголь, льющийся рекой, какой-то тупой тамада, — всё раздражало Игоря просто до крайности. Он до боли в руке сжал бокал с шампанским, не в силах сделать глоток — так его тошнило от всей этой ситуации.
И вдруг почувствовал лёгкое, как пёрышко, прикосновение к пальцам, сжавшим бокал, и тихий, немного дрожащий голос произнёс:
— Не переживай. Всё ещё будет, южный ветер ещё подует, и весну ещё наколдует…
Игорь, вздрогнув, повернулся лицом к говорившей. Девушке было лет девятнадцать, не больше.
Она, не подозревая этого, процитировала строчки из любимого стихотворения его матери. Да и сама она была немного похожа на его мать — такая же маленькая и хрупкая. Кожа белая, нежная, нос в веснушках, аккуратные губы, на голове — жуть какая-то, будто она никогда о расчёске не слышала.
А глаза… глаза у неё были странные. Словно пеплом присыпанные. Больные.
— Это Вероника Тушнова? — Игорь и сам не ожидал от себя этих слов, но почему-то ему вдруг захотелось поговорить с этой девушкой со сгоревшими глазами.
Она кивнула.
— Если б помнили это люди, чаще думали бы о чуде, реже бы люди плакали. Счастье — что оно? Та же птица: упустишь — и не поймаешь. А в клетке ему томиться тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?
Она затаила дыхание, и в глазах мелькнуло что-то, похожее на радость. Игорь внезапно понял — ему хочется, чтобы глаза этой девушки вновь горели, как когда-то…
А потом она подхватила:
— Я его не запру безжалостно, крыльев не искалечу. Улетаешь? Лети, пожалуйста… Знаешь, как отпразднуем встречу!
Их голоса сливались в один, стоящие рядом люди косились на них с удивлением, но Игорю было всё равно. Да и ей, наверное, тоже. Потому что она вдруг улыбнулась. И он улыбнулся ей в ответ.
— Пойдём отсюда? — спросил Игорь, махнув рукой в сторону выхода. Она кивнула, поставила бокал на столик и поспешила прочь из зала, такая смешная и нелепая с этой странной причёской.
— Я — Игорь. А тебя как зовут? — сказал он, когда они оделись и вышли из ресторана.
— Полина.
Тот день стал тем самым днём, который Игорь запомнил на всю жизнь. Всё отошло на задний план, стало пылью под ногами, чем-то неважным и незначительным, когда Полина была рядом. Почему, он не знал. Но такого никогда не было раньше, с другими девушками.
Полина сразу стала своей, словно так было всегда. Словно они знали друг друга миллион лет. Всё понимала и почему-то считала Игоря равным, хотя уже тогда училась в институте на третьем курсе.
А ещё Игорь знал, что не только она нужна ему, но и он нужен ей. Так же, как он был нужен матери.
— Ты — моя путеводная звезда, — сказала однажды Полина. — Без тебя я бы заблудилась в темноте, но ты освещаешь мне путь, и я продолжаю идти.
Игорь любил её. Как саму жизнь. Нет — больше, чем жизнь.
Они гуляли допоздна в тот день, хоть погода и не располагала к прогулкам, и разговаривали обо всём подряд. Да и молчали тоже, причём так душевно, как у Игоря раньше получалось только с мамой.
Когда они подошли к дому Полины, Игорь вдруг сделал то, чего не ожидал сам от себя — обнял девушку за талию, поставил на ближайшую скамейку, чтобы была с ним одного роста, и поцеловал.
Первый раз, второй, третий…
Поцелуи чередовались со счастливым смехом.
— Перестань, — сказала Полина, погладив Игоря по волосам. — А то мы сегодня всё израсходуем, на завтра ничего не останется. — И потом, замерев, добавила: — У тебя очень мягкие волосы. Знаешь, что это значит?
— Понятия не имею.
— Это значит, что у тебя мягкий характер, — ответила она. — А у меня волосы жёсткие и колючие, как у ёжика.
— А я не боюсь ёжиков, — засмеялся Игорь.
Ни разу за те годы, что они с Полиной были вместе, он не пожалел о своём выборе. Несмотря на то, что она не могла иметь детей. Несмотря на то, что её постоянно мучили кошмары, в которых раз за разом умирал её брат. Несмотря на то, что поздней осенью и в мрачные зимние дни у неё иногда случалась беспричинная истерика, вызванная депрессией.
Игорь всё равно любил её. Может быть, потому, что Полина тоже была его путеводной звездой.
Просто не знала об этом.
Глава семнадцатая, в которой я узнаю то, что меня удивляет, и знакомлюсь с Ари
Рукописи не горят.
М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Я не знала, что сказать. Поэтому просто молчала, глядя в его глаза. Мне было трудно представить, что он сейчас чувствует. Каково это — за десять секунд вспомнить тридцать лет жизни?
Словно услышав этот мой вопрос, Эдигор тихо сказал:
— Мои воспоминания сейчас напоминают перетушенное овощное рагу. Куча всего, но где что — непонятно совершенно…
— Всё смешалось в доме Облонских? — я сочувственно улыбнулась. Император, нахмурившись, дотронулся рукой до своего лба.
— Откуда я знаю эту фразу? Я точно уже где-то её слышал.
Несколько секунд Эдигор смотрел на меня, и в его глазах отражались непонимание и растерянность, а потом он опустил веки, глубоко вздохнул и вновь обнял, прижался горячими и сухими губами к моей щеке.
— Мне всё это снится? Какой длинный сон…
— Я попробую объяснить тебе, — прошептала я, целуя его. — Правда, я и сама не до конца понимаю. До сегодняшнего утра я и понятия не имела, что ты тоже тут, Игорь…
Император помотал головой.
— Эд. В этом мире я — Эд. За тридцать лет я привык к этому сокращению, Полина.
— Тогда я — Линн.
Он открыл глаза, и теперь они уже не были такими затуманенными и растерянными, улыбнулся, погладил меня по щеке и сказал:
— Пойдём.
— Куда?
— В мой кабинет. Мне нужно присесть, а то я ненароком свалюсь с этого балкона, голова очень кружится.
Мы спустились на пару этажей ниже, по пути почти никого не встретив (ну, кроме стражников, которые и так были расставлены по всем углам — императорский замок всё-таки), и Эдигор впустил меня в просторную комнату, где не было ничего, кроме книжных шкафов, огромного, заваленного бумагами стола, парочки кресел и стульев.
Император опустился в самое большое кресло, стоящее спиной к окну, и утянул меня за собой, усадив на колени. Несколько минут мы просто сидели и молчали, прижавшись друг к другу, только иногда Эдигор нежно целовал меня в щёку или висок — наверное, когда что-то вспоминал.
— Линн?
Я подняла голову и застыла, наткнувшись на его ласковый взгляд, в котором, однако, было очень много от нового Игоря. Никогда не думала, что взглядом можно подчинить, причём сделать это так нежно и ненавязчиво.
— Император, — прошептала я, не в силах опустить глаза. — Чёрт побери, ты всё-таки самый настоящий император…
— Неужели? — произнёс Эдигор, и в голосе его было столько сарказма и иронии, что я недоуменно приподняла брови. — А мне кажется, что всё-таки не очень настоящий. Объясни, чьи это шуточки? Это сон или нет? И как мог обычный булочник без образования вдруг стать наследником престола?
— Ответ на последний вопрос я и сама не знаю, — я покачала головой. — А остальное постараюсь объяснить.
И я начала рассказывать.
Думаете, это было легко? Ошибаетесь. Я постоянно путалась, пытаясь забежать вперёд, связать прошлое с настоящим и будущим… Эдигор не задавал вопросов и не перебивал, просто молча слушал. Только один раз, когда я стала рассказывать про Хранителя, странно усмехнулся и сказал:
— Значит, Аравейн был рядом со мной только из-за силы демиурга. Боялся, что она проявится раньше времени, Эрамир вытолкнет меня и ты не успеешь попасть сюда, чтобы исправить ошибки... — В этот момент император почему-то отвёл глаза, но я лихорадочно пыталась вспомнить, что ещё не объяснила, поэтому почти не обратила внимания на слова Эдигора.
Я постаралась рассказать всё. Об Олеге-Рыме, о наших приключениях в логове реформаторов, о встрече с Ленни, о пророчестве, в котором осталось исполнить только одно условие.