— Плато-о-он, — тяну, целуя его губы, — нам надо работать…
— Успеем.
— Может, двух зайцев одним выстрелом? — Подаюсь назад и, глядя в его затуманенные страстью глаза, вытаскиваю из органайзера ручку. Щелкнув колпачком, подаю ее Богатыреву. — Я могла бы тебя ласкать, а ты тем временем…
— Подпишу какие-то сомнительного содержания портянки? — вдруг меняет он тон, шире разведя мои ноги и схватив меня за шею. — Ты за кого меня держишь, Рита? — цедит сквозь зубы. — Или ты сейчас же признаешься, в какую игру играешь, или я сам это выясню!
От ужаса у меня все мышцы огнем охватывает. Я сжимаюсь в комок под беснующимся напором. Из глаз текут слезы. Чувствую себя самым жалким созданием в мире. Беспомощным, бесправным, грешным.
— Мадлен похитила Сашу и отдаст ее только в обмен на этот договор, — киваю за спину. — Срок — до завтрашнего полудня.
Глаза Богатырева темнеют. На лице играют желваки, на шее рьяно бьется жила. Отпустив меня, он переключается на изучение бумаг, а я смахиваю слезы, тру шею и подтягиваю трусы.
— Пойми, у нее условие. Если она узнает, что ты в курсе… И время не на нашей стороне. Мы не успеем найти Сашу.
Закрыв папку, Богатырев поднимает на меня грозный взгляд. Я мысленно молю его простить меня, глупую женщину-мать. Плохую мать. У хорошей такого бы не произошло.
— Зря твоя подружка это затеяла, — рычит он. — Собственноручно завела обратный счет своей жизни.
Ахнув, закрываю рот пальцами. Неужели Богатырев собирается убить ее?!
— Платон, ты же…
Он хватает ручку и отвечает:
— Это сделаю не я. А те, кому она служит. Звони ей. Назначай встречу.
Прямо при мне абсолютно хладнокровно Богатырев подписывает бумаги, жмет кнопку станции и приказывает Ире немедленно собрать совещание управления, а также уточняет, чтобы она прямо сейчас поставила необходимые печати на договор. Не задавая лишних вопросов.
Уже через пять минут я получаю на руки документы, которые лишат Богатырева нового бизнеса, но вернут мне дочь. Одного спасибо тут мало. Мне вовек не отплатить ему.
— Ты кое-что забыла, Рита, — раздраженно говорит он, — она и моя дочь.
Я лишь виновато опускаю лицо и покидаю кабинет до того, как в него входят коллеги. Меня это заседание не касается. У меня теперь только одна задача — успешная сделка с Мадлен.
Она отвечает на звонок не сразу. Голос у нее сонный, хриплый.
— Как Саша? — для начала спрашиваю я.
— Спит, — бурчит Мадлен. — Надеюсь, ты не по этой глупости разбудила меня?
— Документы у меня на руках. Где встретимся?
После этого она становится бодрее, голос яснее. Я представляю, как Мадлен вылезает из постели и прыгает до потолка от счастья.
— Я должна убедиться, Рита, что ты не шутишь. Держи свой мобильник при себе. — Она отключается, и меньше чем через минуту перезванивает по видеосвязи. Свое лицо не показывает. Камеру отключила. Наверное, ее окружает что-то, что я могу узнать и выяснить, где она прячет мою дочь. — Показывай.
Я переключаю камеру и листаю при ней договор, наводя ракурс на подписи и печати.
— Ну вот, а ты боялась, — смеется она. — Сейчас пришлю тебе адрес и время. Возьми с собой свою мамочку. Ты передашь мне документы, а мой человек ей — вашу девчонку.
— Договорились, — соглашаюсь я, засовывая папку в сумку.
— И не забывай, Рита, никакого хвоста.
Мой мир не рухнул, когда зыбкое семейное счастье с Королевым оказалось миражом. Я не умерла, когда Богатырев оставил меня, просто исчезнув без объяснений и подарив призрачную надежду на встречу. Я проглотила обиду от предательства Мадлен и Ярослава. Но потерю Саши я не переживу. Я даю себе клятву, что отныне каждую свободную минуту буде посвящать своей дочери, лишь бы с ней ничего не случилось.
— Она для меня все, Мадлен. Ты это знаешь.
Отключившись, жду адрес, запоминаю и удаляю сообщение. Богатырев не должен его видеть. Хватит с него жертв.
Собравшись, выхожу из кабинета, но не из офиса. В зале уже включают свои компьютеры приходящие на работу менеджеры, но пока тихо и прохладно. И в этом умиротворении меня тормозит голос Богатырева.
— Вызвать тебе такси?
Медленные тяжелые шаги. Равномерное дыхание. Горький парфюм. Я с трудом поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом. Он не одобряет моих действий. И лучше бы все в лицо высказал, чем так — молча раздавливает.
— Я сама.
— Сама ты уже села в лужу.
— Так отчитай меня. Напомни, что предупреждал насчет Мадлен. Не упусти возможности ткнуть меня носом в мою неразборчивость в мужчинах. Я согласна, Платон. Только не сейчас. Мне надо забрать дочь.
Он вынимает из кармана какую-то мелкую вещицу, размером не больше пуговицы на моей блузке, и засовывает в мою сумочку.
— Жучок? — Закатываю я глаза.
— Так мне будет спокойнее. Когда все закончится, дай мне знать, где вас встретить.
— Я буду с мамой, поэтому…
— Раз за мамой заезжать будешь, значит, возьми сразу все документы и личные вещи на первое время.
— Зачем? — хмурюсь я.
Он подходит ко мне вплотную, сжимает мои плечи и губами прижимается к моему лбу:
— Хватит с нас, Рита. Пора пожить для себя.
— Без мамы мы с Сашей никуда не поедем, — ставлю я условие, хоть и понимаю, как шатки мои позиции.
— Я знаю, — отвечает он, отпуская меня. — Ее это тоже касается. Иди. Но если что-то пойдет не так, я, Рита, все по-своему сделаю.
Слабо улыбнувшись, подтягиваюсь на носках, целую его в губы и шепчу:
— Я знаю.
Его доверие — моя лучшая награда. И пусть он разнесет свой кабинет в щепки, когда закончится совещание. Главное — он позволил мне самой решить проблему. Наверное, сам прекрасно понимает, что ему сейчас противопоказано видеться с Мадлен. Мокрого места от нее не оставит, обрекая тем самым нас с Сашей на тюремные свиданки с ним.
Развернувшись, уверенным шагом иду к лифту и по пути набираю маму. Пусть собирает все необходимое. Богатырев прав, пришла пора все послать к чертям и просто пожить для себя.
Глава 18
День жаркий, душный. В такси никакого намека на исправный кондиционер, а к водителю отношусь настороженно. Свежи во мне воспоминания одной недавней безумной поездки. Да еще мама всю дорогу носом шмыгает. Два раза прошу ее перестать и прекращаю. Бессмысленно.
Зато Мадлен в своем прежнем облике светской псевдольвицы: экстравагантное платье, укладка, яркий мейкап, броские дорогие украшения. Сидит за столиком уличного кафе и лениво помешивает свой кофе.
Глаза бы ей выцарапала! Тварь, сука, мразь!
Не представляю, как выдержу даже полминуты в ее компании, а она, как назло, жестом приглашает меня присесть.
— Показывай, — кивает на сумку, которую я обнимаю обеими руками.
— Где моя дочь?!
— Показывай! — настойчивее.
Я вытаскиваю документы, открываю папку и поворачиваю подписями к Мадлен. Довольно кивнув, она набирает номер на своем мобильнике и тихо говорит, обводя мою всхлипывающую маму взглядом:
— Старуха в синем платье в белый горох.
Не верится, что совсем недавно я считала Мадлен членом своей семьи. Высказать бы ей в лицо, каких мук я ей желаю, да нельзя — каждый мой шаг, действие, слово сыграют против меня и Саши.
— Идите, — кивает Мадлен на квартал через дорогу. — Там во дворе детская площадка. Ваше чадо в песочнице роется. А ты документы давай, — велит мне.
— Сначала мама возьмет Сашу за руку, — осмеливаюсь я выдвинуть ультиматум.
— Ну ладно, — небрежно пожимает Мадлен плечом и делает глоток кофе. — Тогда пока поговорим, как подруги. Что скажешь?
— Ты мне больше не подруга.
— Ой, Рита, — смеется она желчно, — я тебя умоляю.
— Смех — защитная реакция на испуг, — порчу я ее веселое настроение. — Дурацкий и необоснованный.
Слежу, как мама переходит дорогу, и перевожу взгляд на Мадлен. Бросив ложечку на блюдце, она деловито кладет ногу на ногу и хмыкает:
— Считаешь, хорошо меня знаешь? Ты заблуждаешься, Рита. Иначе раскусила бы меня еще в день нашего знакомства. Да-да, не пучь глазки. Я с самого начала тебя использовала. Осуждаешь? На себя посмотри. Мы, Рита, живем в мире вытеснения слабых особей. Или ты, или тебя.
— Я была несчастной женой безмозглого картежника, — напоминаю я. — Ты не могла меня использовать. Позже продалась.
Она снова смеется. Водит ногтем по салфетке и вздыхает:
— В тот самый момент, как я тебя впервые увидела, я по твоим глазам поняла, что ты святоша образованная. Диплом, принципы, благие цели — все дела. Значит, и предки при бабках, в серьезных кругах вертятся. А я никогда никакими связями не брезговала. Хрен знает, что завтра случится, и к кому выгодней обратиться будет. — Мадлен оглядывает меня с презрением и сожалением. — Ты всегда бесила меня своей правильностью. Так что я ни на секунду не жалею, что предала тебя.
— Ты еще хуже, чем я думала.
— О, уже не подруги? Быстро ты забыла, кто тебя по головке гладил, когда ты в шлюху превратилась. Мамочка-то, наверное, до сих пор не знает, от какой пылкой любви Саша на свет появилась?
— Расскажи ты, — спокойно отвечаю я, после каждой ее реплики все меньше ненавидя ее и все больше ей сочувствуя. Она же совершенно несчастна. Погрязла в гадких делишках так, что все вокруг не в радость. — Как рассказала мне о моем рождении. Долго подмывало?
— Напротив, — скалит она свои белоснежные клыки в окружении алой помады, — мне было в кайф смотреть на тебя и думать, какое оружие у меня припасено. Представлять, как собью твою спесь, когда ты узнаешь, что ты приемная и не заслуживаешь то, что имеешь и не ценишь.
— Ах, вон где собака зарыта. Зависть, Мадлен, плохое качество.
— Ты повязана с Богатыревым. Чему тут завидовать?
— А ты с Разумовским. Взяв во внимание все это, — указываю на папку в своих руках, — замечу, что ты повязана куда крепче. Поделишься, как спуталась с ним?
— Да это и не секрет. Больше. — Мадлен подносит чашку к губам и глотает кофе. — Помнишь, когда я впервые пришла к вам в офис? Ты тогда только устроилась на работу, и у вашего гендиректора были терки с одним конкурентом. С тем самым Разумовским, Рита. Мои романы всегда были бизнесом. В том числе и этот. Толстый кошелек — вот что меня заводит куда больше шкурной дружбы двух змеюк. Ни в какое грязное дело я не впутывалась. Моей задачей было помочь ему убрать конкурента, чем я и занялась, устроившись к вам в компанию. Это я сливала инфу и срывала сделки. Но этот урод, ваш гендиректор, держался до последнего. В одиночку мне было сложно, и тогда у меня появился партнер — Ярослав.