– Вы ошиблись аудиторией, – мой голос сорвался на умоляющий жалобный писк.
Гладкая подошва обуви предательски скользила по блестящему паркету.
– Исключено, – парень обнажил зубы в обаятельной улыбке.
– Я уверена, что произошла ошибка, – я повторила уже уверенней. – Я знакома со списком группы, и вас в нем нет.
Женские голоса за спиной позволили себе разбавить тишину и вклиниться ехидными смешками.
– Вы про этот список? – Ник взглянул на бумаги в моих руках.
«Наконец он отпустил дверную ручку», – радостно отметила я про себя. Но тут же парень приблизился, подошел вплотную. Низко склонился, сосредоточенно изучая строчки. Указательный палец лег на лист бумаги и скользил вниз. Ник читал каждую фамилию вслух, замирал на секунду, будто о чем-то вспоминая или примеряя ее к себе, и так продолжалось до конца списка.
Мужское предплечье при движении касалось моего, обжигая сквозь одежду жаром, вроде бы ненавязчиво, не нарушая границ, но я сдерживала себя, чтобы не вырвать бумаги из-под широкой ладони и не отойти на шаг назад.
– Действительно, нет моей фамилии. Но ее просто не успели внести. – Он вытянул шариковую ручку, прикрепленную к папке с тестами, и принялся вписывать данные.
Всем телом я ощущала насмешливые взгляды девушек: неприятные, колкие. Ничтожная разница в возрасте обычно делала меня если не объектом для издевок, то пустым местом.
– Сегодня утром я подал документы на перевод. Официально еще не студент, но администрация разрешила посещать занятия. Боюсь отстать. – Ник дважды обвел свою фамилию. – Мне не хотелось бы нагонять. – Вернул ручку. – Выпрашивать литературу, лекции, индивидуальные занятия… – Парень шел к свободной парте в крайнем левом ряду. Он шумно отодвинул стул, опустился и вытянул в проход длинные ноги.
– К-хм, хорошо, – я откашлялась. – Сегодня пару проведу я, – мямлила, перебирая ватными ногами к преподавательскому столу. – Мое имя – Алина Васильевна. – Раскладывала подготовленный материал, изредка посматривая в аудиторию.
Мое присутствие, как и мое имя, не волновало абсолютно никого. Девушки, все без исключения, сели полубоком. Так, чтобы видеть новичка. Особо совестливые делали вид, что готовятся к занятиям, остальные же, не стесняясь моего присутствия, знакомились.
– И откуда ты перевелся? – вопросы посыпались один за другим.
– Институт Права, – ответил парень.
– После права и к нам? Зачем?
Я старательно выводила свое имя, скрипя белым мелом по зеленой поверхности доски.
– Тяга, – ответил мужской голос. – Тяга к прекрасному. – Я позволила себе взглянуть через плечо. – Цветник, а не группа. – Ник вскинул брови и вальяжно откинулся на спинку стула.
– Как тебя зовут?
– Ник. А вас?
Какофония женских имен смешалась с его хрипловатым смехом.
Ну что за абсурд?!
Мне нестерпимо захотелось стереть его фирменную ухмылочку с губ. Ударить Ника ладонями в грудь. Крикнуть: «Почему ты мне сказал?! Ты же студент!» Спросить: «Что ты здесь делаешь?» – и, не дождавшись ответа, вытолкать в коридор.
Отложив мел и отряхнув руки, я медленно выдохнула и ровно произнесла:
– Скоро вернусь. Нужно распечатать еще один комплект тестовых материалов.
Покинув аудиторию, я расфокусировано уставилась перед собой, подпирая спиной дверь преподавательской. Тело скрутила дрожь. Она стягивала легкие, словно толстой металлической проволокой и оплетала каждый позвонок холодными щупальцами, отдаваясь покалыванием на лице и в кончиках пальцев. Одно резкое движение головой, и мое сознание померкнет. Отключится.
«А если Ник последует за мной? Войдет в преподавательскую?» – мысль полоснула жаром, расползлась перед взором темными мушками. Нельзя задерживаться. Непослушные пальцы щелкнули кнопкой компьютерной мыши, запуская печать документа.
– Пожалуйста, только не зависай, – я уговаривала принтер.
А внутренний голос изощренно успокаивал: «Не придет. Ты для него никто. Одна из многих».
Внутренний голос ошибся.
Парень, сложив руки на груди, перекрывал выход из преподавательской. Он не ворвался, как я представляла, а подарил мне чувство мнимого спокойствия и тут же забрал его своим присутствием.
– Разрешите пройти, – буркнула я, опустив голову.
Ник зеркально скопировал мои движения. Я отступила влево, он повторил, шаг вправо, и мужская фигура вновь возвышалась прямо передо мной.
– У вас какие-то вопросы? – Я сохраняла дистанцию, закрывшись от колючего взгляда листами бумаги.
– Привет, беглянка. – Он шагнул навстречу, вынуждая отступить. – Посмотри мне в глаза, Аля, – произнес с раздражением. Надавив плечом, плотно закрыл массивную дверь, отрезая нас от остального мира. – Почему ты ушла? – Оттеснял вглубь, загонял в угол, словно хищный зверь на охоте. Его движения плавны, неторопливы, от них веет силой и уверенностью. – Аля, не молчи!
Смены настроения пугают: вот он мило беседует с девушками, а спустя пять минут без тени улыбки на лице, размеренно шагая, сжав кисти рук в кулаки, кричит. Ведет себя так, словно имеет на это право, словно имеет право на меня.
– Алина Васильевна, – поправила я, задыхаясь от волнения.
Дыхание срывается, становится поверхностным, рваным, недостаточным, чтобы бороться с головокружением. Вот бы выбраться из плена табака и вишни и втянуть чистый воздух без примеси порока и желания. Вернуть разуму ничтожную каплю ясности.
– Как скажете, Алина Васильевна, – Ник отвечает обманчиво равнодушно.
Его взгляд мечется по моему лицу, то спускаясь к шее, груди, то, вновь поднимаясь, задерживается на губах. Я шумно сглатываю, предвкушая очередное «впервые».
Бедро упирается в острый угол столешницы. Еще четыре небольших шага назад, и ловушка захлопнется – хищник зажмет свою жертву между книжным шкафом и письменным столом.
– Меня еще никогда не кидали после секса, Алина Васильевна. – Ник рывком припечатывает меня телом к прохладной стене. – Вы первая, кто это сделала. Знаете, неприятно открыть с утра глаза и обнаружить рядом с собой холодную постель.
С каждым его словом я убеждаюсь, что наша встреча неслучайна.
Уперев руки поверх моей головы, парень нависает, прижимая бедрами, и при малейшем моем движении мужское тело каменеет.
– Я не понимаю, – мой язык заплетается.
Твердь мужского члена упирается в живот, пугая и возбуждая одновременно.
– Хм, – голос парня завибрировал. Мое тело откликнулась волнами тягучего удовольствия на толчки мужских бедер. – Значит, решила играть до конца? А если я скажу, что у вас, Алина Васильевна, родинка на левой груди, почти у самого соска. Вот здесь, – большой палец безошибочно указал место и обвел сосок по границе ареолы.
– Прекрати, – я шепчу, прикрыв глаза.
– Мы уже на «ты»? – При каждом слове, твердые губы касаются моих. Ник не целует, не вторгается языком, царапает щетиной, прихватывает нижнюю губу, втягивает ее в рот и выпускает, копируя движения пальцами на моем соске. – Нехорошо так поступать.
Парень наблюдает. Губы, сосок, толчок бедрами. Снова и снова.
– Отпусти. Сюда могут войти, – молю я.
Под его умелыми руками я больше не ощущаю себя хозяйкой собственного тела. Редкие вспышки в сознании: сопротивляться, сказать «нет», – гасит животное желание подчиниться. Отдаться. Ощутить твердый член внутри. Подарить разрядку. Впитать низкий глухой стон, прижимаясь к натренированному телу, покрытому испариной.
– Я услышу чье-либо приближение.
Я открываю глаза, и упираюсь взглядом в мужское лицо с привычной торжествующей улыбкой. Развязанной, притягательной, возбуждающей.
– Это было ошибкой, – я выговариваю, отворачиваясь.
Мужские губы замирают с моими словами, превращаясь в жесткую линию.
– Ошибкой?! – взрывается Ник. – То есть ты считаешь все произошедшее ошибкой? – рычит, перехватив за подбородок.
– Нет… нет.
Господи, он в бешенстве!
– Ошибкой, – хмыкает, тряся головой и с хлопком отталкиваясь от стены.
– Да, ошибкой, но не в том смысле, как ты подумал. Я ни о чем не жалею, – под шквалом обрушившихся эмоций мне удается сформулировать мысль. – Но…
– Но ты не рассчитывала на продолжение, – кривится Ник. – Или…
– Пожалуйста, не говори грубости, – я обрываю его на полуслове. – Не нужно. Пожалуйста. Я… я… мне нужно идти. Пара. Меня ждут. Не ходи за мной, они же все поймут.
– Не волнуйся. – Я уже вижу мужскую спину. – Не поймут.
Хлопок дверью. И откуда-то сверху на бумаги оседает белая пыль.
Я заставляю себя вернуться в аудиторию.
– С вами все хорошо? – интересуется одна из студенток.
– Да, спасибо. Староста, раздайте, пожалуйста. Этот тест определит дальнейшие темы, что нужно подтянуть к госэкзаменам. Лучше не списывать, он больше для вас, – в голове собственный голос звучит глухим эхом.
– Вы такая бледная, – волнуется все та же девушка, забирая из моих рук листы.
– Давление упало. Пишите. Я быстро отвечу на звонок, съем что-нибудь сладкое и вернусь.
Смартфон вибрирует в моих руках. На экране светится надпись из прошлого: «Любимый».
– Витя, ты не вовремя, – шепчу я, открывая дверь, – у меня занятия.
– Алин, я не отниму много времени.
Как может один и тот же голос быть родным и одновременно чужим, поднимающим из глубин души тепло и горькую обиду?
– Хорошо. – Я осматриваю пустой коридор. – Я слушаю.
– Алин, извини меня. Вышло некрасиво, – тараторил Балабаев. – Прости. Я выпил, не хотел хамить. Мы же не чужие люди. Шесть лет нельзя перечеркнуть одним днем, ведь правда? Шесть лет… у нас уже могли бы быть дети.
– Угу, – мычу, выслушивая несвязанную мужскую речь.
– Прости еще раз, родная, я не хотел обидеть. Это была лишь злость. Обида. Знаешь же, как бывает: вспылишь, а потом жалеешь.
– Не нужно извиняться, Вить. Ты действительно так думал обо мне и сейчас думаешь. Я искренне не понимаю, зачем тебе мое прощение.
Балабаев не реагирует на мои слова.