– Останемся друзьями? – спрашивает он.
– Это вряд ли, Вить.
– Хорошими знакомыми? На меньшее я не согласен. Алина, ты всегда останешься для меня семьёй.
– Знакомые, Вить. Теперь мы лишь знакомые. Я очень занята. Пока.
Настоящий понедельник, с большой буквы «П». Нет, вселенский п… понедельник! Если он готовит для меня что-то еще, то я остро нуждаюсь в кнопке ускоренной перемотки.
Тесты собраны и ровной стопкой ложатся на край стола Жабы Васильевны. Поход в магазин, дорога домой – все словно не со мной, сознание плотно окутано вишневым дурманом встречи.
Его резкие жесты, шумные вздохи, колкие фразы – яркой печатью в моей голове. Я извожу себя сомнениями, веду внутренний диалог: подбираю слова, точные, емкие, что отражают внутреннее состояние, и тут же забраковываю их.
– Не игнорируй меня. – Мужские пальцы вырывают из задумчивости.
Весь сегодняшний день похож на девичью фантазию, в которой состоятельный красавчик после проведенной ночи с тобой преследует, ищет встречи; где твой бывший раскаивается в сказанном и приносит извинения.
– Что ты здесь делаешь?!
– Пришел продолжить разговор. – Ник разжимает мои пальцы, забирая пакет с продуктами.
– Мне казалось, что мы все обсудили.
– И да, и нет. – Он уверенно сворачивает к моему подъезду. – Четвертый этаж, первая дверь справа. Говорю на тот случай, если ты боишься, что я сейчас узнаю твой адрес и буду поджидать каждое утро.
– Ты уже это делал. Я права? – Осколки дня складываются в единую картину. – Ты был здесь?
– Мое поведение нормально, – отвечает он уверенно. – Я осознаю, что делаю. Не бойся.
– Сейчас ты по-настоящему меня пугаешь.
Ник останавливается на моей площадке.
– Я знаю, что мои поступки выглядят странными, но я не причиню тебе вреда. Не смогу, если ты сейчас думаешь об этом. Никогда, Алин, – добавляет с полной уверенностью. – Никогда. Это меня убьет.
– Ник, твои слова, они…
– Что с ними не так? Считаешь, что я вру? – усмехается и стучит фалангой пальца по полотну двери. – Открывай, я занесу продукты и уйду. Обещаю. Опять не веришь. – Протягивает пакет. – Твое право. – Он замолкает, прислушиваясь к звукам за дверью. – Ты живешь не одна?
Я отчетливо слышу шаги, щелчок отмыкаемого замка, скрип. Дверь распахивается, оттесняя Ника. В ноздри бьет аппетитный запах жареного лука, а слух улавливает музыку – песни любимой рок-группы Балабаева.
– Ты вовремя, Алин. – Пакет из моих рук вновь забирают. – Картошку жарю. А ты что застыла? Заходи. – Витя исчезает в глубине квартиры. – Устала? – доносится уже из кухни. – Ужинать скоро будем.
Глава 10
Ник
– Ты вовремя, Алин.
Слышу мужской голос и узнаю запах – уловил его еще на пляже. От Али пахло другим мужчиной. Именно этим, что сейчас скрыт за тонкой металлической пластиной.
– Картошку жарю.
Меня подмывает схватить соперника за руку и вытащить на площадку, посмотреть на эту суку собственными глазами.
– А ты что застыла? Заходи. Устала? – в голосе лживая забота. Все слова этого недомужика отравлены фальшью. – Ужинать скоро будем.
Алина, затаив дыхание, не отводит от меня взгляда. Она в замешательстве, словно в этот самый момент решает, остаться здесь или переступить порог, определив тем самым выбор.
Неужели простила? Мудилу, что окунул ее в грязь. Нет, превратил ее в грязь.
«Почему?!» – хочется орать во все горло.
– Серьезно? – вырывается у меня вслух из потока мыслей. – Боишься, что я тебя подставлю перед ним?
Ее губы шепчут что-то невнятное, скорее глупые оправдания.
– Ты выбрала его? – я не сдерживаю вопроса.
Я не позволяю себе движений, боюсь сорваться. Слух, зрение, обоняние – все на грани. Зверь может вырваться в любую секунду.
– Он – мудак, – я проталкиваю сквозь стиснутые зубы.
Зверь выкручивает мне жилы, тянет, требует выпустить его, дать ему свободы. Желает перехватить контроль. Боль трансформации полосует вдоль позвоночника. Треск рвущихся тканей, хруст костей: отчетливые глухие щелчки под лопатками. Я заставляю себя отступить, увеличить расстояние. Боюсь за Алину больше, чем за себя когда-либо.
– Я сама разберусь. Ты ничего не знаешь обо мне, – Аля говорит тихо.
Так тихо, чтобы он не услышал. Он!
На языке скапливается горечь – это вкус разочарования, едкой боли, собравшейся под ребрами, распирающей мою грудную клетку. Приходится несколько раз сглатывать. Шумно, с рычанием.
– Он недостоин тебя. Такие в принципе не достойны любой женщины.
– Это не тебе решать, Ник. Мы чужие друг другу. – И ведь верит в то, что говорит, я не слышу лжи. Верит! – Я тебе чужая, – продолжает несмело. – Ты мне чужой.
Чужой…
– Аля, ты идешь? – вклинивается бывший. Звук его голоса – мощный электрический разряд. Катализатор, лишающий меня по капле самообладания.
Шаги. Шаркающие, с мерзким хлопком подошвы о пятку. Ближе. Четче. Громче.
Я стискиваю кулаки.
«Он не имеет права находиться здесь. Не имеет права находиться рядом с ней! Рядом с моей женщиной. Моей! – так отчетливо слышится в голове. – Моей, – бьется в сознании человека и зверя. – Моей».
– Аля, ты с кем-то разговариваешь?
– Со мной, – я дергаю дверь на себя, распахивая настежь.
– Алин, идем ужинать.
Мужик игнорирует мое присутствие, делает вид, что ему плевать, но я-то слышу, как долбит его сердце.
Я вижу его впервые и не сдерживаю смеха. Болезненного, пугающего даже меня. Это что, шутка?! Аля выбрала вот это?
Вот это, с плешью на темечке, с желе вместо мышц, в синтетических трениках тошнотворного зелёного цвета, натянутых на пивное пузцо. Это смело открывать свою пасть? Извлекать из себя звуки, что унижали мою женщину?! Сравнивать ее с дешевой куклой?
Он поднял руку, намереваясь взять Алину под локоть.
– Не смей! – ору я, срываясь с места.
Вспышка сознания зверя. Яркая, демонстрирующая, как нужно поступить с соперником. Ничтожно короткая, но и она отнимает на долю секунды контроль. Служит спусковым крючком.
– Ник! – женский сдавленный писк.
Широкий шаг, выпад и мои пальцы крепко удерживают мудака за горло, с грохотом припечатав к железной двери.
– Что ты делаешь? Не смей! – Женские руки впиваются в мое предплечье, тянут. – Отпусти его! – Пальцы соскальзывают, царапая острыми ноготками кожу.
– Отойди, – рявкаю я, дергая плечом. – Отойди, я сказал!
Аля дрожит всем телом, но послушно отступает. Топчется по своей же сумке, шумно втягивая кислород через рот.
– Ник, не нужно. – Она делает шаг ко мне, не смея касаться. Боится.
– Ну ты и шлюха, Алина! – Мужик дергается, желая вырваться. Ему смешно, он не понимает, что только что подписал себе смертный приговор.
Это последние слова, что я слышу, окончательно слетая с катушек. Не раздумывая, подминаю мужика под себя и остервенением наношу удар. Насмешка сползает с лица ублюдка, трансформируясь в гримасу боли, расползаясь густой кровью по губам, стекая по подборку. Мне этого мало, зверю этого мало. Он хочет рвать, вгрызаться, вытягивать жилы, вонзать зубы и отдирать по большому куску плоти, а человек наносит еще один удар. Хруст и снова кровь. Болезненный вой и еще серия ударов, заставляющая замолчать.
– Ник! – врезается в сознание. – Ник! Не трогай! Ник, – Алина кричит. Хрипло. Надрывно. Умоляюще. – Пожалуйста. – Она за спиной. Моя женщина за спиной. Плачет. – Пожалуйста, не трогай его, – ее всхлипы, врезаются острыми спицами. – Ты его убьешь, – говорит на грани слышимости.
– Блядь… – Я опускаю руки и оседаю на пол.
Сквозь шум в ушах прислушиваюсь к чужим ударам сердца, кладу пальцы на шею, улавливая пульсацию. Жив… Жив, тварь.
– Жив, – я произношу вслух. Поднимаюсь на ноги, Аля отшатывается, прижимаясь спиной к подъездной стене. Смотрит в испуге, широко распахнув глаза. Недоверчиво, не зная, что еще ожидать от такого психа, как я. – Я могу занести его в квартиру? – мой голос хрипит, перемешивается с рычанием зверя.
– Уходи, – шепчет Аля, подрагивающими губами. – Я сама разберусь. Мне помогут. Постучу соседям. Вызову скорую. – Она опускает взгляд на пол и тут же отворачивается, сглатывая, прикрывая ладонью рот, борясь с приступом тошноты.
– Нет. Соседи вызовут не скорую, а ментов, и следующие часов восемь тебя продержат в участке.
Из-за меня продержат…
– Уходи, – Аля указывает на лестничный пролет. Медленно сползает по стене, чтобы поднять сумку, а взгляд не отводит, даже не моргает. Смотрит, словно на бешеного зверя. А я и есть зверь. Зверь, слетевший с катушек. Таких в неволе отстреливают, чтобы не портил популяцию.
– Уйду, когда разгребу то дерьмо, в которое тебя втянул. – Я стараюсь двигаться плавно, не делаю резких движений, не хочу пугать еще больше. Достаю телефон и отправляю одно короткое СМС.
Возня под ногами, хриплый кашель, болезненный стон: мужик приходит в себя, подтягивает ноги, неуверенными руками, поднимает себя, подползает к стене.
– Витя! – искренняя радость и облегчение в женском голосе бьет по мне не хуже крепкого кулака.
Я присаживаюсь на корточки, а тело все еще трясет, адреналин продолжает блуждать в крови.
– Послушай меня, – я обращаюсь к мужику. – Советую не открывать больше рта, если хочешь, чтобы я тебе помог. – Он выдавливает из себя стон согласия. Даже если бы и захотел, вряд ли смог бы произнести что-то членораздельное. Губы похожи на кровавое месиво. Твою ж мать, даже мне хочется отвести взгляд. Веки на глазах наливаются синевой, короткий широкий нос свернут в сторону и размазан по лицу. – Отойди. – Подхватываю мужское тело, ставлю на ноги и придерживаю. – Отойди, Алин. Или хочешь, чтобы я его оставил тут? – Она отступает. В ее руках телефон с набранными тремя цифрами службы спасения, осталось коснуться пальцем кнопки вызова. – Медики скоро будут, не нужно звонить, – произношу я.