Я не обращаю внимания на глупое прозвище, которое Ник с удовольствием произносит, прямиком попадаю в мужские объятия. Теплые и крепкие, утыкаясь ему в грудь и невольно втягивая запах кожи.
– Едем? – спрашивает он.
Согласно киваю, выглядывая из-за мужского плеча. Наталья Олеговна не задерживается у подъезда, как это делает мама, а быстро удаляется в противоположном от нас направлении, ее плечи подняты, а руки прижаты по бокам, она, словно игрушечный заводной солдатик, раздраженно чеканит шаг. Мама смотрит на меня в упор, на ее лице хаотично сменяются эмоции: злость, непонимание, раздражение. Она отрывает взгляд от меня и переводит его на Ника. Мама удивлена, а мне приятно видеть растерянность на ее лице.
– Не познакомишь? – Ник приветственно кивает.
– Нет. Не думаю, что это будет уместно.
– Как хочешь, – он спокойно реагирует на мой отказ, чуть пожимает плечами. – Едем. – Кладет руку на талию. – Машину я оставил в соседнем дворе. Боялся, ты меня заметишь.
Я отвечаю сконфуженной улыбкой, отвожу взгляд и прижимаясь к горячему боку, инстинктивно ища поддержки. Я вновь безоговорочно следую за Ником. Удивительно, но я ему доверяю. Да, меня пугают его действия. Да, пугает его настойчивость. Но почему-то кажется, что меня он никогда не обидит, или я просто хочу в это верить. Хочу быть для кого-то особенной. Нет, именно для него. Для парня с растрепанными темными волосами и нахальным взглядом.
– Музыку включить? – интересуется Ник.
– Как хочешь.
Сердце отбивает дикий ритм, иногда сбивается, замолкает на мгновение, словно спотыкается, и продолжает громыхать. Нервная дрожь начинается с пальцев, поднимается по предплечьям и выше, через минуту все тело ходит ходуном, так бывает, когда проведешь на морозе несколько долгих часов и после никак не можешь согреться. Хочется забыть мамин отсутствующий взгляд, пустой, отрешенный.
Задержавшись в коридоре квартиры, она смотрела сквозь меня, не торопясь поправляла нашейный платок, легко попрощалась и вышла. Я стала для нее чужой в тот момент, когда поднялась из-за стола и, взяв телефон и ключи от квартиры, попросила Наталью Олеговну и маму уйти. Пренебрежительные слова Натальи Олеговны, бьющие мне в спину… Все это я прячу – с силой заталкиваю глубоко вниз, хороню в самых темных углах памяти.
– Куда мы едем? – интересуюсь я, лишь бы не оставаться со своими мыслями наедине.
– Ко мне, – Ник отвечает так, словно это самая очевидная вещь на земле.
– А ты живешь один?
– Абсолютно, холостяцкое гнездышко, – произносит с насмешкой. – Сбежал из дома, как стукнуло двадцать. С отцом невыносимо. Существует только его мнение и неправильное, – не жалуется, не обвиняет – рассказывает.
– А мама?
– Мама – чудо. Я удивляюсь ее терпению. А еще у меня есть младший брат. – Парень изредка поглядывает на меня, на краткое мгновение отвлекаясь от дороги.
– Такой же безбашенный и нахальный, как ты?
Ник смеется, отрицательно покачивает головой.
– Крис еще мал, чтобы лазить по балконам к девчонкам, ему нет и года. Пока он только безбашенно рассекает по дому на четвереньках, – отзывается с теплотой.
– Ого, какая разница, – я искренне удивляюсь. – А у меня нет ни братьев, ни сестер.
– Знаю, – мужские губы кривятся в улыбке. – Я не должен был этого говорить, да? – уточняет.
– Да. На будущее, о том, что ты знаешь всю подноготную девушки, лучше промолчать, – я позволяю себе пошутить.
– На будущее, – он дразнит в ответ, – меня не волнует ничья подноготная, кроме твоей.
– Наверное, – я бросаю, не подумав.
Ник не спешит доказывать обратное, дарит мне снисходительный взгляд – так смотрят на людей, сказавших откровенную чушь.
– Добро пожаловать. – Автомобиль останавливается на парковочном месте во дворе высотных домов, приходится задирать голову, чтобы увидеть поблескивающие окна последнего этажа. – Нам сюда. – Ник тянет меня за руку к ближайшему подъезду. А я любуюсь его широкой, радостной улыбкой, неужели она из-за меня? – Зайчишка, белье не забыла надеть? – шепчет, как только мы входим в лифт.
– Нет. – Мои руки предательски прижимают полы сарафана к бедрам.
– Врушка, не было у тебя времени. Ты выбежала ко мне сломя голову, даже сумку не взяла. – А я продолжаю отрицательно трясти головой. – Ты когда-нибудь занималась сексом в лифте? – переходит на интимный шепот, обнимая меня и прижимая к груди.
– Конечно. – Зачем я вру?
– М-да, Алина. – Ник сокрушенно покачивает головой. – Никогда бы не подумал. – Он выдерживает паузу и добавляет: – А я вот не занимался, представляешь? – Его руки собирают ткань платья на моей талии, медленно обнажая ноги. – Научишь? – Мужские губы растягиваются в порочной ухмылке. – Что нужно делать?
– Наверное, остановить лифт, – сама не верю, что говорю это.
– Наверное? – уточняет, а мои ноги уже оголены до середины бедра.
– Нужно, – я отвечаю уверенно и тянусь к круглой кнопке.
Ник перехватывает руку и серьезно произносит:
– Ну, вы и извращенка, Алина Васильевна. В лифте стоят камеры, – указывает в угол над своей головой. – Это тебе на будущее, – хохочет, выпуская меня из объятий в тот момент, когда металлически двери разъезжаются в стороны. – Ну, не дуйся. – Открывает входную дверь и пропускает меня вперед, щелкая выключателем. – Разувайся, между прочим, я готовился к твоему визиту, полы мыл.
– Ты же шутишь?
– Почему? – Он кладет ключи и наши телефоны на тумбу у входа и небрежно скидывает кеды.
– Не знаю, я не представляю тебя со шваброй в руках.
– А, понятно. – Вновь берет меня за руку, переплетает наши пальцы. Странное чувство, когда другой человек хочет касаться тебя все время. – Ага. Ясно. Понятно все с тобой. Настоящие мужики полы не моют, харкают под ноги, едят из грязной посуды и по утрам здороваются с хлебной плесенью. – Мы останавливаемся в узком коридоре. – Кухня, ванная и туалет, спальня, комната с телеком. С чего начнем? Если честно, я жутко хочу спать, последние дни меня вымотали. – Он стягивает на ходу кофту, кидает ее в сторону ванной. – В холодильнике полно еды. Аль, я посплю час, хорошо? Часок. – Переминается с ноги на ногу у порога спальни.
– Конечно, отдыхай.
– Спасибо. – Он притягивает меня за подбородок и целует в губы. – Час, не больше, обещаю. Если хочешь, можешь посмотреть телек или поесть. Чувствуй себя как дома. Ты точно не в обиде?
– Точно, – отвечаю я.
– Час, Алин. – Расстегивает пряжку ремня. – Никому не открывай. Ключи есть только у Эльки и отца. Он точно не приедет, а с Элькой проблем не будет. – Снимает джинсы, вышагивает, красуясь в боксерах, включает телевизор, показывает, как пользоваться пультом, не закрывает дверь в спальню, ничком падает на постель, и уже через несколько секунд я слышу характерное посапывание.
С Ником, словно на американских горках, я не знаю, чего ожидать через пару минут: крутой спуск или головокружительный подъем; горячий секс в лифте или крепкий здоровый сон.
Я стараюсь ходить бесшумно, заглядываю в комнаты: минимум мебели, чисто и функционально. Со стаканом прохладной воды возвращаюсь на звуки телевизионной передачи, занимаю единственное мягкое кресло в комнате, просматриваю последние обновления друзей в соцсетях.
– Алло, – шепчу я, прикрывая ладонью динамик.
– Сорокина, ты где? С тобой все в порядке? – Комарова-старшая расспрашивает с пристрастием. – Ты решила переночевать на работе? Мы уже все руки отбили.
– Я не дома.
– А чего шепчешь? – подруга мне подражает.
– Ник спит.
– О-о-о, – оглушает подруга, – поехали, Саня, домой, наша поддержка тут больше не требуется, – обращается к сестре.
– Ань, ну ты что?
– Все нормально, Сорокина, иди и хорошенько его оттрахай. Признайся, усыпила мужика рассказами о диссертации? – смеется Аня. – За нас не беспокойся. Пока, детка, – произносит с придыханием и сбрасывает вызов.
– Дурочка, – шепчу я, улыбаясь прислушиваясь к тишине.
Глава 18
Ник
Рядом со мной проминается постель, терпкий запах медленно проникает в сознание, отгоняя остатки сна. Просыпаться рядом со своей парой – это особый вид удовольствия, даже вот так, когда Алина просто сидит рядом. А что будет, если спать вместе, придавить ее тело бедром, уткнуться носом в основание шеи и считать пульс?
Я слышу ее трепещущее сердцебиение. Не выдаю себя, продолжаю лежать на животе. Девушка сдвигается ближе, задерживает дыхание. Между лопаток жжет: Аля исследует рисунок татуировки, не касаясь, обводит пальцами.
– Дотронься, – произношу я, не открывая глаз.
Рваный взволнованный выдох, пальцы нежно ложатся чуть ниже середины спины, где морда огромного волка угрожающе скалится.
– Что он означает? – осторожно интересуется Аля.
– Это настоящий я. Волк – моя сущность.
– Ты не такой, – отвечает она не раздумывая. Пробегается подушечками пальцев по плечам и шее. – А почему ветви с шипами?
– А что плохого в звере? Волк – воплощение верности и терпения.
– Волки – безжалостные хищники.
Я поворачиваюсь к Алине лицом.
– Зверь безжалостен лишь тогда, когда кто-то угрожает его стае, а в остальном мы милые пушистики. – Улыбаюсь и получаю улыбку в ответ. – А шипы добавили к ветвям для эффектности. – Переворачиваюсь на спину. – Чтобы казаться круче, чем есть на самом деле.
Алина насмешливо фырчит, склоняется, кладет ладонь мне на грудь.
– Я не хотела тебя будить, – говорит тихо.
– Не беспокойся, я выспался. Чем занималась?
– Смотрела какую-то передачу.
– Иди ко мне. – Я притягиваю девушку и укладываю на себя.
Не сопротивляется, распластывается и прижимается щекой. Теплая, расслабленная. От ее волос исходит сводящий с ума аромат, хочется не размыкать объятий и не отпускать, эгоистично наслаждаться только самому. Аля щекочет своим дыханием, отрывается и невесомо целует плечо. Еще и еще. Спускается к груди.