Обнимаю Марину за талию крепко. И в глаза смотрю. Наконец-то так долго, как мне хочется.
С первого до последнего сантиметра. Вся. Какая есть. Моя.
От ревности суставы выкручивает. Трахает ее там, блть, кто-то. Старается. Сука. Это похрен всё, лишь бы скорее закончилось.
Одна потребность — перечеркнуть ее жизнь настоящую. Смять и выбросить как глупость полную. Ну поиграла во взрослую, чужую, самостоятельную, и хватит уже. Домой пора. Видит же она, как действует. Было бы фигней, за три года бы выветрилось давно.
— Я всё помню, — говорю ей.
Шарю по лицу глазами. Ее щеки горят, глазища сверкают.
План в голове формируется мгновенно. Дурной, безумный. Но, как и обычно, отказаться от нее — синоним слова «сдохнуть». Нужно поднять Миру, уложить в спальне. И остаться с Мариной в комнате. Чтобы дальше только мы.
— Идем ко мне, — зову я. Беру ее за руку.
Ее рот вновь приоткрывается. Марина сомневается будто. Выбирает, мечется. Адреналин в крови кипит. Все «плохо» и почему «нельзя» всплывают в памяти, но остановиться невозможно.
Наклоняюсь и целую. Мои губы сухие совсем, ее — горячие. Не хочу царапать, но иначе не получается. Я и чувствую себя внутри сухим, полумертвым. Прижимаюсь и пробую. Глаза закрываю. Запах ее втягиваю.
Марина резко отворачивается.
— Грубый Колхозник! — рявкает она со слезами на глазах. Жалобно. Ее слюна попадает на мои губы. Я облизываюсь. — Ты совсем не изменился! Делаешь что хочешь! Берешь что хочешь! Когда приспичило! Тебе ни до кого нет дела! Правила, мораль, этика — все это по фигу!
Похоть топит. Я ни хера не соображаю.
— Да. Все тот же. И люблю тебя по-прежнему сильно. Ты мне нужна так же, как раньше.
Марина делает громкий вдох.
— Ты не умеешь любить. Ты умеешь е*аться. — Тычет в меня пальцем. — Вот что тебе от меня надо! И всегда было надо!
— Будем е*аться. Еще как. Обещаю, — говорю я. — Как скажешь.
Не понимаю, что надо было ответить. Но определенно что-то другое.
В глазах Марины сверкают сталь и похоть. Я улыбаюсь, узнавая ее прежнюю. Остаться с ней наедине, дальше мы не остановимся. Просто остаться вдвоем. Она и я. Скорее.
Сейчас.
Марина прищуривается.
— С женой своей это делай! От меня отойди.
— Я говорю, что люблю тебя.
— Жену свою люби!
Я не выдерживаю и рявкаю:
— Да справься ты со своей ревностью уже!
Марина округляет глаза. Я осознаю, что момент ключевой.
И хочу сказать много! Так много всего, что чувствую. Вижу. О чем думаю и чего хочу. Необходимо ей рассказать, что я тоскую. Каждый день. Что мне ее не хватает. Что она мне снится даже. Что всё не так в моей жизни, что Марина когда-то давно так много поменяла. И я пытаюсь. В это самое мгновение. Но не получается.
Внутри ступор. Он берется откуда-то из прошлого, словно был со мной в базовой комплектации. Тяжесть в груди, сам рот же просто не шевелится, в голове пульсирует: «Не смей!» Я не знаю, как от этого ступора избавиться. Он всю жизнь мне мешает.
Она сказала: «Ты не умеешь любить».
И единственное, чего мне хочется — это согласиться. Усмехнуться и подтвердить догадку, а лучше сделать что-то еще хуже. По-детски уперто и с вызовом.
Я всегда так делаю: соглашаюсь с ее обвинениями. Любыми. Марина потом сама догадывается. Но в этот раз почему-то зреет уверенность, что она не поймет.
Я сглатываю скопившуюся слюну. И молчу. Секунды тянутся. Она не поймет, поэтому надо объяснить. Хотя бы постараться. Сука! Хотя бы постараться. Иначе вообще ничего не получится.
Меняю тон и добавляю тихо:
— Я же справляюсь как-то со своей. Или ты думаешь, что это легко?
— Да боже!
— Каждый раз, — начинаю говорить я. — Каждый раз, когда провожу время с дочерью, я точно знаю, что ты с ним. Каждый. Блть. Раз. Когда беру дочь и наслаждаюсь ее обществом, я знаю, что ты в это время!.. Ты это понимаешь? Ревность отравляет каждую мою минуту, проведенную с собственным ребенком.
Смотрю Марине в глаза. Она моргает.
Вдох-выдох.
— Тебе это в голову не приходило ни разу? Да ладно! Ты знаешь. Прекрасно знаешь, как мотаешь мне нервы. Поэтому всегда упоминаешь, что едешь к Яшину. Сообщаешь, что именно вы планируете. Я в курсе, что вы были вместе в твой день рождения. Что твоя свадьба с каждым днем ближе. Ты мне сказала сегодня, передавая Миру, что с Алексеем впервые заночуете в новой квартире. Ты надо мной специально издеваешься, понимая, что я не соскочу уже никогда.
Щеки Марины не просто красные, они пылают — не притронуться.
— Этим ядом пропитаны самые приятные минуты в моей жизни. Ты ведь прекрасно понимаешь, как сильно я полюбил Мирославу. На что иду ради того, чтобы быть здесь. Сколько времени провожу в этом городе, который ненавижу.
Вдох-выдох.
Сердце колотится. Трудно.
Марина таращится на меня. Наши глаза снова встречаются. В ее я вижу огонь. Тот самый, который всегда зажигал меня изнутри. Приободрившись, продолжаю:
— Который ненавижу в равной степени потому, что ты предпочла его мне. И потому что он причинил тебе боль. А я ничего не смог сделать.
Краем глаза замечаю движение вдалеке. Машину узнаю сразу — это «Спортейдж». Ну еще бы, блть.
— А вот и жених, — чеканю слова.
Марина подпрыгивает на месте. Делает рывок в сторону. Я напрягаюсь и отхожу на шаг. На губах ее вкус.
— Пойдем со мной. Потом будет сложнее, — говорю я, тут же понимая, что не стоило. Снова давлю, пугаю.
И если до этого момента Марина сомневалась, сейчас выдает решительно:
— Боль мне причинял в основном ты. И продолжаешь вмешиваться в мою жизнь. Это все ты. Всегда ты.
— Я все равно верну тебя себе, — отвечаю я. Чего уже. Следом вырывается: — В свою кровать.
— Мы женимся в пятницу. Я так не поступлю с ним.
— Однажды твой мальчик ошибется.
— Нет, — говорит она. — Но, если и ошибется, я буду рядом и поддержу его.
Поворачивается и идет в сторону приближающейся машины. Яшин жмет по тормозам, выскакивает на улицу. Марина обнимает его за шею.
Сердце тарабанит под ребрами.
Я, видимо, совсем умом тронулся, но теперь кажется, что она делает это демонстративно. Для меня. Чтобы еще сильнее злить.
Пульс частит. Внутри ядовитая ревность.
— Все нормально, — быстро говорит Марина Яшину. — Мира в порядке. Я зря навела панику. Прости меня. Они просто покатались по городу. Мы можем ехать домой.
Она бросает в меня злой возбужденный взгляд, и я посылаю ей улыбку.
Алексей пялится исподлобья. Обнимает Марину.
Я же делаю шаг в их сторону и смотрю. Впервые с вызовом. Уже не отводя глаза и не отступая.
Глава 31
День свадьбы начинается рано.
Я глаза открываю с подлой мыслью, что Данил в городе. Он много работает. Но в день моей свадьбы обещал вернуться в Ростов, чтобы помочь с Мирославой, а потом забрать дочку с праздника пораньше. Его не было несколько дней, а сейчас он снова близко.
Данил писал мне после той ночи. О том, что я могу к нему приехать. Собрать Миру, взять такси до аэропорта и через пару часов оказаться в Москве. А дальше...
Он сумасшедший! Хочет взорвать еще одну гранату и снести все, что каким-то чудом уцелело после новости о Мирославе.
Данил, честно говоря, не ведает, что творит!
Как? Скажите, как я могу к нему поехать, когда вокруг всегда столько людей?! Фотографы, визажисты, ведущие, новые родственники. Когда его жена мне иногда пишет доброжелательные эсэмэски.
Как выкинуть этот номер, когда у меня есть Лёша, которому я обещала быть рядом. Когда по несколько раз в день вишу на телефоне с будущей свекровью, обсуждая детали предстоящего торжества. А там много деталей! Слишком. Праздник продуман до мелочей.
Я говорила Лёше, что не хочу пышную свадьбу. Стесняюсь. Изначально речь шла о росписи и ужине в узком кругу, но потом ситуация вышла из-под контроля.
Дело не в каких-то личных пунктиках. Если уж на то пошло, я обожаю внимание и не против находиться в его центре. Но я из бедной семьи. Моя мать кое-как сводит концы с концами и не может позволить себе подготовить приданое или скинуться на банкет. За всё платят Яшины, и мне неудобно.
Меньшее, что могу, — это не выпендриваться, а радоваться тому, что есть.
А еще не сбежать за несколько дней до важного события.
Гости начинают приезжать, когда я кормлю завтраком Мирославу. Едва увидев Лёшину маму, чувствую, что внутри что-то щелкает. Она призналась недавно, что нервничала перед своей свадьбой и до самого загса металась и гадала, не совершает ли ошибку. А затем сомнения как рукой сняло. Может, и у меня так будет?
Смотрю на нее, делаю усилие и вежливо улыбаюсь. А потом, с этим самым щелчком, вдруг ощущаю, как часть меня замирает. Отходит в тень и прячется. Дальше за происходящим я наблюдаю словно со стороны, выглядываю из-за ширмы. Механически делаю все, что нужно. Борюсь с усталостью, широко улыбаюсь.
При этом меня самой будто нет. Со мной такое бывает в трудные моменты. Мысленно прячусь в самых счастливых воспоминаниях, а за девочкой по имени Марина наблюдаю как за близким, но не родным человеком.
Я где-то рядом стою и смотрю. Горжусь, бесспорно. Передо мной ведь та самая девочка из деревни, которая годами работала на грядках. Которая заваливала экзамены, но снова и снова садилась за учебники. Которой вбивали в голову, что она ни на что не способна, но девочка не сдавалась.
Сейчас она прекрасна. И все ее детские мечты сбываются. Прямо у меня на глазах.
Данил к загсу не приезжает. Если бы он был среди гостей, я бы, наверное, просто умерла от боли. Но его нет, и девочка-селянка Марина улыбается. Блистает. Все смотрят только на нее. Мирослава на руках у бабушки развлекается леденцами.
А потом эта девочка продолжает исполнять свои детские мечты. Она говорит красивому парню заветные слова, и все вокруг взрываются аплодисментами. Ее поздравляют. Целуют. Ее хвалят и постоянно обнимают.