— Пойдем в дом, посмотрим документы, — говорит мне, — как раз есть время до обеда.
Тут из-за угла выходит огромная белая собака с густой, чуть волнистой шерстью. Она больше похожа на теленка, чем на собаку. Или на медведя. Его ведет на поводке мужчина в форменной одежде.
— Не бойтесь, он не кусается, — говорит мужчина. — Это поводырь.
— Конечно не кусается! — малышка бежит псу навстречу, пытается обхватить могучую шею. — Это же Ангел!
Громадная псина виляет хвостом, терпеливо сносит все нежности.
— Пойдем, — дергает меня за локоть Макс, — а то скоро позовут на обед, а мы с тобой нихера не успеем.
— Знаешь. Они такая необычная пара, — говорит моя жена, когда мы остаемся вдвоем. Я утащил ее на пляж, оставив спящего Леона на няню.
— И чем же? — провожу подбородком по нежному изгибу спины.
— Катя влюблена в мужа, это видно. А он так холодно себя с ней ведет.
— Да нормально он себя ведет. Он просто такой мужик, закрытый. С дочкой вообще нормальный.
— Так она как раз не его дочь, они совсем недавно встретились. Катя мне рассказала*.
— Слушай, малыш, раз женился и удочерил, значит ему похер, чья. Не забивай себе голову. Иди сюда…
Мы с ней пришли в тот грот, где я когда-то нашел ее в дождь. Но сейчас дождя нет, и можно не прятаться. Я заставляю девчонку упереться ладонями о еще теплый камень, развязываю завязки купальника и нетерпеливо размазываю головкой члена вязкую смазку по горячим складкам.
— Ауч… — она шипит, когда я вхожу, вдавливая ее в камень.
— Все? Делаем Марата? — прикусываю мочку уха.
— Я девочку хочу, — моя упрямая жена мотает головой. — Но еще рано.
— Как скажешь, малыш, как скажешь…
Вбиваюсь в нее, не сдерживаясь. Здесь мы одни, здесь мы можем отпустить на волю все свои инстинкты. Здесь только море и звезды.
Лиза извивается, но я не даю ей свободы. Держу за бедра и буквально впаиваюсь в девчонку с каждым толчком.
— Только. Моя. Больше. Блядь. Ничья…
Нахожу грудь, скручиваю соски. Подхватываю под колено и толкаю на камень. Распластываю.
— Только. Моя…
— Алекс! — взвизгивает и стонет в предоргазменной агонии. Я взрываюсь буквально следом, накрывая ее сверху собой.
Она уже не кормит Леона и пьет противозачаточные, но мы договорились, что тянуть не будем. Я выждал время и сделал тест ДНК на совместимость со своим сыном.
Он показал необходимые 99,9%, это значит, что мой организм очистился от всей этой экспериментальной херни. И все мои дети будут на сто процентов моими детьми.
Я пробыл с Лизой и Леоном на Лазурном берегу почти три недели, дела потребовали возвращения в офис. Я ненадолго, порешаю все вопросы и обратно к ним, заодно прихвачу фрау Эльзу с компаньоншами. Пусть погреются на солнышке.
В дороге застает звонок Шардана.
— Твой вопрос наконец решился.
— Хорошо, понял. Благодарю.
Выдыхаю. Это было важно. Мой незакрытый гештальт.
Мы потом приедем сюда с Лизой, а пока мне нужно сделать все самому.
Это заняло несколько дней и хождений по инстанциям, но наконец все сделано.
Прохожу на городское кладбище с букетом темно бордовых гортензий.
Шардан честно промудохался все эти месяцы. Мы не могли похоронить настоящего Александера, а утилизировать его прах я ему не позволил.
Я слишком многим обязан этому человеку, чтобы так с ним обойтись. Он многое дал мне и заслуживает лежать здесь, в своем городе.
Пусть я не виноват в его смерти, но в моих силах сделать его последнее прибежище достойным.
Я когда-то считал себя неприспособленным к семейной жизни. И я думал, что никогда не женюсь.
Женщины, с которыми можно строить семью, мне не нравились.
Не зажигалось. Не горело.
Это казалось скучным прожить всю жизнь с такой пусть милой, но правильной и хорошей женщиной. А блядь, да, она зажжет. Так разве блядь годится в жены? Тем более, чтобы быть матерью.
Одна уже попробовала, хватит.
С Лизой произошел разворот на сто восемьдесят градусов. Разорвались все шаблоны, полетели к херам все старые настройки.
Эта девочка с легкостью перевернула все мои представления о семейной жизни. Наполнила лишь одним желание — быть с ней. Любой ценой. На остальное — похуй.
Я готов был положить к ее ногам все. Но она заслуживала намного большего, чем я мог предложить. А я не мог ей всего этого дать.
И не смог бы, если бы не он.
Передо мной черное гранитное надгробие с инициалами А. Э.
Ставлю букет в приготовленную заранее вазу.
— Покойся с миром, Александер Эдер. Мои дети будут жить за тебя. Когда-нибудь встретимся, я сам тебя поблагодарю. Бывай.
Разворачиваюсь, ухожу и чувствую, как дышать становится легче. Достаю мобильный, набираю Лизу.
— Малыш, занята?
— Говори, любимый, мы с Леоном гуляем. Сынок, скажи папе «привет».
Это «любимый» теплом растекается в грудине, достает до сердца и вьет там себе гнездо.
Хорошо, сука, как же мне с ней хорошо…
— Ты скоро приедешь?
— Сегодня заканчиваю и вылетаю. Заебался без вас. Люблю тебя, — выдаю всю информацию сразу.
— И я тебя люблю, — говорит она чуть тише. — Значит, вечером тебя ждать?
— Да. Можешь не одеваться.
— Разденешь… — засранка улыбается в трубку, и я поправляю твердеющий пах.
Раздену. Конечно раздену. И залюблю до звездочек в глазах. До хрипа.
Потому что пока мы живы — мы любим. Остальное все такая херня…
*Об этих героях рассказано в книге «Порченая»