Он встал на колени и набросил куртку мне на плечи. Не глядя на меня, запахнул ее поглубже и сказал:
– Давай пойдем.
Он протянул мне руку, и я взяла ее, другой рукой натягивая на себя куртку.
Странно, но Майлз не выпустил мою ладонь, когда мы вернулись к грузовику. В качестве эксперимента я немного сжала его ладонь. Он ответил тем же. Старикашка суетился у капота. Увидев меня в куртке Майлза, он улыбнулся.
– Похоже, у вас аккумулятор сдох, – сказал он. – Я меня есть провода для прикуривания, сейчас заведем.
Мужчина открыл капот своей машины, достал из багажника пару проводов, и, руководствуясь его инструкциями, Майлз вместе с ним приступил к делу. Я почти заснула стоя, и, когда пришло время ехать, Майлзу пришлось выводить меня из ступора.
– Еще раз спасибо, – сказал он пожилому мужчине. Голос у него был слабый и будто ломкий.
– Мне это не составило труда. – Мужчина улыбнулся и помахал нам на прощанье, убирая провода для прикуривания. – Хорошо провести остаток вечера, ребята! – Он сел в свою машину и уехал.
Майлз смотрел ему вслед, между его бровями залегла неглубокая морщинка.
– Что не так? – спросила я, держась одной рукой за ручку дверцы. Майлз помотал головой.
– Да ничего, я просто… – Он издал странный, раздраженный звук, его плечи слегка поникли. – Он заставил меня вспомнить об Опе. – Он обошел грузовик и сел на водительское место.
– Ой, подожди! – Я стянула его куртку, забралась в кузов грузовика и протянула ему ее через сиденье. – Серьезно, твои губы становятся синими. А так тебе будет хорошо, – добавила я, когда Майлз запротестовал. Он с фальшивым неудовольствием снова надел ее.
– Он сказал, чтобы я отдал куртку тебе, – сказал Майлз после минуты вглядывания в ветровое стекло.
Я хотела было пошутить на эту тему, потому что каждому не мешало бы преподнести уроки хороших манер, но потом увидела выражение его лица.
– Поехали, – тихо сказала я. – Мы, должно быть, уже недалеко от дома, верно? – Майлз кивнул, и грузовик тронулся с места.
Тридцать третья глава
Через двадцать минут мне пришлось начать говорить для того, чтобы Майлз не уснул за рулем. Мою продолжительную лекцию о Наполеоновских войнах (одна из любимых тем Чарли) скоро оборвали знакомые улицы города и то, что я могу назвать только посланием Бога.
Вывеска «Мейджера».
– Остановись на минутку, – попросила я и обернулась посмотреть на магазин.
– Что?
– Нам надо зайти в «Мейджер».
– Зачем?
– Поверь мне, нам надо зайти в «Мейджер». Подъезжай и паркуйся.
Он въехал на стоянку и подогнал машину к дверям как можно ближе. Мне практически пришлось вытащить его из кабины и втащить в магазин.
– Да я здесь все время вкалываю, – ныл Майлз, зевая. – С какой стати останавливаться?
– Когда ты устаешь, то становишься совсем ребенком, тебе известно об этом?
Я потащила его к отделу деликатесов. Его коллеги провожали нас странными взглядами. Майлз помахал им рукой. Центральный проход был пуст.
Майлз чуть не врезался в аквариум, когда я остановилась перед ним. Он моргнул, посмотрел вниз, потом на меня.
– Это аквариум с лобстерами, – сказал он.
Я сделала глубокий вдох. Теперь или никогда.
– Это тот самый аквариум с лобстерами. Твоя мама сказала мне, что ты помнишь.
Майлз снова взглянул на аквариум, в его очках отражалась вода. Сначала я решила, что была неправа, что вероятность слишком маленькая, что права была моя мама и все это я выдумала. Но потом он произнес:
– Ты часто такое вытворяешь?
– Нет, – ответила я. – Только сегодня.
Уголок его рта дернулся:
– Ты пахнешь лимонами.
Я поднялась на цыпочки.
Он повернулся ко мне, его руки нашли мою талию, а губы соприкоснулись с моими губами, словно он был готов к этому моменту.
А вот сказать, что я была готова, совершенно невозможно.
Я не была готова к эмоциям, к тому, что его длинные прохладные пальцы проберутся мне под куртку, толстовку и рубашку и сожмут бедра, оставляя неровности на моей коже. Все вокруг нас исчезло. Майлз застонал. Мои губы запульсировали. Жар. И как только я его не замечала? Он пронизывал слои одежды, разделявшие нас.
Я отпрянула. Он тяжело дышал и смотрел на меня тревожными, голодными глазами.
– Майлз.
– Прости. – В его более хриплом, чем всегда, голосе я не расслышала ни малейшей вины.
– Нет… я… хочешь поехать ко мне домой? – спросила неожиданно я.
Какой-то момент он сомневался; в глазах Майлза я читала, что он пытается разобрать смысл моих слов. У него это заняло больше времени, чем математическое уравнение или упражнение по языку. Те он выполнял в считаные минуты. Эта задача потребовала напряжения всего его мозга.
Мне пришлось поверить, что он такой родился: с этой сумятицей в голове, неспособностью понимать людей, потому что альтернативой было, что его заставили поверить, будто никто никогда не предложит ему ничего подобного, и когда это случилось, он растерялся. Это было грустно.
– Ты… ты хочешь сказать? – наморщил он брови.
– Да.
Его дыхание остановилось.
– Ты уверена?
Я позволила пальцам прогуляться по ремню его брюк.
– Да.
Тридцать четвертая глава
По дороге к моему дому мы не разговаривали. Костяшки пальцев Майлза, лежавших на руле, были совершенно белыми, и каждые несколько секунд он смотрел на меня. Я знала это, потому что не отрывала от него взгляда. По животу прошлось какое-то странное чувство – полувозбуждение, полуужас. Когда мы въехали на подъездную дорожку и стали расстегивать ремни, я придержала его.
– Подожди. Я пойду первой. А ты отъедешь немного по улице и вернешься к дому пешком. Знаешь мое окно?
– Нет.
Я показала.
– Подходи к нему, я впущу тебя.
Я бодро прошла к передней двери, по пути осматривая двор и стараясь вести себя совершенно как обычно, входя в дом и запирая за собой замок. В прихожей скинула туфли и стала красться на цыпочках мимо общей комнаты.
– Алекс?
Мама.
– Привет, мамуль.
– Я рада, что ты вернулась. – Она встала с дивана и вытянула руку. – Не думала, что вы так припозднитесь – выпей это.
Она дала мне таблетку. Я проглотила ее, не запивая.
– Мы останавливались поужинать.
– Хорошо съездили?
– Я считаю, что да. – Мне хотелось поскорее к себе в спальню. Хотелось закрыться, запереться, почувствовать себя в безопасности, оказаться подальше от пронизывающих глаз. И с Майлзом.
– Как вел себя Майлз?
– Хорошо. Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Он ездил в психиатрическую больницу к маме. Вдруг у него тоже есть с этим проблемы. Видит Бог, мальчик выглядит слегка… эмоционально недоразвитым. Я наполовину уверена, что он аутист.
– А что, если так?
Она от неожиданности моргнула:
– Что?
– Ну и что, если Майлз аутист? И он не «эмоционально недоразвитый» – все эмоции обычных людей при нем. Просто иногда у него проблемы с тем, чтобы понять, что именно он чувствует.
– Алекс, Майлз производит впечатление очень умного человека, но не думаю, что он подходящая для тебя компания.
Я хохотнула. Знала бы она.
– Тогда почему ты так волновалась о том, чтобы я пошла с ним? Хотела показать, где я буду жить после окончания школы?
– Нет, конечно же нет! Я не имела в виду ничего такого.
Я стряхнула куртку и повесила на вешалку.
– Я иду спать. Пожалуйста, не беспокой меня.
Оставив ее в темной прихожей, я прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь на замок. Обзором по периметру я пренебрегла. Мне было все равно. Мне было бы все равно, даже если бы в углу комнаты образовался сам Иосиф Сталин. Потом подняла окно и сняла сетку.
– Давай, только тихо, – сказала я.
У Майлза не было с этим трудностей. Он проскользнул в комнату, прикрытый темнотой. Я нашла его на ощупь и притянула к себе, помогая снять куртку. Пряный аромат и запах мяты наполнил мою комнату. Я знала, что все действительно хорошо, раз он здесь. Я обняла его и уткнулась лицом в рубашку. Майлз попятился назад, переступив через узкую полоску желтого света от фонаря на улице, и упал на кровать.
Артефакты на полках завибрировали, а фотографии на стене всколыхнулись. Я села и прижала палец к губам. Он кивнул. Уличный фонарь светил ему в глаза, и они казались синими витражами.
Он должен быть настоящим. Это важнее всего остального. Я сняла с него очки и положила на тумбочку. Меня потрясло, каким открытым оказалось его лицо – ясные голубые глаза, песочного цвета волосы и золотистые веснушки. Мое сердце заколотилось, но Майлз не предпринимал никаких действий. Какую-то секунду я гадала, а может, это меня заставили поверить, что такое возможно. Он лежал и смотрел на меня, и хотя я была уверена, что он неспособен видеть многого, тем не менее чувствовалось, что Майлз изучает мельчайшие детали.
Мои пальцы прошлись по его животу. Его мускулы напряглись, и он беззвучно засмеялся. Щекотно. Я улыбнулась, но он закрыл глаза. Я стала расстегивать его рубашку, Майлз приподнялся, чтобы я смогла стянуть ее с него.
Касаясь пальцами его кожи, я чувствовала, как вверх по телу пробегали импульсы, словно маленькие сгустки огня, и когда он осторожно в свою очередь снял рубашку с меня, я подумала, что сейчас сгорю. Я ненавижу такие вещи, как плавание и переодевание в раздевалках, потому что ненавижу быть обнаженной в присутствии других людей. Я становлюсь беззащитной. И это заставляет меня думать о страдании. Но это совсем не было неприятно.
Майлз помедлил, а потом обернул свое тело вокруг меня. Его шея оказалась выше моего плеча. Бюстгальтер немного сдвинулся с места, и я поняла, что он изучает застежку. Я чуть не прыснула от смеха ему в плечо. Он расстегнул ее, а потом стал застегивать. Расстегнул и застегнул еще несколько раз.
– Перестань отлынивать, – прошептала я.
Он расстегнул ее в последний раз и позволил мне снять бюстгальтер.