ю. Она была укреплена деревяшками, торчащими под странными углами – как бы удобными ступеньками и ручками. Вероятно, их прикрепил сюда Майлз. Главной сложностью для меня было, взбираясь по ним, не взорваться от жгучей боли, пронизывавшей все тело.
Через несколько минут мы с Такером уже были на скользком от дождя навесе над крыльцом, а затем начали постепенно продвигаться по направлению к комнате, где горел свет.
Окно было чуть приоткрыто – достаточно для того, чтобы я могла просунуть в щель пальцы и потянуть раму на себя. Так мы оказались внутри.
Я начала подмечать всякие мелочи: блокноты, выпавшие из шкафа; кусок Берлинской стены на шкафу, припавший на один бок, словно часть его была отбита; нацарапанные на стенах слова. На тумбочке стояла рамка с фотографией. Это был черно-белый снимок мужчины, очень похожего на Майлза: одна бровь вздернута, черная авиационная куртка, и все это на фоне послевоенного бомбардировщика.
– Его здесь нет, – сказала я. – Мы должны осмотреть весь дом.
– А как насчет Кливленда? – поежился Такер.
– Думаю, он смылся. Машины-то нет.
Но мои слова не слишком убедили его.
– За мной. – Я подошла к двери и открыла ее. Затхлый запах чуть не сбил меня с ног, и я поняла, насколько комната Майлза, пахнущая мятным мылом и сладостями, обязана своим очарованием Майлзу.
Такер последовал за мной в узкий коридор с дверьми вдоль него, все они были открыты, и в них хозяйничали дождь и ветер. Здесь было так холодно, так грустно, что я вообще не понимала, как Майлз мог жить в этом доме. Такер прошел в другой конец коридора, где имелась лестница, ведущая на первый этаж. Одинокая электрическая лампочка над ступенями отбрасывала на его черные волосы свет в форме нимба.
Такер шумно втянул воздух.
– Вот черт!
– Что?
– Вот черт, Алекс, вот черт! – Он помчался вниз, перепрыгивая через ступеньки. Я подбежала к лестнице и посмотрела вниз.
Там, прислонившись к стене и согнувшись, сидел Майлз.
За секунду я слетела сверху вниз по лестнице. Такер уже говорил по мобильнику с оператором службы 911. Я опустилась на колени рядом с Майлзом, желая коснуться его, но не смея сделать этого, – не знала, что меня ждет. Кровь медленно капала на его очки; под ее тяжестью они сползли с носа и повисли на ухе.
Окажется ли он холодным? Таким же мертвым и пустым, как дом вокруг него?
Этого не могло быть. Это мои галлюцинации. Я могу прогнать их, если очень постараюсь.
Но я не могла. Все вокруг было настоящим.
Я положила дрожащую руку на его грудь. И ничего не почувствовала. Приложила к груди ухо, закрыла глаза и молилась, действительно молилась, впервые в жизни – лишь бы кто из Богов внял мне.
Не уходи. Не уходи.
Затем я услышала это. И почувствовала почти незаметное колебание его груди – вверх-вниз, его дыхание.
Такер оттащил меня от него.
– Он дышит? – спросила я. – Он действительно дышит?
– Да, – сказал Такер. – Да, он дышит.
Пятьдесят восьмая глава
Когда «Скорая помощь» забрала Майлза из дома на носилках, мы сели на переднее крыльцо. Копы нашли машину Кливленда неподалеку – она врезалась в дерево, а сам он шатался вокруг нее в яростном пьяном ступоре. Свести концы с концами было не трудно.
Такер отвез меня обратно в больницу. К моему удивлению, никто на меня не кричал, мне добавили в шов несколько стежков, измерили давление и оставили в больнице еще на два дня, практически под арестом.
Я не возражала. Потому что на следующее утро у меня появился сосед по палате.
Пятьдесят девятая глава
– Мистер Лобстер. Как вы считаете, мои волосы скорее коммунистического красного цвета или такого красного, как у вас?
Утреннее солнце залило плиточный пол и белые простыни, отчего комната купалась в тепле. «Белый шум» машины под окном заглушал пиканье мониторов рядом с кроватью. Другими посторонними звуками были лишь время от времени шаги в коридоре и работающий где-то телевизор.
– Пожарная машина.
Я едва услышала его, так тихо он сказал это. Поначалу я даже не была уверена, что он не спит; его глаза были едва приоткрыты, но он облизывал губы.
– Пожарная машина, – снова сказал он, на этот раз чуть громче. – Земляника, знак «стоп», божья коровка, вишневый сок, помидор, тюльпан…
Он медленно поднял руку и потянулся к тумбочке:
– Очки.
Они были у меня на указательном пальце правой руки. Я осторожно взяла его руку и положила их ему на ладонь. Майлз какое-то время повертел их в руках, а потом надел. Несколько раз моргнул и уставился в потолок.
– Я мертв?
– К счастью, нет. Знаю, ты основательно помешался на этой идее, но у тебя ничего не получилось.
– А еще говорят, что хорошие люди умирают молодыми, – сказал он надтреснутым голосом. Я улыбнулась, хотя при этом мне казалось, будто в левую часть моего лица поназабивали гвоздей.
– Мы с тобой далеко не в идеальном состоянии, ты помнишь об этом?
Он нахмурился и попытался сесть, но со стоном упал на спину.
– Боже… что случилось?
– Тебя избили и сбросили с лестницы. Хочешь объяснить, что ты такого натворил?
– На самом-то деле я плохо помню. Я был расстроен…
– Да. Это я поняла.
– Все должно было пойти не так. Я провоцировал его. – Он огляделся. Увидел еще одну кровать. – Ты тоже лежишь в этой палате?
Я кивнула.
– Кто-то нас любит. – Он осторожно, морщась, повернул голову и посмотрел на меня:
– Твое лицо.
Я снова улыбнулась, ждала, когда же он наконец заметит.
– Только левая сторона, – сказала я. – Доктор вынул все стекло. Сказал, когда опухоль и краснота спадут, я буду выглядеть почти так же, как и прежде. Плюс множество шрамов.
Майлз нахмурился:
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Прекрасно! – ответила я. – Контузия, электрический шок, шрамы… ничего, что я не могу пережить, поверь мне. Побеспокойся лучше о себе. Знаю, как ты любишь избегать людей, но после такого у тебя может появиться собственный фан-клуб.
– Чего ты несешь? – спросил он, снова облизывая губы. – Здесь есть вода?
Я взяла стакан воды, принесенный медсестрой раньше. Пока он пил, я объяснила, что случилось с Кливлендом после того, как он сбросил Майлза с лестницы.
– Они взяли его. Он страшно перепугался. Думаю, он хотел, чтобы они ему помогли, или что-то в этом роде, потому что дал им свой точный адрес и рассказал, что произошло. У твоего дома уже стояла «Скорая», так что у них сразу сложилась цельная картина. – Я помолчала и села по-турецки. – Как бы то ни было, Кливленд в тюрьме. Суд не состоится, пока три главных свидетеля не будут готовы к нему.
Майлз открыл рот, желая сказать что-то еще, но вместо этого улыбнулся и покачал головой. Я попыталась подыскать слово для того, что чувствую, для этой смеси облегчения и экзальтации, и ничего не придумала.
Слова были его коньком, а не моим.
Несколькими минутами позже зашла медсестра проверить повязки Майлза, справиться о его самочувствии и спросить, не нужно ли ему чего.
– Ну, если вы не против, ваши друзья могут пройти к вам, – сказала она.
– Кто?…
– Она зказала мошно? – Джетта просунула в дверь свою курчавую голову и позыркала по сторонам. Остальные члены клуба маячили за ее плечом.
– Не слишком мне тут буяньте. – И медсестра вышла из палаты сразу после того, как члены клуба ввалились в нее.
– Привет, босс!
– Mein Chef!
– Выглядишь как черт.
Майлс посмотрел на всех – на Арта, Джетту, тройняшек, – оккупировавших его кровать, и нахмурился.
– Что вы все здесь делаете?
– Мы твои друзья, – медленно сказала Тео, словно объясняла некую фундаментальную истину ребенку. – Мы беспокоились о тебе.
– Видишь? – сказала я. – Они тебя любят.
– Кто тут вякнул что-то о любви? – поинтересовался Иван.
– Да мы ничего подобного не говорили, – улыбнулся Ян. – Нам просто нравится, что ты живой.
– Что бы мы делали без нашего бесстрашного лидера? – добавила Тео.
– А почему вы, ребята, не в школе? – спросил Майлз.
– Прогуляли, – ответил Арт. – Пара пустяков.
– Вы двое типа герои, – заявила Тео. – Вашу историю напечатали все газеты. Видели свои подарки? – Она подошла к стопкам открыток и к цветам на столике у окна. Их приносили каждый час с тех пор, как история стала широко известна.
– Я все еще не понимаю, почему они присылают подарки, – резко сказал Майлз.
– Это все твоя мама, – объяснила Тео. – Она рассказала нам вашу историю – почему ты проделывал все эти вещи в школе, почему все время работал.
– А нам почему ничего не говорил? – спросил Ян, но Майлз, казалось, не слышал его. Он смотрел мимо Джетты по направлению к двери.
– Мама.
Джун вошла в дверь с большими сумками в обеих руках и выглядела как олень в свете фар. Она сделала несколько шагов по палате. Я не знала, в первый ли раз за долгие годы она действительно была за пределами Кримс… Вудлендса. Она смогла решиться на это только из-за Майлза? Мы все вышли из палаты.
Я остановилась у двери и оглянулась. Джун крепко обнимала Майлза и раскачивала его взад-вперед. Я не видела ее лица, но слышала его смех и плач и какие-то неразборчивые слова, потому что в рот ему попала рубашка Джун. Спустя небольшое время мимо нас в палату вошла хорошо одетая женщина. Я стояла в дверях и слушала, как она заверяла их в том, что теперь все будет гораздо лучше. А потом вышла в холл.
Тройняшки отправились вниз за едой, а остальные пошли в комнату ожидания. Я присоединилась к ним; мои родители были где-то в больнице, и мне хотелось рассказать им о том, что происходит.
Мы столкнулись нос к носу в маленькой уединенной комнате ожиданий, и кроме них там был мой доктор и Могилокопательница. Их голоса звучали напряженно, разговор шел тяжелый. Меня охватило беспокойство. Они не видели, как я шла по коридору, и потому я прислонилась спиной к стене и пододвинулась поближе, оставаясь за углом.