Борис Николаевич почувствовал, как в душу заползает страх, впиваясь в него своими когтями. Ладони стали влажными и липкими. Все нутро затряслось мелкой противной дрожью. Как они так быстро нашли его? Хорошо хоть араб успел увезти Софью.
- Скажи, скажи им, что я не принимаю, - дрожащим голосом произнес он.
- Поздно! – На пороге возник Воронцов собственной персоной, - Или Вы сами, Ваше сиятельство, поднимете свой сиятельный зад, или я вытащу Вас оттуда собственноручно!
- Одни минутку, господа, - попытался оттянуть неизбежное Хвостов.
- Поторопитесь, пока я окончательно не потерял терпение, - процедил сквозь зубы его светлость.
Хвостов торопливо натянул на себя одежду. Открыв секретер, вытащил купчую на Оксану, и поспешил вниз к незваным гостям.
- Чем могу быть полезен, Ваша светлость? – залебезил граф.
- Мне стало известно, что три дня назад в Орле Вами была похищена девица прямо с рынка. У меня есть основания полагать, что это моя супруга, - с угрозой в голосе произнес Василий.
Князь едва сдерживал себя. Ему стоило огромных усилий не вцепиться в глотку этой мрази и не придушить его тот час же.
- Не может этого быть, - начал Хвостов, - Мною действительно была увезена девица, но уверяю Вас, к Вашей супруге она не имеет никакого отношения. Это дочь беглой крепостной, которая двадцать два года назад лишила жизни моего батюшку, и подалась в бега.
Дрожащей рукой, он протянул Василию купчую на Оксану.
Князь пробежал глазами документ, который гласил, «Лета тысяча семьсот восемьдесят третьего января в двадцать третий день статский советник Никита Иванович сын Пещуров, продал я его сиятельству графу Хвостову Николаю Михайловичу округи из села Урусова, крепостную свою крестьянку Оксану Федотову, дочь Парамонову, а взял я, Никита, с него, Николая Михайловича, за оную проданную крестьянку денег десять рублей...».
- Могу я взглянуть на эту девицу, - спросил князь обманчиво спокойным тоном.
- Увы! Ваша светлость, крепостную сию я обменял на арабского скакуна, - ответил Хвостов.
Едва он произнес эти слова, сидевший до этого в видимом спокойствии Василий Андреевич в мгновение ока сорвался с места, и сбив Хвостова на пол мощным ударом в челюсть, вцепился ему в горло обеими руками. Никто из дворни даже не шелохнулся, чтобы помочь хозяину. Граф хрипел, хватал ртом воздух, лицо его налилось кровью, и приобрело багровый оттенок, губы посинели. Никита Александрович, повисая всей тяжестью на плечах Воронцова, кое-как сумел оттащить его от, корчившегося на полу в предсмертной агонии Хвостова.
- Василий, побойся Бога, ты ж убьешь его. О Софье подумай, этим ты ей не поможешь, коли тебя на каторгу за убийство сошлют.
Воронцов глубоко вздохнул, силясь обуздать свой гнев. Достав из кармана довольно крупную сумму денег, он бросил их на лежащего у его ног графа, и затолкав в карман купчую бросил:
- Покупаю.
С этими словами он развернулся и вышел.
Воронцов стоял во дворе усадьбы Хвостова невидящим взглядом, уставившись на алеющий закатом небосклон. Строганов вышел на крыльцо и остановился рядом.
- Ты понимаешь, что это значит?
- Да, - тихо ответил Василий, - Но сейчас самое важное найти ее.
Софья несколько раз пыталась заговорить с арабом, но он делал вид, что не слышал ее. Девушка совсем сникла, поняв, что он не намерен с ней разговаривать. Заместив ее удрученное состояние, Рашид остановился и пересел с лошади в фургон. Софья подняла на него взгляд. Из под белого бурнуса на нее смотрели умные темные глаза. Длинные тонкие изящные пальцы перебирали янтарные четки.
- Рашид, - снова начала Софья, - мой муж очень богатый человек, он хорошо заплатит Вам, если Вы вернете меня ему.
- Значит, ты замужем, - усмехнулся араб.
Соня кивнула.
- Послушай меня, София, - произнёс Рашид, - Мне нет никакого дела до того, как ты попала к Хвостову, скажу тебе больше, меня не волнуют деньги, я человек не бедный. У моего властелина шейха Фархада бин Сакр аль-Касими через три месяца день рождение и я надеюсь преподнести ему лучший подарок. Ты самая красивая женщина из, встреченных мною до этого, а я повидал их не мало. Шейх молод и хорош собой, если ты будешь достаточно умна, и родишь ему наследника, то станешь со временем любимой женой, а я получу признанием и благодарность самого повелителя, как ты понимаешь, что стоит гораздо больше, чем все богатства мира. Так что не проси меня вернуть тебя твоему мужу, забудь его, впереди тебя ждет совершено иная жизнь. С этими словами он отвернулся от нее, и далее не обращал никакого внимания на ее попытки заговорить с ним.
Путь их продолжался. Чем дальше удалялись они от дома, тем большее отчаяние овладевало Софьей. Рашид держал путь в Варшаву. Сказал, что у него есть там дела. Его повелитель просил передать приглашение его другу, польскому князю Казимиру Ружинскому. С Ружинским великого шейха связывала давняя дружба. Лет десять назад, будучи еще юношей и принцем эмирата Шарджа Фархад бин Сакр аль-Касими возвращался домой морем после завершения дипломатической миссии в Париже. По пути на его небольшое судно напали берберские пираты. Сражение было жестоким и кровопролитным и, если бы не вмешался пан Ружинский со своей командой, исход этого боя был бы для юного арабского принца плачевным.
В Польше Рашид задерживаться не стал, вручив приглашение другу шейха, он направился в Геную, чтобы оттуда море отплыть в Египет.
Путешествие морем, Софья перенесла плохо. Все это время араб не отходил от нее ни на минуту. Он обтирал влажной тканью ее лицо, когда ей было плохо. Выносил на палубу, когда позволяла погода. Где-то в глубине души девушка была ему даже благодарна за ту заботу, что он проявлял о ней. Соня потеряла надежду когда-нибудь увидеть любимого, вернуться в родной дом, обнять сына. Чем дальше они удалялись от берега, тем больше она впадала в меланхолию. Причалив в Африке, Рашид присоединился к каравану, направляющемуся в Шарджу. Переход через пустыню оказался для нее самым тяжелым. Ночью, когда на раскаленные пески опускалась прохлада, приходило облегчение. Софья подолгу сидела около костра, подняв глаза к небу. Южная ночь была так не похожа на ту, к которой она привыкла. Звезды казались огромными, и сияли на черном бархате неба, как россыпь бриллиантов чистейшей воды. Но днем адское пекло сводило с ума. А еще верблюды. Поначалу эти животные пугали ее, но на третий день пути, она просто перестала обращать на них внимание.
Глава 23
Шарджа поразила Софью своим великолепием. Белоснежные сказочные дворцы, фантастические сады, наполненные причудливыми яркими цветами и диковинными птицами с ярким оперением, белоснежный песок на берегу синего как ее глаза моря и простирающаяся за городом бескрайняя пустыня. Рашид привез ее в свой дом. Все, что она видела, не переставало удивлять ее. Такой роскоши она не видела нигде и никогда. Особенно ее поразил фонтан, в центре тенистого дворика дома Рашида, несмотря на то, что все вокруг было чужое, чужая речь, чужие обычаи, чужая культура. Прислуга в доме араба обращала на нее внимание не больше, чем на предмет обстановки. Общаться она могла только с Рашидом, потому как никто более в его доме по французски не говорил.
Прошла неделя, как они приехали. Вечером Соня сидела около фонтана, опустив ладонь в прохладную воду в мраморной чаше. Одуряющий запах роз витал вокруг, кружа голову. Слышался заунывный голос муэдзина, призывающий правоверных к вечерней молитве. Софья погрузилась в раздумья. Как там Лешенька? А Василий? Вспоминает ли ее? Думает ли о ней, как она о нем? Девушка тяжело вздохнула. Тяжестью на сердце легла тоска, беспросветная и безысходная, конца и края ей не видно. Она словно и не жила. Душа ее осталась там, рядом с родными и близкими. Сколько раз она плакала ночами, вспоминая жаркие ласки и поцелуи любимого, младенческий плач сына преследовал ее во снах. Софья замкнулась в себе. Она позволила обрядить себя в арабские одежды, ибо были они не в пример удобнее европейского платья в этом знойном краю.
Небо темнело, угасал закат, такой яркий, что казалось, что таких красок просто не существует в природе. Во двор вышел Рашид.
- Пойдем, красавица, пора.
- Не хочу, - выдохнула Софья.
- Не серди меня, София, - нахмурился араб, - Все равно ты пойдешь. Только тебе решать сама или тебя доставят во дворец связанную как ягненка на заклание.
Девушка поднялась со своего места.
- С чего ты решил, Рашид, что я добровольно покорюсь?! – гневно произнесла она.
- Пусть будет так, - усмехнулся он, делая знак слуге, - Фархад любит укрощать необъезженных кобылиц.
В тот же миг ей на голову опустился холщовый мешок. Ловкие руки слуги, завязали его там, где находились ее щиколотки. Перекинув ее через плечо, он направился вслед за своим хозяином. Она не видела, куда ее несут, но по тому, сколько прошло времени, как ее снова поставили на ноги, поняла, что дворец шейха находится не так уж далеко от дома Рашида.
Софья слышала разговор. Говорили на арабском, судя по всему двое мужчин. Голос Рашида она узнала, второй был ей не знаком. Она услышала имя «Фархад», звук шагов, кто-то приближался к ней. Сильные руки коснулись щиколотки, развязали бечевку, связывающую их, в одно мгновение мешок слетел с нее, и она встретилась глазами с изумленным взглядом шейха.
- Твои глаза синие, как море, волосы, как шелк, - произнес он на языке французской аристократии.
Белозубая улыбка сверкнула на смуглом лице. Указательным пальцем он приподнял ее подбородок, подушечка большого пальца ласково коснулась пухлых губ.
Софья украдкой из полуопущенных ресниц рассматривала мужчину стоявшего перед ней. Он был высок, тонок станом и чем-то напоминал ей хищного зверя. Шейх был гораздо выше Рашида и его соплеменников, которых она успела увидеть во время своего пребывания в Шараджи. Широкие плечи укутывала белая шелковая туника с глубоким вырезом, в котором виднелась смуглая кожа на его груди. Пояс из черного шелка подчеркивал тонкую талию. Длинные ноги одеты в черные шелковые шаровары, на ногах сапожки из мягкой кожи. Решившись, она подняла глаза, и смело взглянула в его лицо. О да, Рашид не обманул ее. Фархад бин Сакр аль-Касими действительно был молод и хорош собой. На вид ему было не больше тридцати. Правильные черты лица, тонкий прямой нос, высокие скулы, темные как южная ночь глаза обрамляли невероятно длинные и густые ресницы. И сейчас эти глаза взирали на нее с неподдельным восхищением.