- Встаньте, - услышала она глубокий голос над своей головой.
Софья поднялась и посмотрела на того, от кого зависела ее судьба сейчас.
- Мне говорили, что Вы необычайно красивы, - задумчиво молвил император, обходя ее кругом, - Вижу, что не обманули. Что же, теперь мне понятно, почему светлейший князь совершенно потерял голову. Слухи, которые доходили до меня, весьма противоречивы, сударыня. Но, если пан Ружинский утверждает, что Вы дочь его покойной сестры, у меня нет оснований ему не верить. Возвращайтесь к мужу, сударыня, я велю своему секретарю написать письмо, объясняющее мое решение.
Тройка резво бежала по укатанному почтовому тракту. Неделю Софья и пан Ружинский были в пути. Каждое мгновение приближало ее к дому и все тревожней на душе становилось. Как же встретят ее там? Весь свет ее блудницей сочтет. Как осмелилась она вернуться? Как мужу в глаза посмотрит? Что он делать станет? Может в монастырь сошлет?
Вот и указатель «Преображенское», еще пара верст и она дома, в имении. Усадьба встретила их тишиной, падающим снегом и трескучим морозом. Софья легко спрыгнула с подножки. Навстречу ей спешил старый конюх Семен.
- Семен, где все? – обратилась она к нему.
- Ой, ваша светлость, что ж это будет то теперича? – перекрестился мужик, кланяясь ей.
- Где муж мой?
- В церкви его светлость, венчаться они должны сегодня.
Софья побледнела, закружилась голова, двор завертелся каруселью перед глазами. Казимир подхватил ее.
- Софья, не время сейчас, - встряхнул он ее.
- Показывай куда ехать! - бросил он мужику, помогая ей снова забраться в сани.
Василий стоял у алтаря. По его настоянию свадьбу решили играть не в столице, как того княжне хотелось, а в имении. Бросив взгляд на свою невесту, князь едва заметно вздохнул. Открылась дверь за спиной, по толпе гостей пробежал тихий ропот, который становился все громче и громче. Святой отец, совершавший обряд венчания замер.
- Василий Андреевич, Ваша светлость, - раздался громкий мужской голос, ему незнакомый, - Так торопитесь двоеженцем стать?!
Толпа ахнула. Воронцов резко обернулся. В проходе стоял высокий не знакомый ему мужчина, а рядом с ним Софья, опираясь на его руку.
- Господи, Боже, - перекрестилась Анна Николаевна, - Софья, живая.
Ноги сами понесли к ней. На невесту свою Василий даже не оглянулся, слыша за спиной ее возмущенные вопли.
- Софи, сердце мое, ты ли это? – дрожащие руки гладили знакомые черты, вытирали соленые слезы с гладких щек.
- Недолго же Вы, Ваша светлость в печали были, - отодвигаясь от него, тихо сказала Софья.
- Это возмутительно, - вполголоса произнес князь Дашков, - Бросить у алтаря мою дочь ради крепостной девки.
- Прошу прощения, господа, что прервали Вас, - громко произнес пан Ружинский, - Но свадьбу придется отложить в свете открывшихся обстоятельств.
Поздним вечером в кабинете его светлости князя Воронцова супруги остались наедине. Софья знала, что Василий собирался жениться, но одно слышать об этом от незнакомого по сути человека, а совсем другое увидеть воочию своими глазами того, кому ты отдала свое сердце, прикипела всей душой, стоящего у алтаря рядом с другой. Обида встала комком в горле, не давала вздохнуть.
- Скажи мне, Софи, - поднял глаза князь, - Историю, рассказанную паном Ружинским о твоем невероятном спасении по дороге в Шаражд, я уже слышал. Скажи мне правду. Ты была там?
Софья горько усмехнулась, она ждала этого вопроса.
- Да. Я была наложницей шейха Фархада бин Сакр аль-Касими.
Она видела, как дернулся мускул на щеке ее супруга. Воронцов молчал.
- Ну что ты молчишь!? – слезы подступили к глазам, - Может, мне руки наложить на себя надобно было, дабы не опозорить фамилии твоей?! Может, мне в монастырь уйти?! Если ты не хочешь более меня видеть, дозволь забрать сына, и я уеду с паном Ружинским, - устало вздохнула она.
- Никуда ты не поедешь! Как же я могу отказаться от супруги, которая под протекцией самого государя находится, - язвительно ответил Василий, - Нет, Ваша светлость, Вы моя жена, ею и останетесь. Вы будете жить здесь в имении, и никогда, слышите, никогда не будете более покидать его пределы.
- А Вы, Ваша светлость?...
- А я, вернусь в столицу, - усмехнулся Воронцов, - Сил моих видеть тебя, нет!
С этими словами князь развернулся на каблуках и вышел из кабинета, оставив Софью одну. Она добрела до своей спальни, с помощью горничной разделась и легла в постель, пустую и холодную. Горечь подступила к горлу. Слезы тихо выкатывались из под закрытых век, оставляя мокрые дорожки на лице.
Глава 31
Не спалось. После выпавшего днем снега поднялся ветер, завывая за стенами господского дома. Софья поднялась с кровати, подойдя к окну, отдернула тяжелую бархатную портьеру. За стеклом мутная мгла окутывала все кругом, тонкий силуэт месяца, едва просматривался сквозь снежные завихрения вьюги. Такая же зима стыла в сердце, не оставив в нем ни искры тепла. Только холод и боль. Накинув на плечи халат, она прошла в детскую. Нянька спала в кресле около камина. Склонившись над кроваткой, мать долго всматривалась в свое дитя. Как же он похож на своего отца. Неужели вырастет таким же как он? Черствым. Неужели и для него гордость станет важнее самого дорогого? Нет. Она не допустит такого. Она воспитает его настоящим мужчиной. Умным, добрым и способным стать выше предрассудков общества. Пусть пан Казимир преподнес свою версию ее отсутствия в течение полугода, для всех она это время провела в Европе, но мужу своему Соня не смогла солгать. Какой же глупой она была, когда надеялась, что Василий сможет переступить через свою треклятую гордость, простит и примет ее. Какой наивностью было считать, что чувство, которое связало их, окажется для него дороже, чем уязвленное самолюбие. Опустившись на стул рядом с колыбелью, она горько вздохнула. Сколько еще одиноких ночей ожидает ее.
Его светлости тоже не спалось этой вьюжной ночью. Несколько раз Воронцов подходил к двери, ведущей в покои его жены. В последний раз, уже взявшись за ручку, он отдернул руку, словно обжегся. Господи, Боже, ну за что такая мука?! Вот она рядом, стоит открыть дверь и сделать несколько шагов. Но как забыть ее слова?! Другой касался ее. Чужие руки ласкали это совершенное тело, чужие губы целовали ее, в чужих объятьях она проводила ночи. Как смириться с этим?! Как найти в себе силы принять это?! Надо уехать. Забыть о ней. Пусть остается в деревне, как мать его ребенка, а он будет жить, как жил до этого. Будь она его крепостной, он бы сделал ее своей любовницей, а так остается только забыть о ней.
Соня проснулась поздно. Голова болела от пролитых ночью слез. Все тело ломило, словно она прошагала несколько верст пешком по колено в снегу. По ее зову явилась горничная Дарья.
Переодевшись в утреннее платье, она спустилась в малую столовую. За столом была только Анна Николаевна.
- Доброе утро, - поздоровалась Софья.
- Доброе, Сонечка. Что-то ты плохо выглядишь. Не заболела, - участливо поинтересовалась она.
- Нет. Все хорошо, Анна Николаевна. А его светлость Василий Андреевич уже завтракали.
Анна Николаевна опустила глаза.
- Да. Василий Андреевич уже позавтракал, и час назад отбыл в столицу.
Что ж, ничего другого она больше от него не ждала. Спокойно опустившись на отодвинутый для нее лакеем стул, Софья расправила на коленях салфетку и принялась за завтрак. Аппетита не было совсем. Поковырявшись в тарелке для отвода глаз, она выпила чаю, и, закончив с трапезой, направилась в детскую. Она соскучилась по Алеше. Пока ее не было мальчик, так подрос. Он больше не был тем, крошкой, каким она запомнила его. Черные блестящие глаза, опушенные длинными ресницами, с любопытством взирали на окружающий мир. Маленькие ручки тянули в рот все, до чего умудрялись дотянуться. Наблюдать за ним, играть с ним было для Софьи ни с чем несравнимым удовольствием.
Так потянулись дни. Один похожий на другой. Все время Соня проводила с сыном. В хорошую погоду она частенько направлялась на прогулку верхом на белоснежной лошадке, которую подарил Фархад. Софья назвала ее Утренняя звезда. Быстрая скачка по покрытой снегом равнине бодрила, придавала румянец бледной коже, когда она возвращалась в усадьбу, глаза ее блестели, как драгоценные сапфиры.
Морозным февральским полднем она вернулась по своему обыкновению с прогулки. Спешившись, передала поводья конюху.
- Ваша светлость, к Вам гости, - хитро улыбаясь, обратился к ней Семен.
- Гости? Ко мне? – пожала плечами Софья.
Она никого не ждала. Легко взбежав по ступеням на крыльцо, Соня сначала замерла, а потом с восторженным криком бросилась в объятья своей единственной подруги.
- Мари! Боже, Мари! Как же я рада тебя видеть.
- А уж как мы рады! - обнимая ее со спины за плечи, рассмеялся Никита.
- Да проходите же скорее. Что ж мы на крыльце мерзнем?
Вечером повариха превзошла саму себя. Ужин был выше всяких похвал. Софья светилась, сидя за ужином рядом с подругой. Чета Строгановых ни, словом не обмолвилась об отсутствии хозяина имения. Но когда трапеза подошла к концу, Никита Александрович, поднялся со своего места и обратился к Софье:
- Софья Алексеевна, могу я с Вами говорить наедине?
- Я думаю, в кабинете моего супруга нам будет удобнее, Никита Александрович, - ответила она, поднимаясь со своего места.
Пройдя в кабинет, она налила в стакан бренди, предусмотрительно оставленный дворецким, для барона и себе в рюмку шерри.
Оказавшись с ним наедине, Соня обернулась к барону Строганову.
- Я слушаю Вас, Никита Александрович.
- Софи, я не знаю, что произошло между тобой и Воронцовым, но как его друг я не могу оставаться в стороне, и смотреть как он совершает чудовищную ошибку, - запустив пятерню в густую шевелюру, начал Строганов.
- Не пойму, о чем Вы, Никита Александрович, - нахмурилась Софья.
- Я не знаю, почему он приехал в столицу без Вас, когда сам император желал Вас видеть, но то, что он завел интрижку под носом у британского посла с его супругой леди Эммой, уже переходит всякие границы.